Памятное. Книга вторая - Андрей Громыко

Я спросил Кейнса:

— Не угрожает ли Англии такое положение, при котором ее независимость в отношениях с США сильно пошатнется? Некоторые американские деятели иногда такую мысль высказывают, хотя и не делают на этот счет официальных заявлений, поскольку правительство США, по понятным соображениям, не одобрило бы подобные заявления. Вместе с тем английская пресса, заглядывая в будущее, нет-нет да и опубликует предположения в этом духе.

Не отвечая прямо на поставленный перед ним вопрос, Кейнс старался подчеркивать другое:

— Обратите внимание на то, — говорил он, — какой большой потенциал у Великобритании, который она, я уверен, сумеет сохранить и после войны.

В отношении будущего Британской колониальной империи он выражал свое мнение осторожно и избегал делать какие-либо прогнозы.

Другой вопрос, который я поставил перед ученым, состоял в следующем:

— Ваше имя хорошо известно и в нашей стране, особенно в кругах ученых-обществоведов. Как бы вы сформулировали кредо своей экономической концепции применительно к тому сложному и ответственному периоду, в который после окончания второй мировой войны вступит мир, в том числе державы антигитлеровской коалиции?

Кейнс, неторопливо взвешивая каждое слово, заявил:

— Капиталистические страны будут развиваться по тому пути, по которому они идут уже сотни лет, — по пути капитализма. В социализм я не верю. Это не значит, что мир будет делиться на черное и белое. Будут иметь место элементы конвергенции, но они не должны нарушать сложившуюся экономическую и социальную структуру государств, вступивших в войну против гитлеровской Германии.

Мысль, которую собеседник особенно подчеркивал, заключалась в следующем:

— От правительств, от тех, кто будет осуществлять власть в странах свободной конкуренции, потребуется в дальнейшем гораздо большая гибкость в части решения экономических проблем. Вполне логично поэтому ожидать большего вмешательства государства в экономическую жизнь, чем это было до сих пор, особенно перед войной. Однако влияние правительств на экономическую жизнь государств должно не только не противоречить интересам предпринимателей, а, напротив, соответствовать им. Ведь важно способствовать преодолению затруднений в экономике государств.

Кейнс не употреблял слово «кризис», но, несомненно, под «затруднениями» он понимал прежде всего экономические кризисы и потрясения.

— А как вы смотрите на выводы о неизбежности экономических кризисов в капиталистическом обществе, которые давно уже сделал Маркс?

Кейнс высказал любопытную для того времени мысль:

— В отличие от других экономистов, впрочем немногих, которые выражают несогласие с выводом Маркса, я признаю, что Маркс имел основания для того, чтобы такой вывод сделать. Но сейчас в своем развитии капиталистическое общество поднялось на новую ступень и, кроме того, класс собственников приобрел богатый опыт, как бороться с затруднениями и даже потрясениями в экономической жизни.

— Как же тогда понимать кризис 1929–1933 годов? — спросил я.

— Меня он не убеждает, — туманно ответил Кейнс, — однако, пожалуй, подобное потрясение экономики заставляет признать, что мои теоретические выводы нуждаются в более полном подтверждении практикой. Я исхожу из того, что такие потрясения будут иметь место.

— В научной политической экономии Маркса, — сказал я, — главным является то, что она вскрыла природу капиталистической эксплуатации. Маркс открыл закон прибавочной стоимости, показал внутренний механизм развития капитализма и его историческую обреченность. А что главное в вашем учении, которое уже сейчас именуют кейнсианством?

Кейнс подумал и с убежденностью ответил:

— По этому поводу можно распространяться долго. Но если коротко, то главное в моей теории государственного регулирования экономики состоит в том, чтобы добиться поддержания эффективного спроса и полной занятости.

Нет, не добились страны капитала после войны того, на что уповал Кейнс, — ни эффективного спроса, ни полной занятости. Однако ряд его идей получил практическое воплощение. В западных странах появилось множество его последователей. Созданы школы неокейнсианства. В них некоторые положения Кейнса в какой-то степени «пересмотрены» и «развиты». Одни преемники ушли от него «влево», другие — «вправо».

А результат? Помогло ли кейнсианство или неокейнсианство спасти капитализм от его бед?

