Все уезжают - Венди Герра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воздав мне по заслугам, он преспокойно улегся на кровать и заснул.
Мама просила меня ему не перечить, а я не послушалась. Сама виновата.
Я пошла к Мариселе, чтобы попросить у нее немножко спирта, но она на выходные уехала. Сегодня суббота, и здесь никого нет. А пойти к Челе значит ее перепугать.
Дорогой Дневник, утро вечера мудренее.
Декабрь 1979 годаВ школе меня приняли даже со вшами. Теперь мне приходится ходить в туго обтягивающей голову косынке, и я почти не слышу, что говорит учительница, но все равно предпочитаю находиться здесь. Я угадываю слова по движению ее губ, а потом вижу, как она пишет числа, которые для меня словно китайская грамота.
Я начинаю о чем-нибудь думать и сразу уношусь мыслями далеко-далеко. Например, задаюсь вопросом, почему водяная воронка в лагуне никогда не исчезает и кто ее постоянно раскручивает. Когда бы ты ни пришел купаться, она тут как тут и все крутится, крутится. Может быть, там действительно живет водяной, о котором рассказывал Фейхоо[5], когда гостил у нас. Наверное, он живет в этом водовороте, и никто не может его увидеть, потому что он появляется ночью, а к лагуне пока что не провели освещение. Когда-нибудь за мое нахальство этот черненький водяной ухватит меня за ногу и утянет в воронку. Я ведь всегда стараюсь, чтобы меня сразу не унесло в море и можно было бы покружиться в водяном вихре.
Мне устроили экзамен по математике, и я ничего не смогла решить. А неделю назад получила сто баллов по испанскому языку. Директриса сказала, что с математикой мне помогут, но я должна подготовить сообщение для торжества по случаю годовщины Первого января[6].
Вот слова и выражения, которые я должна употребить (это похоже на сочинение или на контрольную, только с патриотическим содержанием):
Пионеры Хосе Марти
Пионеры-монкадисты
XXI годовщина победы первой социалистической революции в Америке
Партизанская война
Будущее
Стопроцентная успеваемость
Славная январская победа
Деспотичный и жестокий империализм
Сафра и выращивание кофе
В мирное время
Революционное чудо
Родина или смерть, мы победим
Мы с Эленитой тайком позвонили в Сьенфуэгос из дирекции. Телефон там с крючком для трубки, а соединяться надо через телефонистку. Наконец мы дозвонились. Стараясь говорить как можно тише, я с большим трудом сумела все рассказать маме.
Мне пришлось ждать, пока она перестанет плакать, и успокоилась мама, только когда я переменила тему. Я спросила у нее, что означает «деспотичный», объяснив, что мне поручили написать сочинение и потом прочесть его на собрании по случаю Первого января. Мама сказала, что родина — это одно, а политика — другое, и просила быть осторожней с тем, что я буду писать. Еще она сказала, чтобы я была внимательнее в туалете и смотрела, не выскочила ли жемчужинка, — жалко будет ее потерять. Ухо у меня разорвано, и там уже не осталось дырочки для сережки, так что лучше будет отдать жемчужинку маме, когда она приедет, чтобы сережка хранилась у нее.
Мама сказала также, что в следующий раз, когда отец начнет меня бить, я должна позвать директора труппы и пожаловаться, а там, глядишь, адвокаты сумеют меня вернуть, и мы снова заживем вместе.
Ф. начал бормотать что-то непонятное то по-испански, то по-шведски. Но тут показалась учительница, и нам пришлось повесить трубку.
Декабрь 1979 годаСегодня двадцать четвертое декабря. Приехала мама и привезла мне кекс, который собственноручно приготовил Ф., очень вкусный. Как только она появилась, отец сразу же ушел — они даже не поздоровались. Я подробно описала маме все, что видела в комнате для колдовства. Она посмеялась, не придав этому никакого значения, а потом очень правильно сказала: «Если какая-то кукла с булавками способна на большее, чем я, мне тогда остается только застрелиться. Не в этом наши проблемы, Ньеве». Мама не верит ни во что такое. Только в силу разума. Так же как и я. Она говорит, что самое скверное в отце — это его одержимость.
Мама не хочет, чтобы я сочиняла пресловутое сообщение, но я должна это сделать, — она не знает, что взамен мне засчитают экзамен по математике. Кроме того, кто об этом узнает? Школа находится в такой глухомани, и это так далеко от остального мира.
