История Франции. С древнейших времен до Версальского договора - Уильям Стирнс Дэвис

Все эти меры, разумеется, создали правительству врагов и слева и справа. Избиратели во Франции и без того были лишь достаточно малой частью всего общества, теперь же даже они стали покидать правительство. На сторону либералов перешли многие крупные промышленники и банкиры – люди богатые и могущественные, несмотря на короткие родословные; и они были сильно возмущены новым положением дел в стране. Закон о восстановлении исключительного права старших сыновей наследовать крупные поместья, который был необходимой подготовительной мерой для воссоздания привилегированной аристократии, не был утвержден палатой пэров[219]. Таким же образом была остановлена и попытка принять закон о прессе, согласно которому каждая газета была обязана предоставлять правительству рукописный экземпляр своего очередного номера за пять дней до его выпуска.

Разгневанный этим премьер-министр Виллель, ультрароялист, попытался лишить либералов большинства в палате пэров, убедив короля назначить 73 новых пэра из числа избранных реакционеров. Но правительство после этого распустило нижнюю палату и досрочно назначило новые выборы (в 1827 г.), надеясь в результате получить полностью управляемый парламент. Сразу же стало видно, что министры и король полностью потеряли поддержку даже самых привилегированных слоев французского общества. Противники ультрароялистов снова получили сильное большинство в парламенте, хотя правом голоса обладало лишь незначительное меньшинство французов. К нескрываемому огорчению Карла, Виллель подал в отставку, и королю для ведения текущих дел страны пришлось назначить премьер-министром умеренного Мартиньяка.

Но Карл ненавидел политику нового премьера и быстро дал ему почувствовать свою власть. Меньше всего Карл хотел действительно быть конституционным королем. В 1829 г. он отправил в отставку умеренных министров и привел во власть своего личного друга, графа Полиньяка, бывшего эмигранта, который прекрасно помог королю расшатать трон под династией Бурбонов. Полиньяк был ограниченным человеком и ультрароялистом, «с губительным упрямством мученика и мужеством самого худшего сорта, когда человек решает: «Пусть будет так, как угодно Небу»[220]. Министр и его король мчались вперед своим путем. Они отлично знали, что теперь большинство депутатов палаты против них, но твердо решили, что никакие препятствия не заставят их отклониться от цели. Государственные деятели такого типа чаще всего ускоряют своими действиями начало революции.

Положение Полиньяка было слабым в первую очередь оттого, что он не мог законно собирать налоги без согласия палат. Люди заговорили о «законном сопротивлении». Либеральная газета «Журнал де Деба» в августе 1829 г. откровенно писала: «Народ заплатил бы тысячи миллионов франков по закону, но не заплатит ни одного франка по приказам министра». Эта статья-предупреждение заканчивалась словами: «Несчастная Франция! Несчастный король!»[221] Однако министр и его монарх, видимо, питали иллюзию, что, раз только обеспеченные и богатые граждане могут голосовать за депутатов, остальному народу неинтересно, как администрация принуждает к повиновению парламент. На самом же деле уже всерьез разрабатывались планы радикальных изменений в правительстве, и все французы чувствовали, что права депутатов и права народа – одно и то же. Стали возникать общества для сопротивления уплате налогов, если министры попытаются собирать их незаконно. Членом одной из этих организаций был известный конституционалист Гизо, знаменитый историк и, возможно, лучший литератор тогдашней Франции, уволенный из универститета за то, что его лекции не были реакционными. Лафайет объехал юг Франции. По приветствиям, которыми его там встретили, стало видно, как многочисленны либералы и масоны – неистовые противники духовенства. В Париже маленькие республиканские клубы, которые до этого были слабы, набрались мужества и стали составлять планы борьбы на баррикадах. Кроме того, Тьер, молодой и умный публицист, начал хорошо организованную литературную атаку на политику правительства. Так Полиньяк и Карл Х мчались навстречу своему крушению.

В марте 1830 г. депутаты официально выразили, путем голосования, свое недоверие министерству Полиньяка. Карл в ответ распустил палату и приказал провести новые выборы. «Дело касается не министров, а монархии», – неосторожно сказал он. До этих слов можно было говорить, что король просто жертва плохих советников, теперь же он вызвал весь огонь критики на себя. Король сам занялся политическими делами, чтобы получить выгодное для себя большинство. Избирателям он сказал: «Выполняйте свой долг, а я буду выполнять свой».

Людовика XIV обвиняют в том, что он сказал: «Государство – это я». Карл Х практически сказал: «Министерство – это я».

