Зимний дом - Джудит Леннокс

— Я же говорил, что на этот раз ненадолго… Я нарвал их для вас, Элен.

— Спасибо, Адам. — Она поднесла к лицу букетик фиалок и вдохнула их аромат. — Садитесь. Я приготовлю чай. Нет, не здесь. — Элен показала на обшарпанный кухонный стол. — Пойдемте в гостиную.

Она вынула из буфета лучшую посуду — изящные прозрачные чашки с золотым ободком — и накрыла поднос кружевной салфеткой. В гостиной она разлила чай и подала печенье; тем временем Адам рассказывал о том, что случилось за несколько месяцев, прошедших тех пор, как он последний раз приезжал в Торп-Фен. Хейхоу заставлял ее смеяться, рассказывая о забавных маленьких магазинчиках, которые давали ему заказы, и о богатых чудаках, что делали в них покупки. Когда он описывал большие города и маленькие поселки, где ему довелось побывать, Элен мысленно представляла их и впервые за долгие годы ощущала, что в ней воскресает старая тоска по путешествиям.

— А что делали вы, Элен? — наконец спросил Адам.

— Я? — Она не могла припомнить ничего значительного, что случилось бы за это время. Недели были похожи одна на другую. — Ничего не делала. — Элен опустила глаза, увидела свой фартук в пятнах и спущенный чулок. — Я так ужасно выгляжу…

— Неправда. — Адам пересек комнату, взял Элен за руку и заставил встать. — Вы выглядите чудесно.

Элен почувствовала прикосновение губ Адама сначала к макушке, а потом ко лбу. Она стояла неподвижно, в глубине души боясь, что сейчас Хейхоу поведет себя как Морис Пейдж: начнет требовать, делать больно и унижать. Но он только привлек Элен к себе, положил ее голову к себе на грудь и не требовал большего, чем она хотела дать.

— Милая Элен, — нежно сказал он; девушка негромко вздохнула от удовольствия и закрыла глаза.

Она чувствовала его теплую кожу, прикрытую тонкой тканью рубашки, и силу обнимавших ее рук. Ну разве не чудо, что такой большой, сильный мужчина может быть таким нежным? Элен вспомнила, как в детстве следила за его работой и видела, как эти широкие, мускулистые руки вырезали из куска дерева чудесные вещи.

— Адам, — сказала она, наслаждаясь звучанием его имени, и притронулась рукой к знакомому милому лицу. Невозможно было поверить, что когда-то она считала его некрасивым.

— Любовь моя…

Она услышала сказанное шепотом ласковое слово и увидела в его глазах отражение собственной радости. А потом услышала шаги в коридоре. Не успела она отпрянуть от Адама, как дверь открылась.

Джулиус Фергюсон застыл на пороге, продолжая сжимать дверную ручку и гневно глядя на Адама Хейхоу.

— Сэр, как вы смеете?! — заикаясь от злобы, воскликнул он. — Как вы смеете прикасаться к моей дочери?

Элен оцепенела, но Адам не торопился ее отпускать. Когда Джулиус шагнул вперед, Элен на одно долгое, ужасное мгновение показалось, что отец хочет силой оторвать их друг от друга. Она высвободилась из объятий и пошла навстречу отцу. Руки Адама соскользнули с ее плеч и бессильно повисли вдоль туловища.

— Папа… — быстро сказала она.

— Замолчи, Элен! А вы, хам, убирайтесь из моего дома!

Адам растерялся лишь на секунду. Хотя его лицо было бледным, но голос звучал твердо.

— Мистер Фергюсон, я не хотел обидеть Элен. Уверяю вас.

На лбу Джулиуса Фергюсона набрякла и запульсировала вена.

— Как вы смеете так фамильярно говорить о моей дочери?

— Папа… Пожалуйста…

В голосе Элен звучала боль. Но отец не глядя оттолкнул ее в сторону и встал между ней и Адамом.

— Убирайтесь из моего дома, или я вызову полицию!

— В этом нет нужды, сэр, — решительно ответил Адам. — Как и в том, чтобы грубо обращаться с Элен.

— У вас хватает наглости указывать мне, как я должен обращаться со своей дочерью?

Джулиус Фергюсон сделал еще один шаг к Адаму.

— Нет, Адам! — крикнула Элен и схватила отца за руку, пытаясь заставить выслушать себя.

Когда Джулиус повернулся, выражение его глаз заставило девушку похолодеть и замолчать. Во взгляде отца читались ледяное презрение к ее чувствам и упоение собственной властью.

— Элен, иди в свою комнату.

— Элен, вы вовсе не обязаны это делать, — мягко сказал Адам, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Нам нечего стыдиться, мистер Фергюсон, — гордо добавил он. — Я бы никогда не обидел Элен. Она это знает.

