Инспектор корректности - Вячеслав Морочко

Вячеслав Морочко

Инспектор корректности

Драматическая фантазия

Действующие лица

Александр – палеонтолог-теоретик.

Анна – его жена.

Лиза – их дочь (девочка лет одиннадцати).

Спартак – палеонтолог-изыскатель.

Ассистенты – помощники Спартака /числом от четырех и более/.

Действие первое

Мужской голос /до поднятия занавеса в полной темноте произносит слова из апокрифа от Филиппа/. «Ибо, пока корень зла скрыт, оно сильно. Но если оно познано, оно распускается, и, если оно открылось, оно погибло.»

На сцене – гостиная в доме Александра. Кушетка. Два кресла. На невысоком столике — поднос со стаканчиками, сифон, пепельница, радиотелефон. Справа – арочный выход в переднюю. В глубине — большое окно, с цветами на широком подоконнике. За окном – сад в весеннем уборе. Левее окна — неплотно прикрытая стеклянная дверь в детскую. На стене между окном и дверью — несколько акварелей. Слева – арочный проход в другие помещения дома. Утро. Все в комнате напоено изумительным светом так, будто это не просто гостиная, а некая пристань небесная. Анна, одетая по домашнему молодая красивая женщина, ухаживает за цветником на окне: рыхлит землю, высаживает рассаду, поливает из небольшого кувшина. Работая, Анна прислушивается к голосам из детской.

Голос Лизы. Ой, папочка! /Заливается смехом./ Ты уронишь меня!

Голос Александра. А вот и не уроню.

Голос Лизы. У тебя же ножка болит.

Голос Александра. С тобой у меня ничего не болит!

Голос Лизы. Совсем, совсем?

Голос Александра. Совсем, совсем.

Голос Лизы. В то утро я так за тебя испугалась!

Голос Александра. Лиза, давай сядем в креслице… Отсюда – виднее.

Голос Лизы. Ой! Что это, папа? Какой нежный цвет!?

Голос Александра. Это персики.

Голос Лизы. Вчера еще не цвели!?

Голос Александра. Я их попросил.

Голос Лизы. Смеешься!

Голос Александра. Ну вот, – опять слезы! В чем дело, малышка?

Голос Лизы. Ты так стонал… когда тебя привезли!

Голос Александра. Давай успокоимся… Ты же умница, Лиза!

Голос Лизы. Я слышала, кто-то очень не хочет, чтобы ты жил… Это правда? Ну, почему ты молчишь? Кто тебя может так не любить? Папа, мне страшно!

Голос Александра /тихо/. Мне – тоже.

Голос Лизы. Какой же ты у меня – не как все!

Голос Александра. «Не как все»!?

Голос Лизы. Ну да. Какой же мужчина признается женщине, что ему страшно?

Голос Александра /с нежностью /. Ах ты, моя женщина!

Голос Лизы. Его еще не нашли… – ну того, кто тебя тогда сбил на дороге? /Пауза./ Молчишь… Погляди на меня! Так и знала, ты плачешь! /Анна ставит на подоконник кувшин, опускается в кресло и, спрятав в ладони лицо, беззвучно рыдает./ И мамочка – тоже… Я чувствую… Что же мне делать, если у вас нехорошая дочка? Одиннадцать лет ее возят в колясочке… Но не плачьте! Я научусь! Вот увидите… Буду, буду ходить!

Голос Александра. Обязательно будешь.

Голос Лизы. Папочка, ну улыбнись! Эти взрослые редко при мне улыбаются! Что ли им скучно со мной?

Голос Александра. В самом деле, их трудно понять: даже когда улыбаются… это не значит, что им очень весело.

Голос Лизы. Папа, милый, сыграй мне на флейте… нашу любимую.

Слышится сильный подземный удар, потом – затухающий гул.

Снова бабахнуло! Что это? Словно гроза под землей…

Голос Александра. Верно…Похоже… Я объясню. Когда-то в этих краях было много угольных шахт… Потом уголь кончился – шахты закрыли. В них больше никто не спускается… Кроме, разве что, изыскателей, которые ищут в разломах породы ответ на извечный вопрос: «Откуда взялась наша жизнь?» Так вот… временами в заброшенных шахтах случаются взрывы… из-за скопления газов.

Голос Лизы. «Скопления газов»! Ну да! Я читала про это в одной старой книжке! Там сказано: «…крохотной искры достаточно, чтобы Земля содрогнулась до самого „корня глубин“!»

Голос Александра. Умница! Но побереги свои глазки. По-моему, ты слишком много читаешь… /Звучит мелодичный телефонный вызов./ Кто-то звонит…

Анна /встает, берет со столика телефон/. Да. Анна слушает. Кто говорит? Кто? Это вы?! Что вам нужно?

