Небо под зеленым абажуром - Мария Брикер

Мария Брикер

Небо под зеленым абажуром

«Рука, ощупывающая внешние предметы, дает слепому все, что дает нам глаз, за исключением окрашенности предметов и чувствования вдаль, за пределы длины руки».

«Когда гаснет телесное око, загорается око ума».

От автора:

Все события, описанные в романе, являются вымыслом. Отделение транспортной полиции, где происходит часть событий книги, ничего общего с существующим линейным отделом транспортной полиции Ленинградского вокзала не имеет. Сходство персонажей с реальными людьми случайно, как и возможное совпадение имен героев.

ПРОЛОГ

Москва, апрель, 1988 год

– Хорошенькая, – улыбнулась Ира, глядя на вопящий щекастый комочек в руках акушерки, и расплакалась от счастья.

– Вес – 3200. Рост – 58 сантиметров. Баскетболисткой будет, – пошутил неонатолог, высокий и острый, как карандаш, мужик.

– Художницей она будет, – возразила Ира. – В деда девочка. Чую – его порода. Он был самый настоящий талант. Только не успел себя реализовать. В Строгановку поступил с первого раза, но учиться не вышло. Из-за войны. На фронт ушел. А когда вернулся, такое время настало, что не до творчества было. Страну пришлось поднимать. На завод пошел работать, передовиком стал. Алешка, когда вырастет, обязательно Строгановку окончит...

– Мамаша, у вас девочка! – строго напомнила акушерка, усталая тетка с отекшим лицом. Была она крайне неприветливой особой, но в данную минуту Ира любила весь мир. Даже эту оплывшую сволочь, которая постоянно ее унижала и подкалывала во время родов. Какое ее дело, есть муж или нет? Какое ее дело, во сколько лет она решилась завести ребенка? Почему раньше не родила – не ее собачье дело! Спасибо, хоть роды провела нормально и не оставляла одну. Правда, пару раз шастала чай пить с шоколадкой, которую Ира на роды прихватила. Врач на нее только взглянул, осмотрел вначале, а потом явился во время потуг и чуть не сломал ей ребра, надавив своим весом на живот. После этих манипуляций Алешка выскочила на свет, как пробка из бутылки. Ее Алешка. Белоснежка. Чудо. Красавица.

– Имя, наверное, от Алены производное? – заметил неонатолог. – Сестрица моя племянницу Леночку тоже Алешкой величает. Такая шантропень растет. Вы поосторожней с мужскими именами, мамаша. Вырастет разбойницей.

– Вот и я говорю, что за мода такая мужскими именами девок называть, – буркнула акушерка. – То Слава, то Валера. Теперь снова-здорово – Алешка! От Ленки производная – Алена.

– Кончай бухтеть, Октябрина Петровна. Нормальное имя. По мне, так лучше, чем все эти новомодные Симоны, Марианны и Кристины. Язык сломаешь. Не знаешь, Зурабов сегодня на дежурстве?

– Ушел уже.

– Как появится, скажи, чтобы посмотрел девочку, – добавил врач тихо. – Ну все, я здесь кончил. Если что, я в отделении реанимации. Мальца сегодняшнего проведаю.

– Проверяй, не проверяй, а не жилец он, – вздохнула акушерка. – Рожают козы поздно, а потом удивляются, что дети больные выходят. – Октябрина Петровна умолкла и покосилась на роженицу.

Ира слов акушерки не слышала. Маленькая девочка с белой челочкой и большими фиолетовыми глазами заслонила все вокруг. Боль, обида и страх, которые Ира чувствовала всего несколько минут назад, забылись. Осталось только счастье, которое бежало по венам, превращая кровь в искрящиеся пузырьки шампанского.

– Алешка моя станет знаменитой художницей. Она весь мир покорит. Я все для того сделаю. Станет обязательно. Вот увидите, – тараторила Ира, словно боясь, что ее перебьют. – Мне говорили, что дети некрасивыми рождаются. Выходит, врали. Моя красавицей родилась. Она чудо, да? Посмотрите. Посмотрите на нее! Хорошо, что на меня не похожа. Я-то мышь серая. А дочка другого колера будет. Райской птицей вырастет. Натуральной блондинкой.

– Да смотрим, смотрим мы на твою раскрасавицу. Художницей, говоришь, будет? Верю. Не успела на свет явиться – разрисовала все вокруг, – раздраженно заметила акушерка, меняя пеленку под будущей художницей. Завернув малышку в одеяло, акушерка уложила Алешку в куветик под лампу и вернулась к Ирине. – Ну что, голубушка, готова? – спросила она.

– К чему? – удивилась Ирина, ей казалось, что все уже закончилось.

– Сейчас тебя заштопаю маленько, и поедешь в палату спать. Шовчик внешний, так что отключать тебя не будем. Раз-два, и все дела. Смотри только орать не вздумай. Терпи. Ты сегодня пятая за смену. Голова от вашего ора раскалывается.

