Все уезжают - Венди Герра

Куклы очень большие, их называет ростовыми, — а у актеров огромные костюмы с головами, сделанными точно по размеру. Еще у них резинки, с помощью которых к ногам прикрепляются громадные накладные сапожищи. Они передвигаются прыжками, поют, танцуют и позволяют детям выходить на сцену, чтобы те тоже могли участвовать в действии. Спектакль очень хороший, в нем много света и дыма, который появляется из-за кустов. Мне нравится то, что делает мой отец, но не нравится он сам.

По дороге домой он спросил меня, хотела бы я участвовать в этом спектакле. Я ответила, что хотела бы. Я на все готова, лишь бы вырваться из деревянного дома. Сегодня отец не пил, и поэтому он такой добродушный. Но как сказала бы мама, не надо быть слишком доверчивой. Не лягу спать, пока он не уснет.

Заходила подружка отца, та, что его боится. Принесла мне письмо от мамы. Пока я его читала, она смотрела в окно, не идет ли кто.

«Девочка моя!

Одиннадцатого я вернулась от тебя очень расстроенная из-за того, что ты такая худющая и дерганая. Я не хочу, чтобы ты от меня что-либо скрывала, ведь если что-нибудь случится и я об этом узнаю, мне будет гораздо легче тебе помочь и сделать так, чтобы мы опять были вместе. Пожалуйста, сообщай мне обо всем через Мариселу — она моя подруга еще со Школы искусств. Мы сделаем так: когда ты окажешься рядом с телефоном и он не будет заперт на замок, позвони мне, дождись двух гудков и положи трубку. Я тебе перезвоню. Стой спокойно у телефона и жди, пока я дозвонюсь, таким образом мы сможем хотя бы изредка разговаривать. Моя дорогая, старайся есть все, что тебе дают, пользуйся моментом; я знаю, что твой отец иногда забывает тебя кормить. Не думаю, что он делает это нарочно — просто он такой человек. Ты же видишь, какая худая у тебя мама, так что не отказывайся от еды, а то не сможешь читать и писать то, что хочешь.

Нам обеим приходится сейчас нелегко. Вспомни, что я тебе всегда рассказываю: о том, как в старой Англии принц, превратившийся в нищего, спал однажды в сарае и дрожал от холода, но вдруг почувствовал тепло. И из-под его лохмотьев выскочила крыса. Принц был потрясен, поняв, что спал вместе с этим омерзительным животным. Поскольку уже светало, он встал, чтобы отправиться в путь, взглянул на небо, еще усыпанное звездами, и сказал: „Это уже слишком. Если король пал так низко, что ночует вместе с крысами, это означает, что скоро судьба его переменится, потому что ниже пасть невозможно“. И его судьба переменилась.

Весь этот кошмар скоро кончится. Побольше читай и старайся делать, что можешь, на уроках. Не делай ничего такого, что бы огорчило твоего отца, и хотя бы иногда пиши мне письма и передавай их через Мариселу. Я не смогу приехать к тебе до следующего воскресенья — так мы договорились с адвокатами.

Береги себя и будь сильной. Помни, что ранки лечатся спиртом. Марисела может тебе дать немножко, и если понадобится еще какое-нибудь лекарство, попроси у нее, и она тебе принесет. Ф. передает, что очень тебя любит и мечтает пощекотать. Пока здесь у нас все спокойно. Мы очень-очень скучаем по тебе, моя малышка. Пожалуйста, сразу же порви это письмо, уничтожь его, чтобы оно ни к кому не попало. Мама тебя крепко целует и еще больше любит.

P. S. Ньеве, ничего не говори отцу и вообще разговаривай с ним о нас как можно меньше. Помни, что его все раздражает. Целую тебя, моя девочка. Береги себя».

Когда я вхожу в дом, то чувствую себя в большей опасности, чем когда нахожусь снаружи. Уже на пороге у меня все внутри замирает, и я начинаю трястись. Предпочитаю сидеть в своей рощице допоздна — даже темнота меня не пугает. Мама говорит, что двери родного дома — это самое святое, что только есть, но этот дом мне не родной. Иногда я принимаюсь подсчитывать количество домов, в которых я жила начиная с моего рождения, и мне не хватает пальцев на руках, так что приходится использовать и пальцы ног.

У меня сильно чешется голова: наверное, я набралась маленьких зеленых вшей от кур, потому что часто читаю на матрасике, где они сидят на яйцах. Надо сказать Челе, чтобы она посмотрела у меня в волосах, потому что в зеркало ничего не видно.

Сегодня я возвращалась из школы с Эленой и Колдуном. Отец уже не возражает, иначе я бы умерла, дожидаясь, пока он меня заберет.

В доме есть комната, куда я ни разу не заходила, потому что она заперта. Но сегодня я вижу в дверях ключ и поджидаю, когда отец отправится в отель «Анабанилья». Если он уйдет, я проберусь в эту комнату и посмотрю, что там.

