Человек СИСТЕМЫ - Георгий Арбатов

И потому — я уже касался этой темы — крайняя бедность талантами, яркими личностями политического руководства является естественным последствием сталинщины. К тому же последствием долговременным. Как демографическая ситуация после опустошающих потерь большой войны, эта бедность талантами в высшем эшелоне руководства в таких условиях ощущается очень долго. Одна волна потерь сменяет другую, ибо тоталитаризм, массовые репрессии, свои специфические критерии и правила отбора «лучших», тех, кто продвигается на следующую ступень, безжалостно косили головы на всех уровнях политического руководства — от районного до Политбюро. И через расставленные на каждом уровне густые сети сколько-нибудь талантливые люди могли проскакивать лишь чудом, когда к выдающимся способностям добавлялся счастливый случай. А чудеса случаются редко.

Это объясняет крайне низкий уровень хрущевских выдвиженцев в Политбюро — они почти забыты; фролы козловы, кириченки, игнатовы и мухитдиновы на несколько ступеней превысили свой уровень некомпетентности. И то же самое относится к лидерам, окружавшим Брежнева (значительную их часть он, правда, «унаследовал» от своего предшественника). Прежде всего это были по всем своим личным данным, за редким исключением, абсолютные посредственности. И по своим природным талантам и дарованиям. И по образованию — как правило, это был либо заочный курс вуза, когда человек уже стал большим начальником (могу себе представить, как они сдавали экзамены!), либо заштатный институт, где опять же он больше занимался общественной работой, чем учебой, либо Высшая партийная школа — очная или заочная. Что касается уровня культуры, то можно ли многого ждать от человека, который в силу объективных условий — и было бы непорядочно его в этом упрекать — не мог многого получить в семье и школе, а основную часть жизни провел в бюрократическом аппарате на разных его уровнях? Его и отбирали на повышение за то, что он из общей массы не выделялся (кроме как послушанием, дисциплинированностью), он выжил, смог пройти через все зигзаги сложной, ломаной эпохи, потому что не имел собственных твердых убеждений, попал наверх прежде всего потому, что в нем те, кто стоял еще выше, не видели конкурента.

На таком фоне в 1964 году и Косыгин — грамотный, опытный, но, в общем-то, средний для сколь-ннбудь высокого уровня государственного руководства человек — выглядел выдающейся личностью. За таковую могли принять и Шелепина — человека, который, исключая студенческие годы (когда тоже учился еле-еле), всю жизнь провел в аппарате — комсомольском, а потом, уже в качестве «вождя», в партийном, исключая короткий срок на посту председателя КГБ. А ведь это тоже был претендент на «престол»!

Остальных — Кириленко, Черненко, Полянского, Шелеста, Воронова, Соломенцова, Гришина, Демичева — и почти всех других при определенных различиях в характере, взглядах, биографии объединяла одна черта — это были посредственности, которые могли подняться на такой уровень, занять такие посты в великой стране только в определенных исторических условиях, созданных сталинской деспотией. И дело здесь совсем не в социальном происхождении (сегодня большинство академиков и деятелей культуры происхождением не из дворян или буржуазии и даже не из интеллигенции, а из рабочих и крестьянских семей).

Важнее социального происхождения социальное положение и мироощущение. Мне кажется, что в этом плане нашу «политическую элиту» послесталинских лет объединяла принадлежность — использую старое русское понятие — в основном к мещанам. У этой элиты были мещанский кругозор, мещанские идеология и психология, мещанские идеалы (а внешне почти все они были «великими революционерами», «борцами за рабоче-крестьянское дело»).

Это некоторые общие наблюдения. Конкретнее о людях, которых я лично достаточно хорошо не знал, говорить не хочу. Подробнее расскажу в дополнение к тому, что написано выше, о Л.И.Брежневе, Ю.В.Андропове, М.С.Горбачеве и немножко о Б.Н.Ельцине.

О Л.И.Брежневе

В оценке каждого деятеля важно контролировать эмоции, следовать фактам, соблюдать пропорции. Если говорить, в частности, о Брежневе, то негативная его оценка как лидера партии и страны, безусловно, оправданна. Но едва ли можно согласиться с попытками изобразить его чуть ли не такой же зловещей, как Сталин, фигурой в нашей истории (термин «сталинщина-брежневщина» между тем начинал входить в оборот в речах и в статьях). Истоки излишней эмоциональности, мне кажется, — в обиде на самих себя, в стыде за то, что мы хоть не верили, но послушно молчали и послушно аплодировали, когда этого очень маленького, к концу жизни впавшего в маразм человека на все лады хвалили, прославляли и награждали. Главной бедой было, собственно, то, что Л.И Брежнев ходом нашей истории, существовавшими в обществе политическими механизмами был поставлен на место, для которого не был годен, вынужден играть роль, которая была ему абсолютно не по силам, — роль лидера державы, притом в очень сложное и ответственное время.

Я уже высказывал свое мнение, что до болезни Брежнев был даже лучше других, точнее сказать, был «меньшим злом». Это не равноценно высокой оценке его личных качеств. Скорее, оценка тягостных последствий сталинщины, закономерного состояния вещей после деспотической диктатуры. Независимо от оценки предшествующих событий — разве ситуация так уж изменилась бы, если бы смена руководства произошла в результате аппаратной договоренности (или интриг), а не «дворцового переворота»? Выдвижение не адекватного общественным потребностям руководителя стало уже не результатом злой воли какого-то лица или группы лиц, а естественным продуктом действия сложившихся в годы тоталитаризма политических механизмов.

Конечно, и при них остается место для случая. И, в общем, вполне возможным, а если говорить о длительных, измеряющихся десятком и более лет отрезках истории, даже вероятным остается появление неожиданных, выдвинувшихся, так сказать, «вопреки системе» личностей. Но это — случайность, на которую долго великая страна полагаться не может. И потому один из главных уроков почти сорока послесталинских лет состоит в следующем: необходимы слом старых и создание новых политических механизмов, нужны демократия, политическая культура и просвещенное общественное сознание. По моему глубокому убеждению, это и есть главная задача перестройки. От того, решим мы ее или нет, и насколько хорошо решим, зависит будущее нашей державы, Зависит даже — надо смотреть правде а глаза, — будет ли у неё будущее. Равно как и у социализма.