Дюна - Фрэнк Херберт

Из группы людей протянулись руки, и каждая держала волокнистые предметы. Стилгар выбрал из них четыре зажима и протянул их Чани.

— Вставь их Узулу и сайадине.

Из задних рядов послышался голос:

— А как насчет воды, Стил? Как насчет литерьонов в их мешке?

— Я знаю твою нужду, Фарок, — сказал Стилгар. — Открой один из них для тех, кому нужно. Хозяин Воды… Где Хозяин Воды? Позаботься, Шимум, о том, чтобы отмерить ровно столько, сколько необходимо. Вода — дар сайадины, будет оплачена в сьетче по местной цене.

— Что значит «по местной цене»? — спросила Джессика.

— Десять к одному, — ответил Стилгар.

— Но…

— Это мудрое правило, и ты сама в этом скоро убедишься, — сказал Стилгар.

В задних рядах началось движение людей, направляющихся за водой. Стилгар поднял руку, и наступила тишина.

— Что касается Джемиза, — сказал он, — то я приказываю совершить полную церемонию на заходе солнца. Джемиз был нашим товарищем и братом — Ичван-Бедвином. От того, кто защищал наше наследие способом тахадди, нельзя отворачиваться. Я требую соблюдения обряда…

Услышав эти слова, Пол осознал, что снова погружается в бездну. Видение будущего не показывало ему тропы в него, кроме… Он все еще различал трепет знамен Атридесов… где-то впереди…

«Этого не будет! — твердо сказал он сам себе. — Я этого не допущу».

Бог создал Арраки, чтобы развивать чувство верности.

В тиши пещеры Джессика слышала шорох песка на скале — признак движения людей — и птичьи крики, которыми, как сказал ей Стилгар, перекликались наблюдатели.

Пластиковое покрытие было снято со входа в пещеру. Она различала не совсем еще ушедший дневной свет и чувствовала, как он уносит с собой жару. Она знала, что ее утонченные чувства дадут ей то, чем владели эти Свободные, — способность чувствовать даже самые слабые изменения во влажности воздуха. Как поспешно они закрыли все отверстия в своих стилсьютах, когда вход в пещеру был открыт!

Глубоко в пещере кто-то запел:

Има трава около!И коренья около!

Началась церемония похорон Джемиза.

Она смотрела на арракинский закат, на буйство небесных красок. Ночь уже начала окутывать тенями дальние холмы и дюны.

Жаркий воздух заставлял ее думать о воде, и она мысленно отметила тот факт, что всех этих людей, вероятно, долго приучали чувствовать жажду только в определенное время.

Жажда… Она вспомнила облитые лунным светом волны Каладана, плещущиеся о скалистые берега, напоенный влагой воздух. Теперь же ветер иссушал кожу ее щек и лба. Носовые зажимы раздражали ее, ей мешала трубка, пересекавшая ее лицо и уходившая под костюм, трубка, которая собирала воду выдыхаемых ею паров.

Сам костюм был ловушкой. «Костюм станет удобнее, когда вы оставите в своем теле минимальное количество воды», — сказал Стилгар.

Джессика знала, что он был прав, но знание это не принесло ей даже секундного облегчения. Она устремилась мыслями к воде — это была озабоченность влагой. Но существовала еще одна проблема, более деликатная и глубокая…

Она услышала звуки шагов и, обернувшись, увидела приближающегося Пола, который в сопровождении Чани появился из глубины пещеры. «Вот еще одно, — подумала она. — Следует предупредить его насчет этой женщины. Ни одна женщина пустыни не годится в жены герцогу. В наложницы — да, но не в жены». Потом она удивилась про себя: «Была ли я заражена его планами?» И она поняла, насколько хорошо полученное ею воспитание. «Я могу думать о брачных узах, не принимая во внимание мое собственное положение наложницы. И все же… я была больше, чем простая наложница».

— Мама!..

Пол остановился рядом с ней. Чани стояла рядом.

— Мама, ты знаешь, что они там делают?

Джессика посмотрела на темный провал капюшона, из которого сверкали его глаза.

— Думаю, да.

— Чани мне показала, потому что считает, что я должен был видеть это и дать мое… согласие на смешение воды.

Джессика посмотрела на Чани.

— Он получил воду Джемиза, — сказала Чани. — Таков закон: плоть принадлежит человеку, но его вода принадлежит племени, кроме тех случаев, когда он пал в битве.

— Они говорят, что эта вода — моя.

Джессика удивилась тому, что подобное могло так быстро и легко ее встревожить.

— Вода павшего в битве принадлежит победителю, — сказала Чани. — Это потому, что битва происходит на открытом воздухе, без стилсьютов. Победитель должен вернуть себе ту воду, что потерял в битве.

— Я не хочу его воду, — прошептал Пол. Он почувствовал, что стал частью многих изображений, задвигавшихся одновременно и хаотично. Это указывало на расстройство его внутреннего зрения. Он не был уверен в том, что знает, что ему надо делать, но одно было очевидным: он не хотел брать воду, которую перегнали из тела Джемиза.

— Это — вода! — строго и недоуменно сказала Чани.

Джессика отметила то выражение, с которым она произнесла слово «вода». Столько разных чувств было вложено в эти простые звуки! В памяти Джессики всплыла аксиома Бене Гессерит: «Умение выжить — это способность плавать в чужой воде». Она подумала: «И Пол, и я — мы оба должны определить течение и законы этих чужих вод… если мы хотим выжить».

— Ты примешь воду, — сказала она.

Она произнесла эти слова особым тоном, тем самым, что использовала однажды в разговоре с Лето, когда говорила ему, теперь уже навсегда потерянному ею герцогу, что он обязательно должен принять крупную сумму, предлагаемую ему за поддержку сомнительной операции. Она знала: деньги поддерживают власть Атридесов.

На Арраки деньгами была вода, и Джессика хорошо это понимала.

Пол промолчал, зная, что вынужден поступить так, как она ему приказала. Не потому, что это был приказ, а потому, что тон ее голоса заставил его произвести переоценку фактов: отказ от воды пошел бы вразрез с воззрениями Свободных.

«Вся жизнь начинается в воде» — так было сказано в Библии, которую когда-то подарил ему Уйе.

Джессика пристально посмотрела на сына. Откуда ему известно это выражение? Ведь он не изучал Тайны.

— Так написано в Шахнаме, — сказала Чани. — Вода — первое, что было создано.

По причине, которую она не могла бы объяснить, Джессика внезапно вздрогнула. Она отвернулась, чтобы скрыть свои чувства, и увидела закат. Солнце нырнуло за горизонт, и небо озарилось яростным свечением красок.