Восточный фронт - Владислав Савин

Моторы на самый полный. Рули на погружение, восемьдесят метров. Курс 260. Японцы будут уклоняться от нас, повернув влево — и правильно, линкоры же не эсминцы. Но они не смогут и быстро повернуть на контркурс, и на циркуляции их еще вынесет к нам! Ввести в торпеды — на кильватер, вправо, в режим после десяти кабельтовых! Акустик, докладывай пеленг! Задача была наподобие той, на экзамене, давать пеленги штурману, ведущему на планшете места цели и охотников — вот только делать это в динамике боя!

Лодка выскочила из‑под "гребенки" — бомбы рвутся за кормой, может и слышали самураи про характеристики "двадцать первых", но привычка сильнее, вся тактика у них на американцев заточена. Теперь выходить на глубину двадцать. Можно было рискнуть под перископ — но проклятый самолет! Он может и так нас заметить, но если пролетит совсем уж над нами, вероятность мала. Черт, цель уходит, а у нас еще скорость не сброшена, нельзя торпедами стрелять! Выходим на пятнадцать метров, скорость пять — можно! Пуск всеми шестью! И вниз скорее, на двести метров, рывок от места залпа, и медленно, осторожно отползаем на малошумном режиме, шесть узлов!

Пять взрывов торпед услышали отчетливо. А затем взрывы глубинок, свист японских локаторов и визг винтов эсминцев — в стороне и за кормой! Потеряли нас самураи, ну и пусть теперь море бомбят! А мы — в сторону. в сторону, по миле каждые десять минут!

И хорошо, что на новых лодках особая аппаратура стоит, слишком громкие звуки фильтрует. А то было бы, взрыв глубинки как удар по ушам, и что стало бы не то что с музыкальным, а со слухом вообще? На балтийских лодках бывало, что акустиков списывали на берег после одного похода. А здесь, тихие шумы слышны отчетливо, даже с усилением, зато громкие как сквозь вату. Но взрывы торпед с глубинками не спутать, кого это мы угостили? В любом случае — пять попаданий, да еще под днищем, мало не показалось, кто бы ни был!

— Дырки вертите — сказал командир, обращаясь к тем, кто был в ЦП. Думаю, что за линкор, не обидят. А тебе, старший матрос Хачатурян, медаль Нахимова, как минимум, обещаю. За то, что первым такую дичь услышал.

Через час, когда наверху стих шум винтов эсминцев, Н-13 всплыла под перископ и подняла антенну. Можно было запустить радиобуй — шар полуметрового диаметра, через торпедный аппарат, как только достигнет поверхности, то включается часовой механизм, проматывающий целлулоидную перфоленту, в эфир идет записанная морзянка, а после открывается клапан затопления. Но техника еще не была отработана, не проверена, не надежна, а главное, не позволяла получить в ответ "квитанцию", условный радиосигнал, что ваша передача принята и понята. Да и буй все же представлял материальную ценность — потому, командир решил поступить как привычно. В донесении кодом было сообщено об обнаружении японской эскадры — место, курс, скорость. И о том, что один из тяжелых кораблей имеет повреждения. Радиограмма была принята в штабе флота, на Камчатке готовились к вылету бомбардировщики, и меняли курс подводные лодки, на пересечение с противником.

Линкор "Хиуга" затонет через полтора часа. Торпеды с неконтактным взрывателем разорвали днище от кормовой оконечности до средних башен. Погреба не взорвались — но треть корпуса корабля потеряла плавучесть, и проблема была даже не в десяти тысячах тонн принятой воды, а в том, что когда оконечность входит в воду, остойчивость ухудшается резко, скачком, так что возможно мгновенное, за секунды, опрокидывание корабля, что и случилось (прим. — именно так погиб линкор "Новороссийск" — В. С.). Из тысячи четырехсот человек экипажа спаслись единицы — причем большинство так и остались заживо погребенными в чреве тонущего линкора. Как когда‑то двести человек машинной команды русского броненосца "Ослябя", погибшего в Цусиме, как большинство из команды "Кагановича", две недели назад. Теперь русские отомстили за все! И это был еще не финал.

Карен Суренович Хачатурян и в этой реальности станет выдающимся композитором и педагогом — демобилизованный в сорок шестом (строго по закону, лица с высшим и средним специальным образованием призываются на половинный срок, ну а во флоте тогда служили пять лет, значит с льготой выйдет два с полтиной) закончит Московскую Консерваторию. Но первой его наградой здесь станет не Орден Дружбы, полученный в иной истории в 1995, а Отечественная 2й степени, врученный всему экипажу Н-13 за потопление линкора. Бывший старшина 1й статьи станет автором музыки к кинофильмам, как и в нашей истории — и первой в этом ряду будет "Тайна двух океанов", снятый в пятьдесят пятом на "Грузия — фильме", совместно с Ялтинской киностудией, затем советско — итальянская лента "Битва за Рим" (о событиях 1944 года, и спасении Папы из немецкой тюрьмы с острова Санто — Стефания), "Семнадцатый конвой", "Угнать субмарину", и многие другие — но почти половина, о море и моряках.

