Рассказы - Марк Тарловский

Марк Наумович Тарловский

Рассказы

Вперед, мушкетеры!

«… — Защищайтесь, сударь! — вскричал д'Артаньян… и луч солнца, коснувшись в эту минуту его головы, оттенил тонкие и смелые черты его лица…»

В тот же миг в воздухе зазвенела сталь скрестившихся клинков.

Борьба была недолгой. Парируя один из яростных выпадов противника, д'Артаньян, как змея, скользнул мимо вытянутой руки гвардейца и пронзил его шпагой. Тот рухнул как подкошенный…

Я был в восторге. Еще одна попытка кардинала провалилась. О, его преосвященство еще не знает, с кем имеет дело. Шпага д'Артаньяна не ведает поражений, его рука тверда, как железо, и он дьявольски умен, этот гасконец…

Каждую минуту я подсчитывал, сколько страниц уже прочел и много ли осталось. Пятьдесят, сто, двести страниц позади, но впереди еще целых пятьсот!

«…Тот рухнул как подкошенный. Д'Артаньян вскочил в седло и пришпорил коня…»

— Хватит читать! — раздается папин голос. — Пора за уроки.

Но конь д'Артаньяна уже мчится, он переходит на галоп, и я бросаю на ходу:

— Еще пять минут!

А вот и берег Франции. Последняя отчаянная стычка — и д'Артаньян почти у цели. Но все ли препятствия позади и доберется ли он до Бекингема? Кардинал хитер и опасен, от него все можно ожидать…

— Пять минут уже прошли. Что за наказание!..

— Еще одну страницу.

— Ни строчки!

— Полстраницы! Ну до главы, до главы!

Я высоко поднимаю книжку и показываю, где глава. Обмана быть не может, здесь все как на ладони. Я поворачиваю книжку к свету, я подношу ее к самому папиному лицу — как мало, как до смешного мало до следующей главы.

Согласен.

И снова в путь, и снова скачка. Наконец Англия. Бекингем потрясен, он вызывает ювелира…

«… — Сколько дней понадобится, — спрашивает герцог, — чтобы изготовить два таких подвеска? Вы видите, что здесь двух не хватает…»

И тут меня буквально вытащили из следующей главы, куда я не замедлил углубиться. Мягко стукнув, книга перекочевала на полку в шкаф.

Я перевел невидящий свой взор на стол. Он был покрыт учебниками и тетрадями и был мне непонятен. Отыскав дневник, я раскрыл его — далекая действительность заглянула мне в лицо. География, ботаника, арифметика…

«…Сколько дней понадобится, чтобы изготовить два таких подвеска? — Голос герцога звучал тревожно и настойчиво. — Вы видите, что здесь двух не хватает…»

Он повелевал, он требовал. Еще бы! Если они не успеют, французская королева выйдет на бал без алмазных подвесков, и трудно представить, чем все это кончится. Что же все-таки ответил ювелир? И вообще, что было дальше?

Я раскрыл задачник.

«На одной свиноферме было восемьдесят свиней, на другой — в пять раз больше. На каждую свинью приходилось…»

Проклятые свиньи! Там их восемьдесят, а тут в пять раз больше… И на каждую приходилось…

Я отложил задачник.

«За десять таких задач я не дал бы и двух ливров… Клянусь честью мундира, эти свиньи мне изрядно надоели!» — так думал я, трогая эфес шпаги…

Потом я раскрыл географию и узнал, что большая часть Восточной Сибири представляет собою низменность. Я задумчиво прищурил глаза и увидел ее, низменность. Она была голой и гладкой, как клеенка.

Но вот вдалеке вспыхнуло легкое облачко. Оно росло, оно приближалось. Бешеный топот копыт — д'Артаньян! Атос! Портос! Арамис!..

«А не пора ли нам закусить?» — важно покручивая ус, спрашивает Портос и подмигивает мне. Он все такой же, этот добродушный великан Портос.

А рядом Атос — благородный лоб, печальные глаза. И Арамис, обманчиво мечтательный…

Я опускаю голову — мушкетеры пропадают. География, ботаника, арифметика…

«Воронцов, иди к доске, — говорит Вера Сергеевна и пристально глядит мне в глаза. — Да, да, с дневником… Расскажи, как ты решил задачу? А класс пусть послушает…»

«Садись, два! — холодно бросает Антонина Петровна. — Не мог выучить такой легкий урок — строение капусты!»

«Позор! — размахивает указкой Геннадий Николаевич. — Позор, Воронцов! Не знать, где находится Восточно-Сибирская низменность! Восточно-Сибирская низменность, на территории которой могли бы уместиться Англия, Франция и Италия вместе взятые!.. Ты занимаешься все хуже и хуже, придется тебя рассадить с Лазаревым».

