Догматическая система святого Григория Нисского - Виктор Несмелов

Шрёкк совершенно верно заметил, что период наиболее плодовитой авторской деятельности св. Григория Нисского начинается годом смерти св. Василия Великого. Св. Григорий считал себя сыном и учеником св. Василия, всецело принадлежал тому великому делу, за которое ратовал св. Василий, и по смерти его считал себя нравственно обязанным заменить его для православной церкви, дополнить то, что он начал и не успел окончить. Таким именно дополнительным трудом было капитальное догматико–полемическое сочинение св. Григория — „Опровержение“ Евномия; такими же дополнительными трудами были и два капитальных догматико–филосовских трактата его — „О шестодневе“ и „О создании человека“.

Первый трактат, появившийся в 379 или 380 г., был написан по просьбе св. Петра севастийского, предложившего на обсуждение св. Григория разного рода возражения, какие делались естествоведами IV века против библейской космогонии вообще и против объяснения её в Шестодневе св. Василия Великого в частности. Естествоведы IV века не находили у св. Василия никаких ответов на следующие вопросы: как свет мог появиться прежде светил, и если это возможно, то зачем же Богу нужно было творить еще светило? как могли быть смены вечера и утра, если не было солнца? почему земля произведена сначала в хаотическом состоянии, а не прямо явилась благоустроенною? Считая эти вопросы серьезными, св. Петр просил своего брата подыскать для них надлежащее решение, и в исполнение этой просьбы св. Григорий представил „Апологетическое рассуждение о шестодневе“ (Λόγος απολογητικός περί τις ίξαημέρον). В этом рассуждении он оправдывает св. Василия Великого за непостановку указанных недоуменных вопросов, и делает решение их специальною задачей своего сочинения. Так как св. Василий имел в виду не философское изложение творения, а простое церковное поучение, в котором по необходимости должен был сообразоваться со степенью развития своих слушателей, то св. Григорий взялся теперь восполнить этот пробел. Он назначил свое сочинение для людей образованных, а потому представил изложение христианской космогонии на новых, чисто философских началах. По собственному его выражению, он имел в виду, „оставляя букву в собственном её значении, придумать какое–либо связное и последовательное обозрение совершавшегося во время творения“ [66], т. e. другими словами: оставляя неприкосновенною букву св. писания, он хотел проникнуть в его высший смысл, понять связь и последовательность в постепенной квалификации видов бытия. Если он изредка указывает на библейский текст, то лишь затем, чтобы сделать его исходным пунктом своих чисто философских умозрений. При такой постановке дела он, естественно, должен был создать более серьезное и глубокое сочинение, чем простую апологию шестоднева, или примирение кажущихся разногласий в библейском тексте. Его сочинение — первый опыт философского построения христианской космогонии и — нужно отдать ему полную справедливость — опыт в высшей степени замечательный.

В тесной связи с Шестодневом св. Василия Великого находится и второе из указанных сочинений св. Григория — „О создании человека“ (Περί κατασκευής άνθρωπον). Оно представляет собою общинный трактат, разделенный на тридцать глав, с особым введением, в котором св. Григорий объясняет обстоятельства и цели написания своего сочинения. Из введения мы узнаем, что это сочинение было предпринято с целью восполнения Шестоднева св. Василия и служило пасхальным даром братской любви св. Григория к Петру севастийскому. Св. Григорий избрал предметом своего рассуждения учение о Человеке и определил задачи своего сочинения по отношению к этому предмету весьма широко. По его мнению, говоря о человеке, „не нужно оставлять неисследованным ни того, что по нашему верованию было с ним прежде, ни того, что, как ожидаем, будет с ним после, ни того, что усматриваем в нем ныне“ [67]. Таким образом, сочинение имеет в виду рассмотреть человека в его первобытном, настоящем и будущем состоянии, т. е. представить полную антропологию. Эту задачу св. Григорий выполнил вполне удовлетворительно и с таким значительным запасом эрудиции, что трактат „О создании человека“ вызывал удивление в его читателях. Свида, например, называет его τεύχος θαυμάσίον. Этот отзыв древнего библиографа вполне подтверждается и широкою общеизвестностию рассматриваемого трактата. На востоке, например, его цитовали V и VI вселенские соборы, на западе оно очень рано появилось в латинском переводе Дионисия Младшего. [68]

