Гибель гигантов - Кен Фоллетт

Отец молитвенно сложил руки, закрыл глаза и сказал:

— Господи, помоги рабу твоему быть смиренным и кротким, как Иисус! — Потом, открыв глаза, он спросил: — Билли, зачем ты это сделал? Зачем пошел в армию?

— Потому что мы ведем войну, — сказал Билли. — Хочешь не хочешь — сражаться кому-то надо.

— Но разве ты не понимаешь… — Отец замолчал и примирительно поднял ладони. — Давай начнем с начала. Ты же не веришь тому, что читаешь в газетах, что немцы — злодеи, насилующие монашек, ведь нет?

— Нет, — сказал Билли. — Все, что газеты писали про шахтеров, было ложью, так что и написанное про немцев — вряд ли правда.

— Мне представляется, что это война капиталистов, к рабочему классу не имеющая отношения, — сказал отец. — Но ты можешь со мной не согласиться.

Усилия отца быть терпимым произвели впечатление на Билли. Никогда еще он не слышал от отца: «Ты можешь со мной не согласиться».

— Я знаю о капитализме немного, но, думаю, ты прав. Только все равно Германию нужно остановить. Они думают, что должны править миром!

— Мы — жители Британской империи, — сказал отец. — Под ее властью четыре миллиона человек. Вряд ли кто-нибудь из них имеет право голосовать. Они не могут управлять собственными странами. А спроси обычного британца, почему — и он ответит, что это наша судьба — править низшими народами! — Отец развел руки жестом, означающим: «Неужели ты еще не понял?». — Билли, мальчик мой, это не Германия считает, что должна править миром, а мы!

Билли вздохнул. Со всем этим он был согласен.

— Но на нас напали. Может быть, причины для войны другие, но все равно мы должны драться.

— Сколько уже погибло за эти два года? — сказал отец. — Миллионы! — Его голос сорвался, но не от гнева, а от отчаяния. — И пока молодежь согласна убивать друг друга, говоря «все равно мы должны драться», — это будет продолжаться.

— Я думаю, это будет продолжаться, пока кто-нибудь не победит.

— А мне кажется, — сказала мама, — ты боишься, что люди подумают, будто ты струсил.

— Нет! — сказал он, но она была права. Все его разумные объяснения, зачем он пошел в армию — это было еще не все. Как обычно, мама видела его насквозь. Почти два года он слышал и читал, что если молодые здоровые ребята вроде него не идут воевать — значит, они трусы. Об этом писали во всех газетах, говорили в магазинах и пабах, в Кардиффе девчонки вручали белое перо всем парням не в военной униформе, а набирающие пополнение сержанты отпускали язвительные шуточки вслед таким, как Билли. Билли знал, что это пропаганда, но все равно она действовала. Трудно было смириться с мыслью, что люди могут счесть его трусом.

Он придумывал объяснения — тем девчонкам с белыми перьями, — что добывать уголь намного опасней, чем воевать. Если солдат не на передовой, вероятность погибнуть у него намного меньше, чем у шахтера. А уголь Британии необходим. Половина кораблей ходит на угле. Правительство практически заявило, что шахтерам в армию идти не следует. Но все это было неважно. Как только он надел колючую зеленую рубашку и брюки, новые башмаки и каску, ему стало легче.

— Говорят, в конце месяца будет большое наступление, — сказал отец. Билли кивнул.

— Офицеры словно воды в рот набрали, но все остальные только об этом и говорят. Я думаю, потому они и торопятся завербовать побольше людей.

— В газетах пишут, что это может оказаться переломная битва — начало конца.

— Как бы там ни оказалось, мы можем на это надеяться.

— Патронов у вас сейчас должно быть достаточно, благодаря Ллойд Джорджу.

— Да уж.

В прошлом году боеприпасов не хватало. В результате шумихи, устроенной газетами вокруг скандала с производством снарядов, премьер-министр Асквит едва не был отправлен в отставку. Он сформировал коалиционное правительство, создал пост военного министра и отдал его самому популярному в кабинете министров человеку, Дэвиду Ллойд Джорджу. С тех пор производство стремительно возросло.

— Постарайся быть поосторожнее, — сказал отец.

— Не геройствуй там, — сказала мама. — Предоставь это тем, кто войну начал, — аристократам, консерваторам, офицерам. Делай что приказано — и не больше.

— Война есть война, — сказал дед. — Безопасного способа воевать не существует.

Билли понял, что наступило время прощаться. Он почувствовал желание заплакать и сердито подавил его.

