Так было - Анастас Микоян

Жена у него была молодая, лет 25-27 (ему было около 42), взбалмошная женщина из казачек. Через несколько дней после начала отдыха я решил заняться верховой ездой. Достали лошадей, и я стал ездить по Тебердинскому ущелью и в разные стороны от Теберды. Жена Сокольникова также захотела ездить верхом, сказав, что она казачка и скучает без езды. Мне показалось, что она хочет остаться со мной наедине — думать так у меня уже были основания, поскольку она проявляла ко мне повышенное внимание, казавшееся мне с моими кавказскими традициями неприличным, да еще в присутствии мужа. Хотя я допускаю, что в казацких станицах нравы несколько проще тех, в которых были воспитаны мы с Ашхен. Как бы то ни было, отговорить ее я не смог. Тогда я при первой возможности перешел на галоп, а было это на узкой и неровной тропе. Только опытный наездник мог там идти галопом. Ее лошадь тоже перешла на галоп. Она так испугалась, что бросила вожжи, лошадь понесла, она схватилась за ее шею и попросила меня вернуть ее домой.

В следующий раз я и Сокольникова уговорил, чтобы он покатался верхом — это и полезно и интересно. Он согласился, и несколько раз мы катались втроем, потом только вдвоем с ним. Мы много раз ездили по разным ущельям и местам. Он восхищения не высказывал, был сдержан в выражениях своих эмоций, но, видимо, это все ему нравилось.

Я очень любил ездить галопом, он же не любил, тем более в ущельях с их узкими тропами, рискованными для такого занятия. По дороге мы останавливались в селах, знакомились с людьми, спрашивали, как живут. Меня удивило, что никаких посевов зерновых и картофеля у них не было. Только около домов совсем небольшие клочки земли были распаханы и засеяны травами. И это было во всех селах. Мы проезжали мимо пастбищ. Люди выходили к нам навстречу и угощали карачаевским айраном. Это нечто вроде простокваши, которая держится в курдюках и является очень приятным кислым напитком, утоляющим жажду. Напиток очень понравился мне и моим спутникам.

Как-то в беседе с Сокольниковым я спросил его, возможно ли в связи с последствиями засухи в крае оказать нам какую-либо финансовую помощь для здравоохранения, просвещения и пр. Он сказал, что это можно. Меня это обрадовало. Сокольников выполнил свое обещание. Это было серьезной помощью краю.

Приезжал для беседы со мной Гурджиев, председатель Карачаево-Черкесского облисполкома. Он был несколько дней, информировал меня по всем важным вопросам. Беседовал и с Сокольниковым. Гурджиев информировал о положении у черкесов, казаков, в руководстве области. Из его рассказов было видно, что положение в руководстве тяжелое. Была разобщенность между карачаевцами, с одной стороны, черкесами, с другой, казаками, с третьей. Я об этом узнал и во время посещения дома Кипкеева, уважаемого человека в Теберде. В один из приездов в его гостеприимный дом по просьбе Кипкеева я дал имя его новорожденной дочери. Ее назвали Совет.

Центр области был в большой казачьей станице — Батал-Пашинске. Перед окончанием отпуска я заехал в Батал-Пашинск, беседовал с отдельными работниками: черкесами, казаками, карачаевцами. Провел заседание обкома, где после обсуждения отчета о положении дел состоялась оживленная беседа. Столкнулись разные мнения, чувствовался разнобой между тремя национальными группировками. Меня удивило, что у черкесов существовало разделение на крестьян и дворян. Дворянами они были только по званию, а по положению мало чем отличались от основной крестьянской массы. Вот представители от крестьянской массы и протестовали против этих дворян. Это было для меня новым.

Я написал в ЦК письмо о положении дел в Карачаево-Черкесской области и предложил фактически децентрализовать руководство местными советами таким образом, чтобы делами карачаевских и черкесских аулов занимались соответственно члены исполкома — один карачаевец, другой — черкес.

Карачаевцам я посоветовал подумать о строительстве при помощи края города, который стал бы их культурным и административным центром. Город был отстроен в 1929 г., когда я уже работал в Москве.

В 1924-1925 гг. сельское хозяйство на Северном Кавказе было восстановлено. Остались позади годы голода, карточек и нехватки продовольствия. Мы все были охвачены желанием поскорее претворить в жизнь кооперативный план Ленина.

Потребительская и сбытовая сельскохозяйственная кооперация охватила почти все крестьянство, все сельское хозяйство. Но это еще не был социализм. Нужно было кооперировать производство. На какой базе? Гремели по всей стране слова Ленина: «Дайте 100 тысяч тракторов, и мужик скажет — я за коммунию».

Мы стали добиваться получения из Центра сельскохозяйственных машин, главным образом молотилок и лобогреек (зерновых косилок на конной тяге) и небольшого количества тракторов. Эти машины продавались не крестьянам, а машинным товариществам, которые покупали их на кооперативных началах. Дело шло хорошо, только не хватало машин. Мы на местах думали, как бы ускорить их производство.

Обсудив в крае с сельскохозяйственными работниками и инженерами этот вопрос, мы составили свой план для края, и я выехал в Москву к Дзержинскому Председателю ВСНХ. Позвонил о прибытии. После телефонного разговора он предложил мне зайти к нему в половине двенадцатого ночи в ВСНХ. На тот же час он вызвал Межлаука, начальника Главметалла, которому подчинялись металлургия и машиностроение. Я сказал, что мы хотим построить в крае два крупных завода: один — по производству тракторов типа «Фордзон» в Ростове, другой — по производству лобогреек в Новочеркасске.

Я доказывал, что в крае, который простирался от Азовского и Черного морей до Каспия и имел громадные посевные площади, эти заводы необходимы. «Нас обеспечат полностью и кое-что соседним республикам дадим», — говорил я.

Дзержинский сказал: «Очень хорошо, что заботитесь о строительстве этих заводов. Мы сами озабочены этим делом, и у нас есть план начать строительство тракторного завода в Царицыне, который расположен в очень хорошем месте и может обслуживать как Северный Кавказ, так и Поволжье. Вот завод лобогреек это, пожалуй, можно построить и на Северном Кавказе. Можно в Ростове, можно и в Новочеркасске — оба варианта подходящи».

Пришлось ограничиться этим.

Построенный завод лобогреек стал в дальнейшем заводом «Ростсельмаш» по производству комбайнов, о которых тогда мы еще и не мечтали.

Глава 19. Вспышка внутрипартийной борьбы. Избрание в Политбюро

Летом 1925 г. я с женой и двумя малыми детьми был в доме отдыха «Мухалатка», который находится недалеко от Фороса в сторону Ялты. Я застал там Дзержинского с женой, Фрунзе с женой, которая была больна туберкулезом, старого революционера Феликса Кона с женой и некоторых других. Фрунзе был страстным охотником, поэтому он вскоре уехал в Азербайджан, в ленкоранские степи. Он рассказывал, что там были замечательные места для охоты.