Мама пыталась помочь мне с сочинением, но приходила в ярость всякий раз, когда начинала вставлять в предложения слова, предложенные директрисой. Для нее это невыносимо. Я рассказала ей про свое ухо, но в подробности особо не вдавалась, иначе бы она опять расплакалась.
Мы с ней договорились, что если он опять попытается меня бить, я выбегу из дома и всем обо всем расскажу. Так больше не может продолжаться. Я с большим аппетитом съела все, что привезла мама. Правда, после моих экспериментов с желудком он у меня еще побаливает. Мама спела мне рождественскую песенку и дала медвежонка, которого прислал мне Ф. Нужно спрятать его, пока отец не догадался, чей это подарок.
Уезжала мама успокоенная. Она больше не плакала и просила дать обещание, что я выполню все, о чем мы с ней договорились.
Не обошлось и без упреков: я не прочла до конца ни одной ее книги, и это ее печалит.
Потом мы обнялись и исполнили отрывок из «Мазурки с зонтиком», нашей любимой сарсуэлы[7]. Она пела мужскую партию, а я — женскую.
Я:
Святой Антоний, свадеб устроитель,Тебе, должно быть, надоел проситель,А потому не стану Я многого просить,Пошли лишь мне того,Умеет кто любить.
Мама:
Я, сеньорита, холост и влюбленИ, видя вашу красоту,Немало удивлен,Что рядом с вами никого,Кто б был, как я, пленен.
Я:
Ах, какой вы льстец, однако!
Мама:
Я испанский кабальеро.
Я:
Да и я не чужестранка.
Мама:
Раскрывайте ж зонтик белый,Чтоб завистливое солнцеОпалить вас не сумело.
С мамой все какое-то другое. Она делает глупости, и то, что говорит отец, правильно, я этого не отрицаю. Но ее глупости мне почему-то нравятся. С ней нельзя жить нормальной жизнью — как, кстати, и с отцом, — но нормальная жизнь не для меня.
Под сенью зонтика из кружев и из шелкаПоет любовь вполголоса, негромко,Под сенью зонтика поет про идеалы,И тихо напевает мадригалы,Там-там-там-там-там-там-там-таааам.
Декабрь 1979 годаПроблемы с отцом и едой продолжаются. Он никогда мне ничего не приносит, а если и приносит, то заставляет сразу же съесть, пусть даже дело происходит в три или четыре часа ночи. Собираюсь как можно сильнее раздуть всю эту историю — пусть даже для этого придется превратиться в самую лживую девчонку на свете.
Он по-прежнему меня лупит, но не настолько сильно, чтобы оставались синяки. И если будет продолжать в том же духе, не избивая до полусмерти, как прежде, то я сама ударюсь несколько раз об трубы в спортзале, а потом скажу, что это он меня побил.
Может, в январе сумею вернуться домой. Ничего плохого я делать не буду, но если он ударит меня еще хоть раз, я приведу в действие свой план, чтобы вырваться отсюда.
Декабрь 1979 годаСегодня тридцать первое декабря. Отец отправился на поиски поросенка к праздничному столу для тех немногих, что остались здесь и не разъехались на праздники. Даже Элена уехала с родителями в Гавану. Мечтаю увидеть Гавану. Элена обещала привезти мне оттуда фотографии. Наконец-то я увижу Малекон[8]. Говорят, что за Малеконом живут мои дедушка с бабушкой, в девяноста милях оттуда. Столько уж никто не проплывет. Туда надо добираться на корабле или на самолете.
Закончив сочинение, я переношу его в Дневник, чтобы потом не забыть. Мне совсем нетрудно писать в Дневнике, а вот чтобы написать то, что мне велят, приходится сидеть очень долго.
Товарищи школьники и школьницы!
Мы, пионеры Хосе Марти, носящие красные галстуки, вместе с пионерами-монкадистами, носящими синие галстуки, приветствуем XXI годовщину победы первой социалистической революции в Америке.
Хотя мы не понимаем то, что говорят о партизанской войне, мы готовы сражаться вместе с нашими отцами и братьями, вместе со всей семьей, которая нас любит и трудится ради нашего будущего.
Мы добьемся стопроцентной успеваемости, если будем учиться в наших школах в мирное время. Победа славного января на нашей родине — это наша надежда.
Деспотичный и жестокий империализм не доберется до наших школ, потому что мы, благодарные дети, все время стоим на страже.