Ядерный принц - А Гардари

Сан Саныч живо представил, как чубук дымящейся трубки, обсосанной долгими бессонными ночами, втыкается в карту характерным, отработанным за затяжную войну, жестом, впоследствии многократно воспроизведенным в кинофильмах. Или это был пухленький палец с криво-обгрызенным ногтем главного приспешника Отца Народов?

"Лето 1945 года. Железная дорога дотягивалась только до Кыштыма, дальше нас подбросили на танке. Чтоб враги советской власти тряслись в этой грохочущей посудине тридцать километров. Танк заваливался на валунах и увяз по брюхо в болотине. Это не представить и не передать. Я набил с непривычки десяток шишек, пока, наконец, вылез и этой консервной банки. В голове звенело. Словно мне надели большую кастрюлю на голову, и озорной мальчишка побарабанил по ней пару часов... Тем разительней показалась тишина. Абсолютная тишина вокруг.

Началась геологическая разведка. Созрела земляника. Рабочие ходили по перезревшим ягодам. Их кирзовые сапоги становились красными от подавленных ягод. Так же было в Литве, но от пролитой крови. Нам кричали: "У вас руки в крови, христопродавцы..." А мы же выполняли задание Партии... У некоторых святых тоже руки в крови. Мы, как и они, действуем во благо страны, во благо будущего... Может, нас тоже надо сделать святыми?

На стройку пригнали десять батальонов Советской Армии по тысяче человек каждый. Дрова и стройматериалы возили на танках. Танки тонули в болотах. Пришлось заменить их лошадьми. Доставили тысячу голов. