Сучка по прозвищу Леди - Мелвин Берджес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот день, когда я пришла из школы, они орали в холле. Наверняка, Джулия права, и теперь мне кажется, я знала о том, что он уходит. Адам тоже был в холле — в моей памяти он остался младенцем, хотя на самом деле ему было семь лет, то есть на два года меньше, чем мне. Плача, он цеплялся за мамины ноги, но мама была слишком поглощена своими криками, чтобы еще на что-то обращать внимание.
Пулей пролетев мимо мамы с папой, я помчалась без передышки наверх. На последней ступеньке я остановилась и позвала Эда, который тотчас поднялся ко мне, поджав хвост, после чего я схватила его и спряталась в своей комнате. На какое-то время крики стихли. Может быть, родителям стало неловко из-за того, что их застали врасплох. Вернулась Джулия. Помню, она плакала, и мама кричала на отца: «Смотри, что ты натворил!» — как будто он один был во всем виноват, и вновь разгорелся скандал.
Потом? Потом я почувствовала, будто осталась одна-одинешенька на всем свете, то есть что я выброшена из того дурацкого спектакля, который назывался развалом семьи. Решив не сидеть взаперти, я надела на Эда ошейник, чтобы он никуда не делся, спустилась по лестнице и уселась на нижнюю ступеньку, став настоящей зрительницей разворачивавшегося перед моими глазами действа. Даже папа обратил на это внимание.
— Теперь и у меня есть зритель.
А мама спросила:
— Что же ты не хлопаешь этому ублюдку?
И захлопала в ладоши.
— Прекрати! — крикнула Джулия.
— Не кричи на мою маму! — неожиданно заорал Адам.
Я сказала:
— Не уходи.
И все сразу затихли.
Папа стоял не шевелясь и не сводя с меня глаз. Не было слышно ни звука. Помню свой тоненький голосок, который вдруг все изменил.
Папа опустил глаза и сказал:
— Ладно, я не уйду, во всяком случае, не уйду сейчас.
— Ты сошел с ума? Иди, уходи прочь, прочь, сейчас же прочь! — кричала мама.
Не двигаясь с места, не зная, что ему делать, папа смотрел на меня, как будто я должна была решить, уходить ему или оставаться.
— Хочешь все начать сначала? Уходи, ты уже и так целый день уходишь, уходи, уходи, уходи! — верещала мама, поднимая руки, дергая себя за волосы и страшно вращая глазами.
— Лучше тебе уйти, — напуганная ее видом, сказала я папе, и он поджал губы, так что стала видна лишь тонкая прямая линия.
— Что ж, я пойду.
С этими словами он взял свою сумку и ушел.
Примерно через год он уехал в Америку и прежде, чем до нас дошли какие-нибудь слухи, заимел новую работу и новую жену. Когда же мы получили его письмо, мама влетела в гостиную, чтобы поделиться с нами новостью.
— Она давно у него, ведь прошел всего год, один проклятый год, а он уже все начал заново, сами подумайте, новая жена, новая семья, всё, черт бы его побрал, новое. Ясно? — спросила она, как будто этим что-нибудь объяснялось, как будто сама она совершенно ни в чем не виновата.
И все-таки жаль, что он уехал в Америку. Больше я никогда его не увижу.
Энни думает, будто мне стыдно из-за Эда, потому что меня заставили прогнать папу. Ничего глупее быть не может, он бы все равно ушел, я знаю, но тогда мне не было бы страшно думать об этом — о том, как я сказала моему папе, чтобы он ушел из дома! Боюсь, мне никогда не простить ни его, ни маму за мое вынужденное соучастие в их делах. Если честно, то оба долго старались залечить мою рану; снова и снова повторяли мне, что я ни при чем, мол, что случилось, тому суждено было случиться, и все в таком духе. Тем не менее они заставили меня произнести те слова, и тут уж ничего не изменить. Значит, я не могу верить ни единому их слову.
И мама, и папа всегда говорили, что от меня больше беспокойства, чем от других двоих детей, взятых вместе. Наверное, ужасно говорить такое, но они правы. Да, от меня одно беспокойство, и мне это нравится. Я — черная овца, все равно что изгой. Адам и Джулия по одну сторону, а я по другую, ну и что? Я в папу, а они в маму. Мама преподает географию в старших классах, а у папы бизнес. У него был собственный гараж, где он торговал подержанными автомобилями. Теперь папа живет в американском городе Сиэтле и продает подержанные «кадиллаки» богатым американцам. Он, можно сказать, ищет себя, но отлично знает, как жить и как давать. Лучше быть похожей на него, чем на маму.
— В тебе нет ничего оригинального, — говорила Джулия.
— Тебе все безразлично, так ведь? — спрашивала мама.
