Публикации на портале Rara Avis 2018-2019 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут есть, правда, другая опасность: иногда человек начинает думать, что в Сети — тоже он. И всё то, что он наговорил «против шерсти» в Сети, слова не просто «френда», но живого человека. Что тогда обижаться, если с тобой перестали здороваться. Сеть очень интересный инструмент, потому что твоё злословие фиксируется, если не поисковой системой, то доброхотом, сделавшим скриншот — и да, меня бесят эти иностранные слова, но адмирал Шишков лежит в Александро-Невской лавре, и некому биться за чистоту языка.
Обнаруживать, что имярек в кругу подписок твоего товарища — это вроде как выяснять, что несколько твоих знакомых живут в одном городе. Люди моего города влияют на мою жизнь куда больше, чем эти подписчики — они везут меня в трамваях, продают хлеб и картошку, вопят от страсти за стенкой и гадят в подъезде. А большую часть тысяч людей, что якобы читают мои ежедневные записи в Сети, я знать не знаю. Я не ведаю об их половой принадлежности. Некоторые из моих подписчиков уже умерли, другие никогда не были живыми. Иногда ты помнишь имя, а иногда — только картинку рядом с именем. Лента — это даже не то, что мы читаем (Фейсбук кидает нам горсть постов по-своему, а не нашему выбору). И тут какой-нибудь твой товарищ произносит, заламывая руки: «О Боже! Восемнадцать объектов в непонятном пространстве снабжены стрелочками в сторону девятнадцатого!» Да что там, у меня в этом списке болтается пара убийц (не от большой любви к ним).
Когда случается очередная человеческая неприятность сотни людей лезут проверить, не в друзьях ли они с фигурантами. Часто этого они вовсе не помнят своего давнего действия, то есть нажатия на клавишу мыши много лет назад. Спорить с этой общественной традицией — себе дороже. И я не стою на пути у высоких чувств, да и сам как-то притомился. У пенсионера не отнимешь батона — он и держит его крепко, да и мне радости никакой. Остаётся держаться своих друзей, неважно, сделанных из плоти или электричества. Их всё равно всё меньше и меньше.
28.01.2019
Просто мимесис
В низком зале, наполненном густо,
Ты смотрела, как все, на экран,
Где напрасно пыталось искусство
К правде жизни припутать обман.
Николай Заболоцкий, «В кино» (1954)
В рамках простой картины мира есть вопрос о мимесисе. Был даже такой вопрос в экзаменационных билетах, и студенты, бодро начинали сказ о том, что «мимесис — это подражание искусства действительности», а потом вязли в историях про Демокрита, который говорил, что ткачи подражают пауку, а певцы — ласточкам и соловьям, Платон считал, что подражание не ведёт к истине, а Аристотель писал, что художник должен изображать вещи так, как они были или есть, или как о них говорят и думают, или какими они должны быть. Но дальше знание обрывалось, и воспоминания напрасно подсказывали, что Аристотель ещё считал, что всякое животное после сношения печально, а, может, это говорил Аверинцев, но всё это комкалось, как лист бумаги после экзамена и пропадало, наконец. Вопрос о соотношении искусства и действительности один из самых загадочных. Те самые древние люди в простынях, Зевксис и Паррасий, спорили, кто лучший живописец, и, наконец, представили публике две росписи под покрывалами. Когда упало первое, то народ увидел, что Зевксис нарисовал виноградную гроздь. Она была такова, что птицы слетелись её клевать. Довольный успехом, Зевкис призывал Паррасия откинуть второе покрывало, но тот развёл руками, потому что покрывало было нарисовано. Зевксис был печален, да, опять эта печаль, потому что он обманул птиц, а соперник — его самого. Но рационально мыслящий обыватель, отдалённый веками от этих людей в свободных одеждах, начинает недоумевать: зачем создавать ещё одну гроздь и ещё одну простыню. К чему это умножение предметов? Того ли нужно ждать от искусства? И эти вопросы умножаются, путаются и комкаются, давая хлеб и выслугу лет философам. Сейчас заговорили о смерти одной несчастной свиньи на съёмках авангардного фильма. Свинью эту чрезвычайно жалко, хотя и до неё животные становились жертвами кинематографа. Кинематограф вообще любит спекулировать на подлинности, недаром так часто упоминание в титрах «основано на реальных событиях». Это довольно бессмысленное утверждение, потому что «реальность», что рецепт из старого анекдота про котлеты, сделанные из лошади пополам с рябчиком: «У нас всё по-честному, то есть поровну: одна лошадь и один рябчик». Где грань, за которой кончается реальность, никто не уговорился, и именно поэтому я скептически отношусь к похвалам Светланы Алексиевич за «подлинную документальность». Но тут, как всегда, на помощь приходит великая русская литература, которая у нас существует заместо кодекса нравственных законов, учебника истории и прочих справочников. Есть один очень простой рассказ Александра Грина «Как я умирал на экране», написанный в 1916 году. Нет, у Грина есть и другой, тоже очень важный в этом ключе рассказ «Создание Аспера», напечатанный в следующем году и заслуживающий отдельного разговора, но «Как я умирал на экране» лучше ложится в колею разговоров вокруг пресловутого проекта «Дау».
Поскольку люди сейчас читают неохотно (говорю это без тени кокетства), я расскажу, в чём там дело. Рассказчик страдает от безденежья и соглашается за большую сумму покончить с собой на съёмочной площадке. Выйдя в последний раз прогуляться по городу, он встречает старого друга и выбалтывает ему свою историю. Старый друг