Голос Александра. Это – меня…

Из детской, слегка сутулясь, появляется Александр. Он – в свитере и в чем-то, напоминающем джинсы. У него вид человека сорока пяти лет и немного «не от мира сего».

Анна /в микрофон/. И все-таки, что вы хотите?

Александр. Кто это, Анна?

Анна./Александру/. Егуда. Просит тебя.

Александр. Скажи, что мне не о чем с ним разговаривать!

Анна /в микрофон/. Слышите? /Александру/. Настаивает.

Александр. Как мне не хочется с ним говорить! /Вздыхает/ Ладно… давай. /Сочувственно глядя на мужа, Анна передает ему телефон./ Алло… Это я – Александр… Здравствуйте, коли не шутите… Вам кажется, что я «чем-то расстроен»!? Как бы вы веселились, если бы вас попытались убрать? Да, представьте себе: я «дрожу» за свою «драгоценную жизнь»! А что, ваша – вам безразлична? Ладно, допустим, я заблуждаюсь. Есть ведь корректные методы убеждения… Ах, «почему подозрение пало на вас!?» Объясню. Ну, во-первых, чтобы вы знали, из всех видов транспорта я признаю только велосипед… «Одобряете!?» Не морочьте мне голову! Я узнал вас Егуда! В машине, которая сбила меня, были вы! А причем здесь Спартак!? Он как раз ожидал меня в палеошахте… «Зачем ожидал?» Перестаньте, Егуда! Вы все это знали и не могли допустить, чтобы я туда прибыл и подписал протокол как «инспектор корректности»… Да, Спартак – резковат. Я не спорю. Но это еще не причина… Ну вот, вы опять – за свое! А проклятые взрывы на шахтах… Вы и тут ни при чем?! Послушайте, старые шахты сто лет никому не мешали. Но стоило там изыскателям что-то найти… – все как будто сорвались с цепи! Похоже, эти находки кому-то спать не дают! И потом, в методичности, с которой уничтожаются шахты, виден расчет… Но я и не думал вас оскорблять… Что может быть проще – собраться, все обсудить… «Не получится»? Почему!? Что вам сделал Спартак? Послушайте, как изыскателю ему вообще равных нет! Что!? «Надоел разговор»!? Извините, не я его начал… /АННЕ./ Отключился. /Кладет телефон на место./

Анна /взволнованно/. Александр, зачем ты позволил втянуть себя в эту «инспекцию»? Что это значит: «Инспектор корректности»? Я понимаю «корректность» как правильность, вежливость, точность и благородство манер… Но если с инспектором можно так просто разделаться…

Александр. Извини меня, кроме «хороших манер», «корректными» называют исследования, соответствующие стандартам науки… в отличие от «некорректных», – способных ввести в заблуждение…

Анна. Да! «заблуждение»! Боже мой, что кроме этого может наука, если она не способна помочь нашей девочке?

Александр. Думаю в корне всякой болезни как раз лежит «некорректность» – какое-то несоответствие, ложь, в своем роде, а, может быть, и… преступление. /Прижав к груди кулачки, Анна со стоном опускается на пол./ Что ты, родная!? /Поднимает, усаживает – в кресло./ Пожалуйста, успокойся… /Наполняет стакан из сифона, подносит жене./ Анна, выпей…

Анна /стонет/. А-а-а-а! Мне не будет прощения! /Отпивает глоток./

Александр. Значит, мне – тоже… /Ставит стакан на стол./

Анна /тихо/. Ты – ни при чем…

Александр. Анна, я верю, что наша малышка поправится.

Анна /успокаиваясь, достает платок, вытирает слезы/. Ну что ты за человек, Александр!? Я слышала, как ты признавался ей… в трусости.

Александр. Не могу притворяться.

Анна. Ну да, ты – хороший… Одна я у вас – дрянь! Я – дрянная! Дрянная!

Александр. Ты – славная!

Анна. Ради бога, оставь!

Звучит телефонный вызов.

Александр /берет телефон/. Алло! Кто это? Вас плохо слышно! Спартак? Вы – из шахты? Из префектуры?! Как из-под земли! Да… теперь вроде – лучше. Что!? Нападение!? Бог мой! Есть раненый!? Не удалось задержать!? Хорошо еще, их не пустили на шахту… Егуда? Он только что мне звонил… Бранился, нес вздор, а потом отключился… Что?! Что?! Вы готовы ему все простить!? Даже взрывы на шахтах? /Смеется, обращаясь к жене./ Говорит: «Не пойман – не вор». Вот Спартак! /В микрофон./ Извините, это я – Анне.