Все уезжают - Венди Герра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фаусто попросил перечислить блюда, которые мне здесь дают. Я назвала некоторые из тех, что давали на этой неделе. Он все записал, а потом еще раз поцеловал меня, сел в машину и уехал.
• Рис, отварная ставрида с костями, цветная фасоль, заварной крем.
• Рис, горох, вареное яйцо, отварной банан, рис с молоком.
• Темный рис, жареная треска, вареная картошка, рис с молоком.
• По утрам подгорелое молоко и кекс.
Понедельник, 20 января 1980 годаПо-настоящему подралась с Мисуко, потому что она думает, что может командовать всеми девочками в общежитии, в том числе и мной. Она, видите ли, тут самая главная. И все это говорится в таких выражениях, что нельзя повторить.
Мы были в душе, который и душем-то трудно назвать, просто ржавые трубы, и она сказала, чтобы я выстирала ей трусы. Я не собираюсь быть ее служанкой. К тому же мыло мне одолжила рыжая, и я не могу его просто так тратить. Мисуко сказала, что будет ждать меня снаружи. Но я не дала ей такой возможности и тут же на нее налетела, а то потом она бы напала на меня врасплох, и это было бы гораздо хуже. Она поскользнулась и поранила себе бровь. Врач считает, что ничего серьезного, даже швы не пришлось накладывать. В дирекции она обо мне ни словом не обмолвилась, потому что уже меня боится. Я много чего могла бы рассказать про Мисуко, но не собираюсь этого делать, потому что пишу здесь только о себе и не хочу ни на кого ябедничать.
Четверг, 24 января 1980 годаПриезжали мама и Норма.
Норма — это та самая сеньора, что хочет меня удочерить. Мама была очень смущена, так как не могла себе представить, что ее вызывают для этого.
«Как можно удочерить девочку, у которой есть родители?»
Я тихонько заметила ей: «Не похоже». Учительница с директрисой вытаращили глаза. Мама покраснела. Директриса засмеялась. Два дня назад она сказала мне, что с такими родителями и таким именем, которое они мне дали, можно сойти с ума. Как только могло прийти в голову назвать ребенка Ньеве[10] в такой жаркой стране, как Куба!
Мама привезла с собой бумагу от адвоката, разрешающую забрать меня из Центра. Норма везет нас на своей машине — это «полячок», напоминающий консервную банку. Я сижу сзади и пишу. Мама не осмеливается со мной заговорить. А я уже не знаю, хочу ли я ехать домой. Единственным человеком, который меня провожал, была рыжая. Она очень хорошая, но нет никого, кто бы мог вытащить ее отсюда. Сочувствую ей. Всякий раз, когда я закрываю за собой какую-нибудь дверь, мне кажется, что я больше никогда не увижу находящихся там людей. Я внимательно смотрю на них, чтобы потом не забыть. В это краткое мгновение, в этот миг я вбираю все глазами и уношу с собой. Такие моменты я про себя называю «никогдашники», потому что знаю, что больше никогда не вернусь сюда, да и во многие другие места, где мне довелось жить.
По-моему, мы направляемся в сторону Паломара. Прощай, лагуна! Фаусто уехал сегодня утром, а мы там жили на птичьих правах. Кончилось счастливое время, проведенное на пляже. Нельзя привыкать к одному месту.
Посмотрим, что скажет мне мама, когда мы останемся с ней наедине.
В этой машине сильно трясет. Перестаю писать.
Пятница, 25 января 1980 годаУму непостижимо, что говорит моя мама! «Уехала одна девочка, а вернулась другая». Я, видите ли, не убираю постель и не помогаю ей по дому. Вдобавок она хочет, чтобы я оставалась такой же, какой уехала. У меня уже нет сил все это выносить.
Она рассказала мне, что Фаусто отправили в Швецию очень быстро. На то, чтобы он купил билет и улетел, ему дали двадцать четыре часа. Мама предупреждает, что обо всем нужно разговаривать очень тихо, а то мы и так на подозрении. Например, о планах нашего отъезда. О планах обменяться на Гавану и переехать туда в ожидании разрешения на выезд. Но разговаривать об этом можно только в самом крайнем случае. Завтра мы поедем на пляж в Эльпидию с маминым знакомым Леандро. Он художник, закончил Национальную школу искусств и будет жить с нами. Мама не любит, чтобы мы с ней оставались одни. Она говорит, что он поможет нам с обменом квартиры. А пока надо держать язык за зубами.
Воскресенье, 27 января 1980 годаСначала мы отправились на вокзал.