В тот момент, когда выборы закончились, у ультрароялистов, должно быть, открылись глаза. Общественное мнение крепко держало в своей власти малочисленных избирателей. В прежней палате ультра имели большинство 221 человек против одного Полиньяка. Теперь у них был всего один сторонник из 274. Талейран, умелый приспособленец, бывший министр Наполеона, сделавший очень много для возвращения Бурбонов, теперь лукаво наблюдал за ходом событий, находясь в отставке, подвел итог происходящему коротким и решительным заключением: «В 1814 г. возвращение Бурбонов обеспечило покой Европы. В 1830 или 1831 г. их уход обеспечит покой Франции». Но король и его приспешники не дали своей власти продолжиться до 1831 г.[222]

События последних дней существования Бурбонской монархии были настолько неизбежными, что мы не станем долго задерживаться на них. Только с помощью большой и верной ему армии Карл Х смог бы проводить свою прежнюю политику и остаться на троне. Воспользовавшись нечетко сформулированной статьей Хартии, которая давала королю власть издавать указы «ради безопасности государства», Полиньяк 26 июля 1830 г. внезапно расклеил в Париже четыре «указа». Первый из них полностью отменял свободу прессы. Второй распускал только что избранную палату. Третий указ кардинально изменял закон о выборах: теперь голосовать могли, в сущности, только крупные землевладельцы, так что во всей Франции оставалось лишь около 25 тысяч «избирателей». Четвертый был распоряжением о проведении новых выборов и созыве палаты, избранной в соответствии с третьим указом. Через четыре дня правительство и династия были свергнуты в результате вооруженного восстания.

Бои происходили только в Париже. Об их подробностях можно не рассказывать: это было всего лишь самовоспламенение горючего материала.

Когда были изданы противоречившие конституции указы, редакторы либеральных газет опубликовали в ответ свои протесты.

«Правительство нарушило закон, – писали они. – Мы больше не обязаны повиноваться ему. …Мы будем сопротивляться [правительству]. И пусть Франция решает, как далеко пойдет это сопротивление». Сами редакторы, конечно, физически ничего не могли сделать, но так же, как в 1789 г., парижская чернь пришла им на помощь и стала их войском. Партия триколора восстала. Ее вождь Кавеньяк, сын члена Конвента, явно желал установить в стране республику; у многих из тех, кто пошел за ним, не было четкой программы, но «их объединяла ненависть к Бурбонам и любовь к трехцветному знамени». Вначале всего лишь от 8 до 10 тысяч человек выступили с оружием в руках против правительства, но условия Парижа благоприятствовали им[223]. Многие районы столицы были лабиринтами узких переулков, вдоль которых стояли высокие старинные дома. Несколько камней из мостовой, перевернутая телега или несколько стульев, брошенных посреди улицы ножками наружу, становились грозной баррикадой. Пулеметов и шрапнели тогда еще не существовало. Солдаты, прокладывая себе путь по улицам, могли применять почти только одни мушкеты. А улицы были разрезаны на части баррикадами, и восставшие стреляли по солдатам с флангов из каждого окна. Маршал Мармон, командовавший королевскими войсками, был очень непопулярен в Париже. Это он управлял Парижем в 1814 г., когда город был сдан союзникам. Сейчас у него было всего 14 тысяч солдат. Они не были ни трусами, ни мятежниками, но не настолько любили Бурбонов, чтобы сражаться, не щадя себя, ради них. К тому же они не желали стрелять в свой любимый трехцветный флаг, который везде подняли восставшие. В результате, пока Карл Х, довольный собой, играл в карты в своем пригородном дворце, он лишился столицы и трона.

Незаконные указы появились 26 июля 1830 г. А 27 июля во всем Париже уже поднимались баррикады, словно вырастая из-под земли по взмаху волшебной палочки.

И 28 июля восставшие уже занимали ратушу и собор Нотр-Дам и кричали «Долой Бурбонов!». Солдаты Мармона были изгнаны из восточной части столицы и укрывались возле Лувра. А 20-го числа восставшие уже наступали, и их Исполнительный комитет, заседавший в ратуше, уже организовал снова Национальную гвардию, чтобы защитить жизнь и имущество горожан, и назначил ее командующим старого вождя Лафайета. Карл Х наконец испугался настолько, что отправил в отставку Полиньяка и объявил об отмене губительных указов. Когда его посланцы добрались до ратуши, их там не приняли и ответили: «Слишком поздно. Трон Карла Х уже уплыл от него по крови».