Невеста каторжника, или Тайны Бастилии - Георг Борн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но куда идти? Где искать защиты? Вокруг — непроглядная тьма, а она не знает ни дороги, ни местности.
Идти на берег к перевозчикам? Но не заодно ли они с Пьером и Марго? Кроме того, они наверняка уплыли назад, чтобы утром на большом пароме переправить почтовый дилижанс. Спрятаться тут, на берегу, и ожидать дилижанса? Но ведь Пьер и Марго, как только хватятся ее, тотчас же станут ее искать.
Так и не придя к определенному решению, Адриенна побежала прочь от хижины. Она надеялась выйти на большую дорогу. Однако прибежала она не куда‑нибудь, а опять на берег реки, к тому самому месту, где ее недавно высадили перевозчики.
Досадуя на себя, что заблудилась, она услышала приближающиеся голоса Пьера и Марго.
— Мы должны ее найти, — говорила Марго. — Она не может уйти далеко.
— Мерзавка! Она еще, верно, у нас из кровати вытащила деньги, — вторил жене Пьер.
Адриенна что было сил пустилась по какой‑то широкой дороге прочь от берега. И вскоре голоса преследователей стали глуше. Но силы покинули Адриенну, и она остановилась, чтобы перевести дух. Она уже была довольно далеко от воды и от хижины и надеялась спокойно продолжать свой путь.
Но вдруг она услышала за собой шаги. Обернулась и, несмотря на темноту, заметила, что кто‑то подходит к ней.
Да это же Марго, женщина из хижины!
Адриенна вскрикнула и снова пустилась бежать.
— Стой! — закричала Марго. — Иначе догоню и убью! Ты украла у нас деньги из постели!
Ноги Адриенны от страха подкашивались, и Марго быстро настигла ее.
— Помилуйте! — взмолилась Адриенна.
Однако Марго с силой ударила ее по голове толстой палкой, и Адриенна беззвучно повалилась на землю.
— Воровка! Обманщица! — кричала Марго. — Где ты, Пьер?! Я догнала ее! Иди сюда!
Прибежал Пьер с фонарем в руке.
— Где она?
— Вот она лежит, — ответила жена, становясь на колени возле распростертой на земле Адриенны.
— Ты убила ее! — воскликнул Пьер в испуге.
— Что за беда! — ответила Марго, шаря по карманам Адриенны. — Если она мертвая, то ничего про нас не расскажет… Вот деньги… — продолжала Марго, приподнимая полный кошелек с монетами.
Пьер тут же вырвал у нее кошелек. Марго продолжала искать и нашла на груди Адриенны пакет, в котором был запечатан указ о помиловании. Марго забрала и пакет в надежде, что и в нем есть что‑нибудь ценное.
— Но нельзя же оставлять ее здесь, — проговорил Пьер.
— Не хлопочи так много, — отрезала Марго.
— Здесь столбовая дорога, и ее скоро увидит народ…
— А нам что за дело? Оставим ее здесь.
Пьер все же оттащил Адриенну в кусты. Потом вернулся, взял фонарь и последовал за женой, которая спешила спрятать награбленное.
Как только Пьер догнал ее, он взял у нее конверт.
— Это королевский указ, — сказал он. — Если его найдут у нас, то мы пропали.
— Значит, нам он не годится, — сказала Марго. — Выброси его куда подальше.
Пьер выкинул пакет в траву на обочине дороги, а ветер подхватил бумагу и понес в темноту.
— Вот и все, — сказала Марго. — И никто ничего нам не сделает. Эта дамочка обокрала нас, а мы только вернули свои деньги. Так что не трусь, как заяц. Что нам за дело до письма? Деньги у нас — и это главное.
И оба направились в свою хижину.
XXV. НАРЦИСС РАМО
Через несколько дней после разговора камер–юнкера Марильяка с матерью маркизы де Помпадур камер–юнкер снова отправился в Париж. Повернув на широкую и длинную улицу Святого Мартина, Марильяк вскоре отыскал дом Форкиама, у которого проходили публичные вечера с танцами.
Форкиам, высокий худощавый мужчина с седой бородой и острым носом, походил на человека, который всю свою жизнь жил впроголодь. Он был холост, и когда его спрашивали, почему не женится, он обычно отвечал: жена стоит очень дорого, а дети — еще более дорогая забава. И ради кого же он подвергал себя всякого рода лишениям? Для кого копил деньги?
Когда ему говорили, что после смерти его богатство наверняка достанется каким‑нибудь дальним родственникам, он безразлично махал рукой — он, как и все скряги, находил удовольствие в самом процессе накопления денег, и это с избытком вознаграждало его за все лишения.
Форкиам встретил незнакомого знатного господина с поклоном, а тот велел подать себе вина. Однако пить вино Марильяк не стал. Он заплатил за вино, только чтобы задобрить хозяина и заставить того разговориться. Заметив, что гость не пьет поданного вина, Форкиам стал еще услужливее, прикинув, что вино можно продать вторично.
— Любезный господин Форкиам, — сказал виконт, который умел быть весьма учтивым, — я желал бы спросить вас кое о чем. Речь идет о человеке, которому я хочу протянуть руку помощи.
— Вы хотите помочь деньгами? — спросил Форкиам. — Позвольте вам напомнить, что помощь часто попадает к недостойным людям.
— Некоторым образом вы правы, любезный Форкиам, но помогать все же надо. Я слышал, что у вас прежде играл на танцах некто Нарцисс Рамо, бедный скрипач, который всю свою жизнь не мог себе заработать на сытный обед.
— Нарцисс Рамо? — переспросил хозяин. — Вы, ваша милость, не ошиблись. Был такой, но это было давно. Этот музыкант больше у меня не играет. Он стал неблагонадежен.
— Так–так, а не знаете ли вы случаем, где теперь этот Нарцисс? Где играет? Где живет?
Хозяин задумался.
— Гм, я бы охотно услужил вашей милости, — сказал он, — но я положительно ничего не знаю об этом человеке. Говорят, он в последнее время совершенно спился… Но погодите, вот идет старый флейтист Лаван — может быть, он знает что‑нибудь о Рамо… Лаван! — позвал хозяин.
Старый флейтист, человек в поношенном сюртуке и старой шляпе, услышав Форкиама, подошел к столу.
— Вы ведь, Лаван, еще помните скрипача, игравшего у меня?
— Вы говорите о Нарциссе Рамо? — спросил флейтист, и лицо его сперва просияло от восхищения. — Да, это был скрипач! — Но потом флейтист помрачнел. — Теперь он совершенно опустился.
— Где же он играет?
— Да он и не играет.
— То есть — как?
Скрипку заложил и не выкупил. Жаль его… — вздохнул Лаван. — У меня каждый раз болит сердце, когда я вижу его на бульваре.
— Он часто бывает на бульваре? — спросил камер–юнкер.
— Он там обитает. Поговорит то с одним, то с другим, отпускает остроты вслед прохожим. Или гуляет себе просто так, без всякой цели. Видеть, как он постепенно опускается, тяжело, плакать хочется.
— Знаете, где он живет? — спросил камер–юнкер.
— В маленьком домике около де ля Билье. Если вы чем‑нибудь поможете ему, то Бог вознаградит вас. Из него вышел бы великий музыкант…