Но вдруг Геннадий Николаевич делает бешеный скачок и выбрасывает в мою сторону руку с указкой. Это не указка, а шпага. Лицо учителя растягивается в надменной усмешке, и я узнаю коварного агента кардинала графа де Рошфора. Таинственный незнакомец из Менга…

Д'Артаньян бесстрашно дрался с врагами, он разил направо и налево. И чем больше было врагов, тем больше радовался я, потому что знал: д'Артаньян победит всех. И мне хотелось крикнуть вместе с ним: «Ко мне, господин гвардеец! Я убью вас!..»

Но самым дорогим была здесь дружба. Дружба четырех отважных, разрушить которую не могли никакие силы. Один за всех, все за одного! И, когда Атос встречался с д'Артаньяном, я вместе с Атосом радовался, что вижу д'Артаньяна, а вместе с д'Артаньяном — что вижу Атоса.

Я тосковал по семнадцатому веку с его кривыми, пыльными улицами, быстрыми каретами и серыми, как иллюстрация, остроконечными домами. Семнадцатый век был прекрасен звоном шпаг, широкополыми шляпами, длинными плащами и дымом жаркого, которое ели мои мушкетеры…

Они пили анжуйское вино, они пили его в харчевне «Красная голубятня».

Я закрыл глаза и увидел своего отца. На нем были пышные бархатные штаны, старый камзол с позолоченными пуговицами и башмаки. На правом мизинце — фамильный перстень. Длинные пряди седых волос падали на его плечи.

«Сын мой, — говорил он хриплым, но твердым голосом, — сын мой, вы молоды и обязаны быть храбрым…»

А эта грустная женщина в длинном платье — моя мать. В ее дрожащих руках рецепт чудодейственного бальзама. Плача, она обнимает меня.

«Сын мой! — кричит отец и вскакивает с кресла. — Только мужеством можно пробить себе дорогу. Возьмите эту шпагу!»

Темная ночь, узкая мостовая улицы Могильщиков. Душно. В Париже сегодня был жаркий день. Одиноко мигает деревянный фонарь… Пятеро гвардейцев нападают на меня, пятеро отборных гвардейцев. О, я слишком мешаю кардиналу Ришелье, я разрушаю все его планы, и он решает убрать меня. Пять неотразимых ударов обрушивается на меня, но…

«Вы, кажется, сегодня не в духе, господа гвардейцы! — беззаботно восклицаю я и молниеносно выхватываю шпагу…»

— Ты будешь заниматься или нет? — передо мною стоит папа. На нем уже нет бархатных штанов и старого камзола, его волосы коротко подстрижены. — Вот уже час, как ты бездельничаешь!

Грозно оглядев меня, папа уходит. Учебники и тетради выплывают из ночного мрака, медленно проступает стол. Уже совсем поздно, а впереди еще столько уроков! По географии меня уже давно не вызывали. По арифметике, правда, спрашивали, но Вера Сергеевна любит вызывать неожиданно.

Тогда я стал рассчитывать. И получилось, что после уроков у меня останется еще два часа, целых два часа свободного времени. Это же здорово! Надо только поскорее начать учить. Немедленно, сейчас же!

Но сначала… сначала я прочту еще одну страницу. Только одну! Одна страница не повредит…

И мне стало вдруг весело, а уроки показались очень легкими и интересными. И как же это я раньше не мог додуматься? Ведь как хорошо все складывается: сначала уроки, а потом снова читать. Мало того, я и сейчас еще почитаю. Одну страницу.

Стараясь не шуметь, я осторожно выбрался из-за стола и подкрался к шкафу. При виде коричневого, тисненного золотом переплета и косо скрещенных шпаг я вздрогнул.

«…Сколько дней понадобится, чтобы изготовить два таких подвеска? Вы видите, что здесь двух не хватает…» И все смешалось, все понеслось передо мной. Я едва успевал переворачивать страницы. Ведь у меня два часа, целых два часа после уроков. Но какое это имеет значение — до или после!.. Какое это имеет значение, если между Францией и Англией война, если Атос, Портос и Арамис и, конечно же, д'Артаньян так удачно снарядились в военный поход!

Еще не утих попутный ветер Ла-Манша и еще свежо дыхание туманного Лондона, а впереди уже новые приключения, полные страшных опасностей и удивительных подвигов.

Вперед, мушкетеры! Вперед, храбрецы! Вперед — в Ла-рошель!..

Дул муссон

Я не часто бывал в кино и давно уже ждал сегодняшнего дня. И вот он настал, но денег у меня не было: я потерял их. Я обыскал все карманы, и лестницу в доме, и двор, по которому шел, до самых ворот. А вдруг я выбросил деньги, доставая платок? Я очень верил, что сегодня, в воскресенье, обязательно попаду в кино. Я радовался этому всю неделю… Я радовался утру того дня, когда пойду в кино. И тому, как буду идти. И как загляну в кассу. И даже когда мне оторвут билет, даже тогда мое счастье останется нетронутым.