Он так и не узнает, какую роль в его судьбе сыграла всего одна строчка в докладе Лазарева М. П. на имя главкома ВМФ Кузнецова, написанном еще в декабре сорок третьего. "Рекомендую привлечь студентов и выпускников музыкальных училищ и консерваторий к службе акустиками на подводных лодках и надводных кораблях".

Адмирал Одзава, линкор "Исе". Вечер 22 июня 1945.

А была ли лодка? Самолет вроде что‑то заметил — но корабли, прочесавшие это место почти сразу же, не обнаружили ничего! И тут же был атакован "Хиуга", и поиск врага снова ничего не дал! Так кто там внизу — обычная субмарина, или Подводный Ужас, пожиратель целых флотов? Если верно худшее — то демон от нас уже не отстанет! И ничего с ним не сделать — немцы говорят, что спасение от него одно, быстро убегать!

Одзава не был трусом. Считавшийся по праву лучшим тактиком японского флота, он умел отлично использовать средства, которые имел, и к которым привык, но не умел выходить на новый уровень — подобно тому, как самурай, выйдя на поединок, мог по стойке противника предвидеть его удар, но не был готов к тому, что враг выхватит револьвер. Сражения, в которых он командовал, в обеих исторических реальностях, были разыграны безупречно, и безусловно завершились бы победой — при условии что силы врага были бы зеркальным отражением его собственных. Но ВМС США сорок пятого года отличались от самих себя времен Перл — Харбора в той же мере, как РККА лета сорок первого, от Советской Армии, бравшей Берлин — а вот Императорская Армия и Флот почти не прогрессировали за это время.

Ведь по восточной традиции, творить может лишь патриарх Школы — а всем прочим надлежит лишь безупречно исполнять заданный им канон.

Сами японцы верят, что битву у Сайпана Одзава провел безукоризненно — но боги не даровали ему победу. Конечно, если считать волей богов тот факт, что японский адмирал действововал, словно никаких американских радаров не существовало. История не знает сослагательного наколонения (даже после экспериментального подтверждения фактом попадания "Воронежа" существования параллельных миров — ведь по — другому все равно может случиться в иной реальности, а не в этой), но если бы на месте Одзавы был не японский, а русский адмирал? Мысль, которая через много лет пришла в голову некоему Лазареву М. П., на покое писавшему книгу по военно — морской истории. Был ли за японцев выигрывающий вариант?

Как ни парадоксально — но мог быть! Если сила американцев была не только в технике и подготовке личного состава, но и в идеальном управлении. Но локаторы того времени легко глушились самыми простыми помехами — тогда еще не умели ни вести селекцию движущихся целей, ни оперативно менять рабочие частоты. Если в час Х с береговых аэродромов взлетают эскадрильи армейских бомбардировщиков — не обученных работе по кораблям, но этого и не требовалось. Имея на подвесках не торпеды а целые батареи неуправляемых ракет, с дистанционным подрывом, с боеголовками, начиненными фольгой! А истребители Армии должны были прикрыть своих подопечных до выхода на рассчитанный рубеж пуска ракет. Этого хватило бы бомбардировщикам и торпедоносцам Флота, чтобы незамеченными выйти на дистанцию удара по американской эскадре — причем первая атака шла бы по эсминцам радиолокационного дозора, периметр рушится, и главные ударные силы прорываются к авианосцам! Конечно, потери были бы огромными, учитывая мощь американского зенитного огня — но и у японцев были все шансы на этот раз не остаться в долгу; может быть, даже это не стало бы японской победой — но даже за выигрыш сражения, янки пришлось бы заплатить настоящую цену.

Хотя даже в этом варианте Япония все равно проигрывала бы войну. Просто потому, что США могли позволить себе потерять еще два, три авианосца — введя в строй в течение ближайшего года еще десять (а с массовой передлкой из крейсеров "Кливленд", и все тридцать), аналогично и по кораблям других классов. А вот для японской промышленности такой темп был абсолютно недостижим! И, рано или поздно — "когда у одной из сторон пятикратный перевес в кораблях, и десятикратный в палубной авиации, говорить о военно — морском искусстве неприлично".