Дарованный остров - Кристина Камаева

— Домой… Тар-Палантир… Лотлуин…, - слышала она отдельные слова. — Летим за мной, за мной… — Она во всем подчинялась ему, но ей казалось, что она лежит в купальне с огненной водой, погрузившись лицом в пылающую жидкость и ей хочется спать, Но кто-то не дает расслабиться, вместе они несутся сквозь мрак, а потом в склеп. А там люди, знакомые люди. Девушка лежит на полу, это она, надо стать единой с этим телом. Она слушается настойчивых приказов, потому что тот, который заставляет ее что-то делать, родной и близкий человек. Она доверяет ему. Огненная вода исчезает. Темно. Наверное, она уснула.

Юниэр пришел в себя. Тело его онемело и не желало двигаться. Он застонал. Тотчас же Айрен склонилась над ним:

— Слава Эру! Мы уже не знали, что делать. — Он оглянулся. В склепе стало светлее, значит уже утро. Услышав, что он очнулся, все те, кто был рядом с гробницей, собрались вокруг, не только Лотлуин и Айрен, но и Дориан, и Исилдур, и Лиэль, и многие другие. Они растормошили его, вернули к жизни окончательно. Лотлуин пытался оживить принцессу. Ее сердце билось, но слабо и с перебоями.

— Мирэ! Где ты? Проснись, — просил эльф.

— Ей потребуется долгий уход и сон, — улыбнулся Юниэр, наблюдая за его стараниями.

— Вам обоим нужен хороший уход, — радостно улыбалась Айрен, — по-моему, пора выбираться из гробницы. Неудобно смущать покой короля.

Вскоре странников по царству теней перенесли в дом Дориана и Айрен. Юниэр быстро восстановил свои силы, но на вопросы о жизни за пределами Арды отвечал неохотно. Мириэль отпаивали горячими травами и лечили эльфийскими средствами. Она почти все время спала и часто мучалась кошмарами. Все тревожились за нее. Юниэр опасался, что Саурон захочет избавиться от нее сейчас, когда она слаба, и не отходил от нее.

Так печально закончился Праздник Благодарения. Загадочная смерть Чернолуна и болезнь принцессы вызвали много толков среди Верных. Их думы омрачало предчувствие, что мир с Нуменором продержится еще недолго.

Рождение высшей расы

В очередное сизое утро его разбудили тычком палки под ребра и погнали на кухню пить кофе. Вилли Жбан и Какафония уже были там. Он так привык к кличкам, что даже мысленно обращался ко всем не иначе, как по прозвищам. Да и не должны были настоящие имена звучать в этих стенах! Вот если он вырвется отсюда на свободу… А здесь он — холуй, клоун, непонятно кто, ненастоящий Буги.

Кофе был пережженный и противный, но он уже перестал жаловаться. Последнее время он все больше молчал, хотя с напряженным любопытством слушал, о чем говорят другие.

— И сегодня не побрился! Посмотри, на кого ты стал похож! — всплеснула руками Какафония.

— Да, вылитый орк, — подтвердил Вилли, — дождешься, что тебя к ним в клетку пересадят.

Сам Вилли за собой очень следил. Горячая ванна была одним из его излюбленных наслаждений — и ему удавалось добиваться этого блага, когда в цирк приходили посетители, чтобы поглядеть на «артистов» не во время представления, а во время досуга. Дамы находили сцену купания Вилли умилительной. Бывало, что он получал за это представление кружку пива в придачу. Вилли старался произвести благоприятное впечатление и очень надеялся понравиться какой- нибудь знатной особе, чтобы сменить хозяина. Изнурительным и хлопотным было ремесло фигляра для хоббита почтенного возраста, куда спокойнее было бы жить в качестве домашнего питомца в одном из богатых домов Нуменора. Недавно он был так близко к вожделенной цели! Сама Эльсия — любовница короля — обратила на него благосклонный взор. И что же? Этот мерзавец Громилло посмел отказать ей. Вернее, обещал, что обязательно привезет ей из Средиземья молодого, пригожего хоббита. А такой заурядный и староватый экземпляр, как Вилли, ей ни к чему. Та, конечно, загорелась, захлопала в ладоши и заказала себе не взрослого хоббита, а малюсенького хоббитеночка. Замогильный Голос, как узнал об этом, даже почернел от негодования. Да и все они разозлились. Эти Громадины всюду суют свой нос. Что если они и вправду до их славных мест доберутся? Вот ведь паршивый народ: ни меж собой поладить не могут, ни другим спокойно жить не дают. Хоббиты живут, никому не мешают, на чужое не зарятся. От чужого — беда, да и только. Все же, Вилли Жбан не терял надежды, что однажды хозяин продаст его в добрые руки и балаганной жизни наступит конец. Буги тоже лелеял сладостные мысли о спасении, но, в отличие от Вилли, не желал менять одно рабство на другое. С жадностью ловил он слухи о новом государстве в Нуменоре, об оппозиции Верных королю, о белом волке. Он ждал перемен. Тот порядок, что действовал в Нуменоре, Буги находил вопиюще несправедливым. Вот-вот благородные люди придут к власти, и все изменится. Буги мечтал сбежать из цирка, найти Роменну. Авось там его ждет более достойный прием, и он встретит кого-нибудь из старых друзей, хотя бы волка.