— Элен, иди в свою комнату, я сказал! — Голос Джулиуса Фергюсона, ставший резким и отрывистым, заставил Элен вспомнить свою привычку слушаться. — С тобой я потом поговорю.

Она выбежала из комнаты и остановилась в коридоре у закрывшейся двери гостиной, дрожа всем телом и прижав кулак ко рту.

— Если кого-то и следует наказывать, то лишь меня. — Голос Адама звучал глухо, но она слышала каждое слово. — Но я снова повторяю вам, отец настоятель, что у меня и в мыслях не было обидеть Элен. Мои намерения по отношению к ней…

Отец злобно перебил Адама:

— Что-о?! Ваши намерения? Сэр, по отношению к моей дочери у вас не может быть никаких намерений! Элен еще ребенок! Ребенок, которого я должен защищать от таких людей, как вы!

— Элен — взрослая женщина, мистер Фергюсон.

— Вы забываетесь, Хейхоу! Забываете свое положение в обществе!

— В моем положении нет ничего постыдного, сэр. Разве Господь Бог наш не был плотником?

Элен, все еще стоявшая в коридоре, слышала, как отец со свистом выдохнул. Следующие слова Джулиуса были подобны ударам молотка, забивавшими гвозди в крышку ее гроба:

— Вы наглец, Хейхоу! Как вы смеете так говорить со мной в моем доме? Как вы смеете думать, что такой человек, как вы, достоин моей дочери? Ступайте вон и больше не смейте приходить сюда! Не смейте писать и не пытайтесь с ней разговаривать. Вы поняли?

Элен не стала ждать ответа Адама. Она убежала от двери, зная, что снова будет то же самое, что Адам оставит ее так же, как оставили все остальные. Ее рыдания эхом отдавались в огромном пустом доме. Элен поднималась по лестнице, заливаясь слезами и зная, что потеряла его. Заперев дверь стулом, чтобы отец не мог войти, она упала на кровать и услышала хруст гравия под ногами уходившего Адама. Она знала, что Хейхоу не вернется. В конце концов, она сама оттолкнула его и не сумела защитить от отцовского гнева.

«Если человек живет так одиноко, как я, то начинает выцветать и постепенно перестает быть человеком, — думала она. — Если ты хочешь существовать, то нуждаешься в том, чтобы тебя видели другие люди, глаза которых отражают тебя так же, как зеркало отражает лучи света. Без этого отражения ты становишься огоньком, блуждающим в сумерках на краю болота».

На следующий день Адам пришел к Рэндоллам. В последнее время его упорная работа начала давать плоды. Полдюжины мебельных магазинов, разбросанных по всей Англии, теперь регулярно заказывали у него столы, стулья, кровати, комоды из красивого твердого дерева. Обретя уверенность в себе, он начал разрабатывать собственный стиль: витые подлокотники кресел, тонкие решетки на крышках комодов, цветная фанеровка. Во время поездок он видел, как сильно в последнее время изменился мир за пределами Торн-Фена, и понимал, что в этом изменившемся мире плотник может не скрывать, что он любит дочку приходского священника.

Адам открыл счет в банке и начал переводить туда заработанные деньги. Он хотел открыть собственную мастерскую с несколькими жилыми комнатами при ней, а потом сделать предложение Элен Фергюсон. Адаму хотелось немедленно увезти ее из Торп-Фена, но он знал, что нужно подождать. Нельзя было требовать от такой чувствительной, хорошо воспитанной девушки, чтобы она разделила с ним бродячую жизнь. Адам вспомнил череду ужасных пансионов и дешевых гостиниц, в которых ночевал. Время от времени он даже спал, как прежде, под забором, если оказывался ночью в деревне. Это его не пугало — он всегда любил ночевать под открытым небом, но такое существование было не для Элен. Он понял, что пришла пора найти постоянную работу и где-то бросить якорь.

Сцена, разыгравшаяся вчера в доме священника, сильно расстроила Адама, но не изменила его намерения жениться на Элен. Он помнил свой ответ на обвинения Джулиуса Фергюсона: «Сэр, я не считаю себя достойным Элен. Именно поэтому я уехал из Торп-Фена. Но я буду работать день и ночь не покладая рук, чтобы стать достойным ее». За двадцать четыре часа, прошедшие с тех пор как Хейхоу покинул Фергюсонов, его решимость только удвоилась. Он вышел из дома священника через парадную дверь, а не через черный ход, предназначенный для слуг. Этот выбор был сознательным. Не будь Джулиус Фергюсон на двадцать лет старше его, Адам не посмотрел бы, что перед ним слуга Господа, и двинул бы ему как следует.

После обеда, когда Сэмюэл захрапел в кресле, Сьюзен Рэндолл позвала Адама на кухню. Она мыла посуду, он вытирал.

— Знаешь, Адам, мы решили уехать из деревни. Как только продадим ферму.