— Ну что… — сказал он, вставая.

Дед пожал ему руку. Мама поцеловала. Отец крепко сжал его ладонь, а потом, не сдержавшись, обнял. Билли не мог вспомнить, когда отец последний раз его обнимал.

— Спаси и сохрани тебя Господь, Билли, — сказал отец. В глазах у него стояли слезы.

Билли едва удавалось держать себя в руках.

— Ну что, пока, — сказал он. Поднял свой ранец. И услышал, как мама всхлипнула.

Не оглядываясь, он вышел, закрыл за собой дверь и глубоко вздохнул, взяв себя в руки. И пошел по круто спускающейся улочке вниз, к станции.

Река Сомма, изгибаясь, текла с востока на запад, стремясь к морю. Линия фронта, направленная с севера на юг, проходила по реке неподалеку от Амьена. К югу от него французские войска удерживали фронт союзников до самой Швейцарии. К северу в основном стояли английские и объединенные войска.

Отсюда на двадцать миль на северо-запад простиралась цепь холмов. Склоны холмов в этом районе были изрыты немецкими траншеями. Из одной такой траншеи Вальтер фон Ульрих рассматривал позиции англичан в мощный цейсовский бинокль.

День был солнечный, начиналось лето, и слышалось пение птиц. В ближайшем саду, до сих пор избегавшем бомбардировок, вызывающе цвели яблоневые деревья. Люди — единственные животные, миллионами уничтожающие себе подобных, — превратили окружающую местность в пустошь, где не было ничего, кроме воронок от снарядов и заграждений из колючей проволоки. Возможно, человеческая раса полностью себя истребит, и этот мир останется в распоряжении птиц и деревьев, подумал Вальтер. В голову лезли мысли о конце света. Может, так было бы лучше.

У их позиции много преимуществ, подумал он, возвращаясь к насущным делам. Англичанам придется идти в атаку вверх по склону. И еще полезней была получаемая немцами возможность видеть сверху, что делают англичане. А сейчас Вальтер был уверен, что те готовятся к большому наступлению.

Такую подготовку вряд ли можно скрыть. На протяжении месяцев англичане многозначительно ремонтировали автомобильные и железные дороги в этом прежде тихом уголке Франции. Теперь они перевозили сотни тяжелых пушек, тысячи лошадей, сотни тысяч людей. За линией фронта прибывали непрекращающимися потоками и разгружались грузовики и поезда с ящиками боеприпасов, бочками питьевой воды и тюками сена. Наведя бинокль на ходы сообщения, он изучал подробности: вон копают узкую траншею, разматывают огромный рулон — несомненно, телефонный кабель.

Должно быть, у них серьезные планы на этом участке, бесстрастно подумал он. Столь огромное вложение средств, сил и человеческих ресурсов может быть оправдано только если отсюда должно начаться решительное наступление, которое повлияет на ход войны. Вальтер надеялся, что так и будет, и ход войны так или иначе изменится.

И все время, рассматривая вражескую территорию, он думал о Мод. В бумажнике он носил ее фотографию, вырезанную из журнала «Татлер» — в отеле «Савой», одетую в вызывающе простое бальное платье, с подписью: «Леди Мод Фицгерберт всегда одета по последней моде». Сейчас она вряд ли часто посещает балы. Возможно, нашла себе место среди тех, кто помогает армии в тылу, как сестра Вальтера Грета в Берлине, принося раненым солдатам в армейских госпиталях маленькие приятные мелочи. Или уехала из города, как мать Вальтера, и сажает на цветочных клумбах картофель из-за нехватки продуктов.

Как у англичан с продовольствием, он не знал. Английские войска не выпускали немецкий флот из порта, и почти два года морем товары не ввозили. Но англичане продолжали получать поставки из Америки. Немецкие подводные лодки время от времени атаковали атлантические корабли, но верховное командование воздерживалось от решительных действий — неограниченной подводной войны — опасаясь, что в войну вступит Америка. Значит, предполагал Вальтер, Мод не испытывает такого голода, как он. Ему, конечно, было лучше, чем штатским немцам. В некоторых городах жители устраивали забастовки и демонстрации из-за нехватки продуктов.

Он ей не писал, как и она ему. Между Германией и Великобританией не было почтового сообщения. Единственная возможность отправить письмо могла представиться, если бы кто-то из них оказался в нейтральной стране — в Америке или Швеции — и оттуда послал письмо. Но пока что как ему, так, вероятно, и ей такая возможность не представлялась.