В обширном трактате „О создании человека“ св. Григорий представил подробное философское построение христианской антропологии. Но кроме этого трактата, у него есть еще три проповеди, написанные для разъяснения одного частного пункта в учении о человеке, именно — о создании человека по образу и подобию Божию. Первые две проповеди написаны на текст: сотворим человека по образу нашему и по подобию (Быт. I, 26), — третья изложена в форме общего рассуждения „о том, что значит по образу Божию и по подобию“ (περί τού, τι εστι τό κατ εικόνα Θεού καі καθ' όμοίωσιν). Тилльмон, Селье и Фесслер не признают подлинными все три проповеди. По их мнению, первые две принадлежат св. Василию Великому, а третья — св. Анастасию Синаиту. Но оснований для такого мнения в сущности нет совершенно никаких. Фесслер, например, не признает подлинными первые две беседы на том основании, что св. Григорий уже рассматривал вопрос об образе и подобии Божием в человеке в трактате „О создании человека“. Но на это нужно заметить, что было бы слишком странно думать, будто богослов–проповедник не может повторяться в своих поучениях, и уж если сказал о чем проповедь, так и рассуждать об этом больше не должен. Феселер, приписывая указанные проповеди св. Василию Великому, опирается на показания некоторых кодексов, в которых они действительно помещаются между творениями св. Василия, как X и XI беседы на шестоднев. Но ссылка на кодексы в этом случае не имеет никакого значения. Древние церковные писатели ясно говорят, что от св. Василия Великого осталось не одиннадцать, а девять бесед на Шестоднев [69]; следовательно, X–XI беседы в кодексах прибавлены после и прибавлены совершенно безосновательно, потому что св. Григорий Нисский очень ясно говорит, что св. Василий Великий не писал бесед о человеке [70]. Таким образом, за неимением никаких оснований для отрицания подлинности двух бесед на Быт. I, 26, мы имеем полное право признать верными показания тех кодексов, в которых они приписываются св. Григорию Нисскому.

Что касается третьей беседы „о том, что́ значит по образу Божию и по подобию“, то главное основание отрицания её подлинности Фесслер видит в том, что решение вопроса об образе и подобии Божием в человеке по этой беседе отличается от решения того же вопроса по несомненно подлинной книге св. Григория — „О создании человека“. Но на такую критику нужно заметить: а) что отличие не есть диаметральная противоположность, и b) что руководясь таким принципом, нужно было бы вычеркнуть из списка подлинных почти половину творений св. Григория, потому что, как выше было замечено, он очень редко смотрел на предмет с одной и той же точки зрения, а вследствие этого и говорил о предмете не всегда одно и то же [71]. В виду этого, основания отрицать подлинность беседы нет никакого, и потому Шрёкк и Гейнс совершенно справедливо, опираясь на показания многих кодексов, признают ее подлинною.

4. Творения св. Григория, в которых раскрывается православное учение о Лице Спасителя: письмо к Евстафии, Амвросии и Василиссе, Антирретик, и послание к Феофилу александрийскому.

В полемике с Евномием и арианами св. Григорий раскрывал учение о Лице Сына Божия в Его предвечном, божественном бытии. Вопрос о воплощении Сына Божия был выдвинут только в конце этой полемики — во второй книге против Евномия, появившейся в 383 г., и решен в самых общих, хотя и в самых ясных чертах. Это зависело от того, что Евномий специально не рассуждал о воплощении Сына Божия, и потому не давал никакого повода к специальному раскрытию этого пункта христианского вероучения. Более подробное раскрытие догмата о Лице воплотившегося Сына Божия св. Григорий сделал еще раньте своей полемики с Евномием — в полемике с другим знаменитым еретиком IV века, Лаодикийским епископом Аполлинарием.

Первое известие об аполлинаризме, по творениям св. Григория Нисского, мы находим в письме св. Григория, адресованном „истинно почтеннейшим и благоговейнейшим сестрам Евстафии и Амвросии и почтеннейшей и честнейшей дочери Василиссе“ [72], С этими женщинами, как видно из содержания письма, св. Григорий познакомился во время пребывания своего в Иерусалиме, и написал им „тотчас по возвращении в свой главный областной город, чтобы освободить от горечи свою душу“. Горечь эту доставили ему апполинаристы. Правда, он не называет их по имени, однако указание и выяснение учения о Лице Иисуса Христа, как краеугольного пункта разногласия, не оставляет в этом никакого сомнения. Впрочем, нужно заметить, что догматическое разногласие между православными и аполлинаристами, согласно показанию этого письма, не казалось св. Григорию существенно важным. Он не обличает, а оправдывается. Он доказывает свое правоверие и вместе с ним то, что аполлинаристы незаконно отделяются от православных, ненавидят их и даже строят свои особые церкви, — т. е. он признает аполлинаристов теми же православными, только по суемудрию удалившимися в особые собрания, и потому приглашает их к скорейшему единению с православною церковью. „Что значит, — говорит он, — это устроение против нас новых жертвенников? Разве мы иного Иисуса проповедуем, или другого указываем? Разве мы изъясняем другие писания?… Есть ли за нами что–нибудь такое, за что, по мнению некоторых, следует бежать от нас и воздвигать против нас другой жертвенник, как будто мы оскверняем святыню“ [73]? Эта рознь больше всего и поразила его. Она должна была казаться особенно нелепой для человека, поставившего целью своей жизни умиротворение партий, — а св. Григорий Нисский был именно такой человек. Поэтому на рознь он и обратил свое главное внимание, оставив в тени, а может быть в это время еще достоверно и не узнавши, как велико и насколько важно было догматическое разногласие обеих сторон, православных и аполлинаристов.