Он приметил, что меньше всего за ними следят, когда они находятся в клетках, надежно запертых на тяжелые замки. Все ключи были у Громиллы, а он, к сожалению, не был растяпой. Расстояние между прутьями было такое, что Буги мог бы высунуть обе руки одновременно, но ни плечи, ни голова не пролазили, как он ни старался. Дома, в Грибном Рае, родственники укоряли его неприличной для хоббита худобой. Но для побега даже он был недостаточно худ. С тех пор, как Буги услышал о преступных помыслах Громиллы наловить в Средиземье хоббитят на забаву разжиревшим нуменорцам, терпение его переплавилось в яростное чувство мести. Желание сбежать и не допустить готовящегося произвола выросло в твердую решимость. Ночи напролет Буги занимался изнурительной гимнастикой, бубня себе под нос неразборчивые для других слова. Никто особенно не удивлялся его поведению, что у этого хоббита не все дома, было заметно сразу. Он же повторял одно и то же: «Как мышь проходит через узкое горло кувшина, так и Буги проходит сквозь прутья решетки. Кости принимают нужную форму, тело подобно гибкой змее». И так бесконечное число раз. Порой он доводил себя до одури этими упражнениями, а Громилло злился, считая, что этот хоббит недолго еще протянет.

Прошлой ночью все обитатели цирка проснулись от жуткого скрежета. При свете факелов в шатер втащили огромную железную коробку. Громилло — их мучитель, осклабившись, поздравил их с пополнением. Уродливая коробка занимала всю кухню, изнутри не раздавалось ни звука.

— Это еще один тролль, — сообщил вездесущий Вилли Жбан, — Громилловы молодцы давно за ним охотились.

— Так, значит, у нашего тролля будет компания? — Буги оторвался от кофе. — Им придется рыть яму побольше?

— Едва ли два тролля уживутся в одной норе, — засомневалась Какафония.

— Может, они родственники? — предположил Буги.

— Вряд ли эти двое даже увидят друг друга, — заговорщически подмигнул Вилли Жбан. Его так и распирало от какой-то ему одному ведомой тайны.

— Что ты имеешь в виду? — спросили Буги и Какафония в один голос.

— Мм… А зачем хозяину второй тролль, сами посудите?

— Да он такой жлоб, ему б всю нечисть сюда перетащить, и все будет мало.

— Не скажите. С троллем вон сколько возни.

— Ладно тебе. Мутишь чего-то. Я думал, ты что-то знаешь.

— Конечно, знаю, — надулся от важности Вилли, — сегодня последний выход Хрумодрума, друзья.

— Но почему?!

— Играем до рассвета.

Буги сообразил не сразу. Их представление и впрямь начиналось поздно, после полуночи. Они будут выступать на площади перед Черным храмом Моргота. Им впервые предоставляли такое огромное пространство для балагана. Смотреть ночное представление собирался весь город. Хоббиты участвовали в нескольких маленьких номерах, незамысловатых шутках. А гвоздем программы должен был стать тролль Хрумодрум.

— Так вот, весь ажиотаж только потому, что нуменорская публика желает убедиться, что тролли действительно превращаются в камень при первых лучах солнца, — пояснил Вилли.

— Не может быть, — испуганно прошептал Буги.

— Отчего же нет? — не понял его Вилли. — Вот и посмотрим, не врут ли сказки.

— Он же умрет! — возмутился Буги. — Они устраивают зрелище из его смерти?

— Арфест начал подбивать хозяина испытать нашего тролля еще до того, как ты здесь появился. Хозяин сначала артачился, хотел найти замену. Ну, а теперь ему ничего не мешает. Говорю вам, сегодня мы увидим Хрумодрума в последний раз.

— Надо предупредить его, — угрюмо буркнул Буги.

— Да ну, только расстроишь парня, — возразил Вилли, — к тому же, он так туп, что ему ничего не втолкуешь.

Тут пришли «палачи» (так хоббиты называли своих надсмотрщиков) и прогнали их из кухни репетировать. Завтрак закончился.

Все эти дни Ар-Фаразон пребывал не в духе. С тех пор, как он по совету Саурона разрешил Верным выделиться в особое государство, и жесткий контроль над ними в Роменне был снят, королю казалось, что появилась угроза его власти. Нуменорцы ждали объяснений тому, что произошло в Черном храме в ночь нашествия призраков, но жрец так и не разъяснил ничего людям, да и паства его поредела после этого происшествия. Король устал выслушивать упреки и опасения подданных, также как и догадываться о том, что же произошло. Нервы его были на пределе. От головной боли спасал лишь опиум. В зеркале он казался себе постаревшим лет на сто. О, как он боялся умереть! Каким подозрительным стал! Как мудро он поступил, не обзаведясь потомством, иначе ревность к молодости своих детей толкнула бы его на преступление. Всех вельмож и отпрысков знатных родов подозревал Фаразон в тайной измене, а больше всего он боялся Амандила. Король-мертвец напророчествовал, что ему еще недолго осталось царствовать! А он намеревался стать последним королем Нуменора. Вечным бессмертным королем. Он все ждал, что жрец объяснит ему свои планы. Терпеть другое государство под боком — это было выше его сил. Объявить войну и уничтожить Верных как можно скорее — вот единственно разумное решение! Жрец молчал и не подсказывал, как ему лучше поступить. В конце концов, Ар-Фаразон начал подозревать и его. Саурону мысли короля были известны и без гневных взглядов, испепеляющих его персону. Его волнение приводило жреца в восторг. Король привык, что Саурон давно выдавал ему готовые решения на все вопросы и пользовался его указаниями, как своими собственными идеями. А теперь сходил с ума от замешательства без своевременной подачки, которая обеспечила бы мудрый выход из создавшегося положения.