Ни в коем разе. В капиталистическом мире, и это показал опыт всех послевоенных лет, вместо эффективного спроса — почти постоянная инфляция и тщетные попытки предотвратить экономические кризисы, которые проявляются в падении производства, недогрузке его мощностей, нарушениях в денежно-кредитной и валютно-финансовой сферах. Что же касается «полной занятости», то об этом лучше всего могут рассказать миллионы безработных в странах капитала.

Несколько слов о том, какое впечатление произвел на меня Кейнс просто как человек. Если смотреть на Кейнса, когда он идет по коридорам дворца, в котором проводились заседания конференции, то казалось, что идет человек, никого не видящий, углубленный в свои мысли. Импозантный вид отличал его от других. Темный костюм, сшитый из первоклассного английского сукна, выглядел отлично. У него никогда не заметишь той нарочитой неряшливости, которой иногда любят щеголять английские аристократы. Да, как это ни странно — нарочитой неряшливости…

Цену себе Кейнс, конечно, знал. Беседовать о делах он предпочитал по-крупному. Просто, как говорят, по-светски судачить он не любил, о чем рассказывали и его соотечественники.

Вид Кейнса во время моих встреч с ним не внушал никаких опасений насчет его здоровья, так как выглядел он хорошо. Однако умер он сравнительно рано, в возрасте 63 лет. Это случилось вскоре после войны: в 1946 году.

Интересный человек, тонкий собеседник, ученый сильного таланта, служивший, разумеется, своему классу и той демократии, в условиях которой росли и жили его предки, — таков абрис портрета Кейнса.

Чем заменяют серьезное искусство

Каждый человек, знакомый с явлениями культурной жизни США, не может не спросить:

— Что же больше всего нравится рядовому американцу?

— Должны же люди уделять внимание тому, что во всем мире называется культурой, духовной жизнью?

— Ведь должны же они отдыхать после рабочего дня, проводить как-то свое свободное время?

— Не может же все их внимание, время поглощать кино с его убийствами и садизмом, с грубостью и порнографией, с непомерно амбициозным, кликушеским восхвалением американского образа жизни?

Никто никогда не подсчитывал точно, сколько в США имеется низкопробных очагов, в которых предлагается обывателю и живой товар, и неодушевленный, — лишь бы он только выложил «деньги на бочку». Такие очаги могут прикрываться самыми невинными вывесками — «Ресторан», «Шоу с танцами», «Бассейн», наконец, просто «Место для встреч».

А сколько суррогатов, заменяющих кинотеатры?

Едет, например, в машине американец с семьей и вдруг читает надпись: «Кино, не выходя из автомобиля». И, действительно, видит огромный экран, вблизи которого нет людей, но зато стоят только одни автомашины на расстоянии, по крайней мере, до сотни метров в ширину и на столько же вглубь. Это — своего рода место для загородной «духовной жизни».

Раньше типичным для американцев считался выезд за город на пикник. В какой-то степени это практикуется и сейчас. Но многие американцы все больше привыкают проводить свое свободное время у телевизора и в кино. Они считают, что пикник не выдерживает экзамена на остроту ощущений, так как показа убийств, других видов насилия в таких условиях нет, а азартные игры в рамках семьи либо даже с близкими друзьями особого интереса уже не вызывают.

Все чаще люди ищут острые ощущения в «злачных» местах, о существовании которых знают многие представители прессы, не говоря уже о тех, кто по долгу службы должен следить за порядком. Но их не трогают до тех пор, пока там не произойдут драка, поножовщина, ограбление, убийство. Каждый наживается, как умеет, — он «делает деньги». Дух наживы выступает в качестве одной из норм образа жизни.

Думаю, что такая крупная держава, как США, могла бы дать миру значительно больше в области подлинной культуры. Тем более, что в том сложном многонациональном сплаве, который представляет собой американский народ, есть большая доля выходцев из Европы, Азии, других районов мира, где существуют давние традиции в области театра, музыки, живописи, народного творчества.

В какой-то степени влияние этих стран оставило свой отпечаток на американском театре, искусстве, музыке. Но только в какой-то степени. Голый американский интерес, привычка измерять все ценности долларом, прибылью оказались настолько сильным прессом для всей жизни общества, что духовная культура по ряду направлений не только не получила развития за последнее время, но даже попятилась назад.