— Почему ты не можешь сосредоточиться? — недоумевали учителя. — Ты же умная девочка, и это совсем просто, если бы ты дала себе труд подумать.
— Ты делаешь только то, что хочешь делать, — считал Адам.
— Ты никого не любишь, кроме себя.
Так мне сказал Симон, мой бывший друг. Он любил меня. И я любила его. Он только не понимал одного: таким людям, как я, ничего не стоит влюбиться. Мне нужно нечто большее, чтобы зацепиться за парня.
Правильно, что я не думаю. Предпочитаю делать. Мне не нравится ни думать, ни читать. Став собакой, я, наверное, скоро разучусь читать, но, знаете, меня это не волнует. Чувства? Ну, это такое, что есть независимо ни от чего, правильно? Я хочу, чтобы у меня все было хорошо. У меня были подружки, например Энни с ее психологией, она отличная девчонка, правда, и она — моя лучшая подруга, ну, была моей лучшей подругой. Однако лучше всего мне было с такими ребятами, как Уэйн, Добби и Мишель, с которыми встречаешься и о которых потом забываешь чуть ли не на неделю. Их моя мама на порог пустила бы, потому что они предпочитают проводить время на улице, гоняя консервные банки и возбуждая себя всякими проделками, скажем, склеивая волосы старых дам жвачкой, пока мы шуруем в магазине. Я тоже один раз попробовала. Сделала это со старой дамой, которая сидела передо мной. У меня был целый рот жвачной пенки, и я наклонилась над ней, почти касаясь ртом ее кудряшек, а потом легонько выдохнула из себя пенку, и она поднялась над ее головой, словно пар от раскаленных мозгов. Мы с криками бросились прочь из магазина, как — ну да, правильно, как стая бродячих псов.
Шагая по Уилмслоу-роуд, я вновь задумалась об алкаше, о Терри, и постепенно пришла к выводу, что у меня с ним много общего. Мы оба потеряли отцов, причем примерно в одном возрасте. Оба считали себя виноватыми в случившемся. Оба не вписывались в свое окружение. Я тоже частенько впадала в ярость и еще чаще страдала от одиночества. Если бы мне была дана способность, войдя в раж, превращать людей в животных, половина Манчестера уже бегала бы на четырех лапах. В самом деле, Терри еще умел владеть собой, если лишь изредка пускал в ход свои чары. Что до меня, я бы, не задумываясь, превратила в собак тысячу человек — не меньше. Нарочно заставила бы себя рассердиться на них, если бы умела делать то, что делает он.
К этому времени я уже успела опять проголодаться и, недолго думая, повернула к дому, рассчитывая перехватить хотя бы бутерброд, но до меня вовремя дошло — невозможно! Тогда я постояла на трех лапах, шлепая себя по бокам. Увидев меня в этой позе, можно было подумать, что я сошла сума, а я-то всего-навсего хлопала себя «по карманам», вдруг там завалялись деньги, на которые можно купить шоколадный батончик или что-нибудь другое. Черт! Не сразу, оказывается, привыкаешь быть собакой.
Я села посреди дороги, и мысли посыпались на меня, как гравий из открытого грузовика — пойди домой и возьми бутерброд, пойди в магазин и купи что-нибудь, пойди к подружке и попроси что-нибудь, пойди в школьную столовую и съешь ланч — бам, бам, бам! Отпадает! Поначалу мне самой трудно было поверить, что все эти привычные вещи вдруг стали для меня недоступными, и опять навалились прежние мысли. Пришлось четыре или пять раз возвращаться к ним, прежде чем я окончательно поняла, что обычные способы получения еды остались в прошлом, с ними покончено раз и навсегда. Люди едва не перешагивали через меня, поэтому я встала и отошла к стене. Кажется, даже заплакала. Я была никудышным человеком и стала никудышной собакой. Только младенец не может прокормить себя. Даже будь у меня деньги, кто будет заниматься куплей-продажей с собакой? Если бы я отыскала Терри — может быть, он согласился бы стать моим хозяином! — он кормил бы меня, пока я опять не вернула бы себе человеческий облик. Но это дело будущего, а что придумать сейчас?
Мне вспомнился кролик, подаренный Другом, но та лачуга осталась в нескольких милях от Уитингтон-стрит, на которой вряд ли есть место кроликам.
И тут мне в голову пришла блестящая идея — кошка! Надо поймать кошку! Да! На улицах не водятся кролики, зато тут много кошек. В городе иногда только кошками и пахнет. Естественно, я знаю, о чем вы подумали — кто видел пса, хватающего кошку? Пес может лаять на кошку, даже преследовать ее, но поймать? Слишком кошки быстрые. Но ведь и я не совсем обычная собака, у меня есть мозги. Я не сомневалась в том, что смогу поймать кошку, если сначала придумаю план действий.