Путь кинжалов - Роберт Джордан

Эгвейн не считала Халиму склонной похваляться своей осведомленностью, проистекающей от того, что в силу случайного стечения обстоятельств она оказалась приближенной к Престолу Амерлин, и не подозревала ее в распространении сплетен, однако невинное любопытство частенько побуждало эту женщину совать нос не в свое дело, а потому предпочтительнее выслушать Суан где-нибудь снаружи. Для всех в лагере казалось очевидным, что Суан Санчей не может относиться к Эгвейн иначе как с недоброжелательной завистью. Какие еще чувства могла испытывать бывшая Амерлин, оказавшаяся в жалкой роли советчицы при девчонке, носившей ее титул и являвшейся при том всего лишь марионеткой в руках Совета, где, правда, все еще шла борьба за право быть кукловодом? Никто не догадывался об истинных отношениях двух женщин, никому не приходило в голову, что советы Суан отнюдь не были советами завистницы. Суан сносила насмешки и жалость с угрюмой покорностью, заставляя всех верить, будто случившееся изменило ее нрав в той же степени, что и внешность. Эту веру надлежало поддерживать: в противном случае Романда, Лилейн, а скорее всего, и остальные Восседающие нашли бы способ избавить Эгвейн от Суан – и от ее советов.

Холод обжег щеки и забрался под плащ: шерстяная сорочка грела ненамного лучше, чем тонюсенький шелк Халимы. Даже в толстых чулках и крепких кожаных башмаках девушка чувствовала себя так, будто вышла из палатки босая. Морозный воздух пощипывал уши, несмотря на густую меховую опушку капюшона. Отчаянно хотелось спать, и все внутренние силы уходили на то, чтобы не зевать и не обращать внимания на стужу.

По небу бежали облака, и лунные тени скользили по устилавшему землю белоснежному покрову – гладкой простыне, прорванной низенькими холмиками палаток и более высокими холмами крытых парусиной фургонов, стоявших сейчас вместо колес на длинных деревянных полозьях. Многие фургоны не отгоняли в сторону от палаток, а оставляли там, где разгружали: было бы слишком жестоко заставлять утомленных дневным переходом возниц проделывать лишнюю работу. Ничто, кроме бледных, скользящих теней, не двигалось, никто не появлялся на протоптанных в снегу тропах. В лагере царила тишина, столь глубокая, что Эгвейн не хотелось ее нарушать.

– Ну, что у тебя? – спросила она, осторожно покосившись на палатку своих служанок – Чезы, Мери и Селейм. Там было так же темно и тихо, как и повсюду. Усталость накрыла стоянку подобно одеялу, столь же толстому, как и снежный покров. – Надеюсь, не еще одно открытие?

Эгвейн тут же раздраженно щелкнула языком. Она не позволила бы себе подобного тона, не вымотай ее долгие морозные дни, проведенные в седле, и ночи без настоящего сна.

– Извини, Суан.

– Не за что, Мать, – откликнулась Суан, понизив голос и тоже опасливо оглядевшись – вдруг кто-то все-таки затаился в тенях. Обеим женщинам совсем не хотелось давать объяснения насчет Родни перед Советом. – Конечно, следовало рассказать об этом раньше, но мне даже в голову не приходило, что девушки встретятся и поговорят хотя бы с одной из них. Столько всего надо вам поведать – поневоле приходится отбирать самое важное.

Эгвейн с трудом подавила вздох. Суан почти в слово повторяла свои прежние оправдания. Имея в виду, что перед ней стояла нелегкая задача – передать девушке свой двадцатилетний опыт Айз Седай, причем десять с лишним лет она пребывала на Престоле Амерлин, – и сделать это всего за несколько месяцев. Порой Эгвейн чувствовала себя гусыней, которую откармливают на продажу.

– Ладно, – промолвила она. – Хватит об этом. Сегодня-то что стряслось?

– Гарет Брин ждет вас в вашем кабинете. – Суан не повысила голоса, но тон ее сделался резок, как случалось всегда, едва речь заходила о лорде Брине. Она спрятала лицо в капюшон, и доносившиеся оттуда слова звучали как шипение рассерженной кошки. – Он заявился весь в снегу, вытряхнул меня из постели, едва дал одеться и усадил в седло позади себя. Объяснить ничего не объяснил, а как прискакал сюда, ссадил меня на окраине лагеря и послал за вами, будто я служанка!

Эгвейн решительно подавила всколыхнувшуюся надежду. Ей и без того хватало разочарований: скорее всего, Брин примчался посреди ночи с сообщением о какой-нибудь новой угрозе, а вовсе не с новостями, которые хотелось услышать. Далеко ли еще до границы Андора?

– Пойдем, узнаем, что ему надо. – Запахнув поплотнее плащ, Эгвейн зашагала к шатру, именовавшемуся Кабинетом Амерлин. Эгвейн ухитрялась не дрожать, однако ни жара, ни холод не исчезают оттого, что ты не позволяешь им коснуться тебя. Можно не обращать на них внимания, но лишь до того момента, пока не схлопочешь солнечный удар или не отморозишь руки и ноги.

– Так ты не ночевала в своей палатке? – осторожно поинтересовалась Эгвейн, размышляя на ходу об услышанном. Суан связывали с Брином особые отношения и в известном смысле она действительно являлась его служанкой... Трудно было поверить, что Суан позволит своей упрямой гордости завести ее слишком далеко или что Брин попытается воспользоваться свои положением, однако до недавнего времени Эгвейн и представить себе не могла Суан в подобной ситуации. И по-прежнему не понимала ее.

Громко фыркнув, Суан ускорила шаг и тут же поскользнулась. Притоптанный множеством ног снег быстро превращался в ледяную корку. Каждый день кто-нибудь ломал кости, и измученным дорогой сестрам приходилось заниматься Исцелением. Отпустив плащ, Эгвейн предложила спутнице руку. Дальше они шли, поддерживая друг дружку, причем Суан досадливо бормотала:

– К тому времени как я кончила чистить его сменные сапоги и запасное седло, было уже слишком поздно, чтобы топать обратно. Думаете, он предложил мне что-нибудь получше, чем брошенные в угол одеяла? Как бы не так, от Гарета Брина ничего подобного не дождешься! Даже эти одеяла мне пришлось самой выуживать со дна сундука, пока он болтался Свет знает где! Все мужчины – сущее наказание, но этот – худшее из них! – Неожиданно, без всякой паузы, она перескочила на другую тему. – Напрасно вы разрешили Халиме спать в вашей палатке. Она – еще одна пара ушей, которых нужно остерегаться. Назойливых ушей. И радуйтесь, если, явившись к себе, вы не застанете ее там развлекающейся с каким-нибудь солдатом.

– Я очень рада, что Делана предоставила Халиме возможность ночевать у меня, – твердо ответила Эгвейн. – Она мне нужна. Или ты думаешь, что во второй раз Нисао удастся Исцелить мою головную боль? – Пальцы Халимы словно вытягивали боль из черепа, без этого Эгвейн, наверное, вообще не смогла бы спать. Попытка Нисао ни к чему не привела, а она была единственной Желтой, которой Эгвейн могла доверить свою беду. Что же до остального... – Удивляюсь, что ты до сих пор слушаешь сплетни, дочь моя, – сказала она, добавив к голосу строгости. – Тебе следовало бы знать, что если мужчины смотрят на женщину, это еще не значит, будто она их завлекает. Я видела, как многие пялятся на тебя, причем с ухмылками.