Я забросила письмо Элене, в котором просила, чтобы они с Челой осмотрели мою голову — она ужасно чешется.

Мама привезла мне несколько книг.

Одну — Энид Блайтон (английская писательница).

Другую — Жюля Верна (который в одиннадцать лет убежал из дома, чтобы стать юнгой и моряком, но родители его поймали).

«Роман Эле» Нерсис Фелипе. (Мне очень понравилось. Хотела бы я съездить искупаться в Куайягуатехе — так называется река, где жили Крусита и Роман Эле, — только это далеко от Эскамбрая.) «Кубиночка, родившаяся вместе с веком» Рене Мендес Капоте.

«Книга чудес дона Хосе Северино Болоньи» Элисео Диего. Любимая мамина книга. Она дала мне ее на несколько дней.

Мама кое-что написала под посвящением Элисео. «Моей дочурке, которая находится далеко, но мы по-прежнему вместе, как нитка с иголкой». Мама у меня такая смешная. Посвящение Элисео длинное и написано мелким изящным почерком. (Это личное, так что я не буду его здесь приводить.) Мне нужно много прочесть, а потому я не должна обращать внимание на то, что происходит вокруг.

Зеленые вошки кишмя кишат у меня в волосах, так я и знала. Чела направила керосиновую лампу на мою голову. Они попытались выбрать насекомых по одному, но их яйца так просто не уничтожишь. В следующий класс меня наверняка не переведут — я много пропустила и не сдам экзамены.

Я попросила Элену остаться со мной. Когда я что-нибудь у нее прошу, то называю Эленита. Ей это нравится, и она остается. Мы нарвали с ней в патио мандаринов, приготовили сок с сахаром и заморозили его, потому что у меня есть холодильник, а у нее в доме он сломан. Чела тем временем высматривает отца, чтобы он неожиданно не нагрянул. Он терпеть не может, когда ко мне кто-нибудь приходит. Мама говорит, что мой отец — антисоциальный тип.

Наконец мы с Эленой входим в ту самую запертую комнату. Она совсем маленькая, всего с одним окном. Войдя, мы замираем на месте — вся комната увешана фотографиями мамы в молодости. Никогда не видела ее свадебных фотографий, где она в белой мини-юбке и с вуалью. На отце хорошо отглаженный серый костюм. Перед мамиными фотографиями — сухие цветы. А вот кое-что похуже — тряпичная кукла с вышитым на груди маминым именем, так густо утыканная булавками, что на ней живого места не осталось. Эленита сказала, что это самое настоящее колдовство. В углу, что рядом с окном, — несколько кокосовых орехов и сделанная из кокоса голова с глазами и ртом. Перед ней лежат фрукты, стоят оплавленные свечки и даже положено несколько шоколадных карамелек, но Элена сказала, что трогать их нельзя, чтобы не накликать несчастье, потому что если до них дотронешься, то на тебя падет проклятье на всю жизнь.

Отец хочет заколдовать маму. В комнате не видно ни одной моей фотографии. Я потрясена и никак не могу отсюда уйти, пишу прямо здесь, на полу. Кажется, что я нахожусь совсем в другом месте. С потолка свисает десяток кукол-марионеток — по-моему, их сделала мама для спектакля про Питера Пэна. Это было, когда я родилась.

Чела позвала Элену обедать, и я осталась одна. Я долго разглядывала фотографии, пока у меня не разболелся живот. Не знаю, может ли все это повредить маме или нет. Но в любом случае, наверно, нехорошо, когда кто-то все время о тебе думает и, даже будучи далеко, не оставляет тебя в покое. Хотела бы я убежать, как Жюль Верн, куда-нибудь далеко-далеко. В этой комнате пахнет покойником.

Я взяла куклу, выдернула из нее все булавки и выбросила их в окно. Отныне кукла будет спать со мной.

Я заснула на полу, и, когда услышала стук двери, было уже поздно: отец нашел меня в запретной комнате и пришел в бешенство. Он появился на пороге с кожаным ремнем в руке. Кожа на ремне растрескалась и была красноватого цвета; неделю назад отец смазал его, и он стал блестящим и скользким.

Я спала так крепко, что поначалу ничего не чувствовала, но он заметил, что мне не слишком больно, и так рванул меня за ухо, что у меня выпала жемчужинка, которую Ф. купил мне на Майорке, куда ездил в рождественские каникулы. Он разорвал мне ухо пополам, так что следующего удара я почти не почувствовала, хотя из уха кровь текла ручьем. Мне до сих пор больно, а главное, это то же самое ухо, что в прошлый раз, и поэтому я плохо слышала, что он говорил. Он заставил меня проглотить жемчужину, насильно засунул ее мне в рот и не отпускал, пока я не проглотила.