Леандро появился с потрясающим эспендрумом[11]. Не знаю, как правильно пишется это слово, но это такая прическа круглой формы, когда волосы зачесываются кверху. Поскольку он мулат, то похож на настоящего дикаря. Леандро, правда, отрицает, что он мулат, но я-то вижу. Потом мы занесли чемоданы домой. Там мы с ним почти не разговаривали, опасаясь спрятанных микрофонов. Зато когда около шести мы приехали на пляж, тут уж я узнала обо всем без всякого «крайнего случая». Вот так у нас обстоят дела в последнее время. Запишу все по порядку, чтобы не забыть.
1. Мама говорит, что скоро мы увидимся с Фаусто, потому что отец «потерял лицо», а попросту говоря, проиграл, и теперь будет вынужден дать мне разрешение.
2. Леандро хотел проводить Фаусто в аэропорт, но не смог, потому что того увезли двое военных, и Леандро даже поговорить с ним не удалось. Я думаю, что Фаусто на время арестовали.
3. Кажется, Фаусто написал письмо в какую-то организацию, занимающуюся детьми, и поэтому меня выпустили из Центра.
4. Леандро подыскал вариант для обмена, но, учитывая все наши трудности, в Гаване маме будет очень нелегко.
5. В воскресенье несколько друзей Леандро приедут на выставку — те же самые, что приезжали в прошлом году на «Свежую живопись». И все это ляжет на мамины плечи. Уверена.
Леандро рисует в гостиной — весь пол перепачкал. Придется мне спать с мамой. Я ужасно устала. До завтра.
Вторник, 29 января 1980 годаЛеандро много фотографировал меня для предстоящей выставки. Заснял, как я играю в пинг-понг на проспекте Серо, и отпечатал для меня несколько снимков. Когда я много болтаю, он говорит мне: «Не затми свет, Ньеве, будь прозрачнее», и я сразу же становлюсь «прозрачнее». Из всех блюд, которые он готовит, мне больше всего нравится проросший турецкий горох. Его замачивают на несколько дней, а когда появляются ростки, тушат с солью, растительным маслом, томатной пастой и чесноком. Едят, когда все остынет. Просто объедение!
Леандро вовсе не жених моей мамы, как мне сказали в школе, потому что именно он встает ни свет ни заря, поит меня молоком и в мгновение ока доставляет в школу. Леандро — мой друг, и все тут.
Четверг, 31 января 1980 годаВчера вечером мама плакала. Леандро ушел в кино — он не выносит, когда отключают свет, — и мы опять остались вдвоем. Мама уверяла, что мы скоро вновь увидим Фаусто, говорила, что мы будем жить в Стокгольме и что там у меня все наладится: и желудок, и моя жизнь. «Обещаю тебе, моя девочка, теперь я снова хозяйка твоей судьбы, и все станет по-другому».
Мама такая глупенькая — никак не может понять, что здесь у нас никто не хозяин чего бы то ни было. Она тоже лжет, но не для того, чтобы меня обмануть, а потому что хочет, чтобы мы были счастливы, и говорит все это, желая меня порадовать. Думаю, что в свои девять лет я куда более злая, чем она. А все дело в том, что она ничегошеньки не знает о Фаусто. Уверена, что все из-за этого.
Надо иметь терпение.
Леандро говорит, что из фильма вырезали все сцены с обнаженной натурой. Он художник и поэтому все такое подмечает. Лицо у него было при этом злое-презлое.
Пойду спать. Ни к чему писать в такое позднее время. Завтра рано в школу.
Пятница, 1 февраля 1980 годаПриехали знакомые художники Леандро и мамы. Поскольку их не захотели поселить в отеле «Сан-Карлос», они остановились у нас. Все с длинными волосами и в потрепанных джинсах, а один, высоченный, с зелеными глазами, похожий на киноактера, приехал с палаткой и установил ее на крыше.
Никакой выставки пока не будет. Мы поедем на стоянку аборигенов. «Индейская стоянка» нельзя говорить, потому что на Кубе не было индейцев, а жили аборигены — тайно и еще всякие, которых мы проходили в школе. На стоянке мы будем выкапывать из земли деревянных и глиняных идолов. Золотых и серебряных фигурок там нет — для этой цивилизации такие находки большая редкость, — и, конечно же, в Пуэрто-Касильде мы их вряд ли обнаружим.
Сегодня мы отправляемся на Кайо-Карена. Мама рассказывает всем про деревянные домики, которые есть на этом островке, и русские подводные лодки, которые время от времени всплывают, и если очень повезет, можно успеть рассмотреть какой-нибудь их кусочек, показавшийся над водой.
В компании есть еще один парень, который мне очень нравится, бородатый и с фотоаппаратом на шее. Он снимает не переставая.
Всего нас шесть человек. Толстячок привез новые диски — мамин проигрыватель был сломан, а он его починил. Они слушают какую-то группу на английском языке.