Ира не кричала. Она потеряла от боли сознание. Очнулась в двухместной палате. Соседняя койка пустовала. Родила она ночью, а сейчас солнце висело в зените, заглядывало в комнату. Неужели она первое кормление проспала? Почему ее не разбудили? Почему не принесли ребенка? Сердце в груди глухо ухнуло, на лбу выступили капли пота, во рту стало сухо и сладко. Она резко села и зажмурилась, комната закружилась, как бешеная карусель. Ира облизнула пересохшие губы, дотянулась до графина с водой, который стоял на тумбочке, сделала несколько глотков. Тошнота отпустила. Ирина осторожно слезла с высокой кровати, доковыляла по стене до двери, вышла в коридор и поплелась на пост. Акушерка встретилась по пути.

– Очухалась, Симакова? Ну и напугала ты нас вчера. Кровотечение открылось у тебя. Пришлось снова бригаду вызывать, наркоз вводить и чистить. Тошнит?

Ирина отрицательно покачала головой, спросила шепотом, где дочь. Говорить было невыносимо трудно, ее высокий голос словно цеплялся за что-то на выходе и шуршал, как пересушенный лист.

– В палату возвращайся шагом марш. Давай-давай, шлепай. Минут через пятнадцать к тебе загляну. Грелку со льдом принесу, – равнодушно сказала акушерка и прошла дальше. Ирина осталась стоять в коридоре не в силах пошевелиться.

Две медсестры провезли мимо тележки с орущими кулечками, уложенными в рядок. Ирина проводила тележки взглядом и вздохнула с облегчением. Теперь ясно, почему Алешку не привезли. Она, мать, отходила после наркоза. Значит, скоро привезут ее лапушку. Она наконец-то рассмотрит малышку как следует, возьмет на руки, приложит к груди, вдохнет молочный запах пушистых волосиков, поцелует пяточки, щечки, носик.

Желание увидеть ребенка было таким сильным, что она сорвалась с места, бегом вернулась в палату и села ждать. За стеной крякали младенцы. Тележки с глухим звуком проехали мимо ее двери несколько раз. Вместо акушерки в палате появился неонатолог, усталый и виноватый. Случилось что-то ужасное, мелькнуло в голове. В груди защемило, холодный страх пополз по позвоночнику. От накатившего ужаса Ирина застучала зубами, ей казалось, что на всю палату.

Василий Петрович присел на стульчик рядом с кроватью, погладил ее по окоченевшей руке, отвел взгляд, задумчиво рассматривая весенний пейзаж за окном, откашлялся, начал что-то ей втолковывать на непонятном медицинском языке. Ира потрясенно смотрела на врача, пытаясь уловить смысл его слов, но ничего не понимала! Врожденный амавроз. Амавроз. Как это понимать? Что это значит? А потом в голове застучало. Врожденный порок. Врожденный порок. Врожденный порок...

– Мне очень жаль, – развел руками доктор. – Ваша дочь родилась абсолютно слепой. Вчера, когда я осматривал ребенка, обратил внимание, что у малышки полное отсутствие реакции зрачков на свет и легкое помутнение сетчатки. Сегодня офтальмолог подтвердил мои опасения. Предварительный диагноз «врожденный амавроз Лебера», редкая форма наследственного заболевания. Обычно в первые полгода проявляется, но при рождении тоже бывает. Сожалею, очень сожалею. У вас есть родственники, кто страдал подобным недугом?

Ирина отрицательно покачала головой, шепнула сквозь горькую сухость во рту:

– Возможно, у отца ребенка... Я точно не знаю. Господи, как же так? Как это может быть? Невозможно! Моя дочка не может быть слепой. Она же художница! Художница! – Язык заплетался, мысли путались. Неонатолог смотрел на нее с сочувствием и молчал. – Доктор, это ошибка! – настаивала она. – Я совершенно здорова! У меня зрение стопроцентное. А мама только сейчас заказала себе очки. Дальнозоркость развилась с возрастом. Беременность протекала без патологий. Анализы были идеальные. Вы ошиблись, доктор!

Неонатолог отрицательно покачал головой:

– Понимаю, в это сложно поверить, но так случается. Дети рождаются с патологиями развития у совершенно здоровых родителей, – сказал доктор, глаза его сделались совершенно больными. – Ничего не поделать, ничего не изменить. У вас есть возможность отказаться от ребенка. В этом случае малышку отправят в специальный интернат, где созданы все условия для таких детей. О вашей дочери позаботится государство. Она не будет ни в чем нуждаться. Дома вы ей такой уход обеспечить не сможете. Решайтесь. – Неонатолог посмотрел на часы и снова уставился в окно, покусывая губы, как нашкодившая первоклассница. Некоторое время в палате стояла тишина. Ирина слышала только стук своего сердца, а потом сердце вдруг остановилось.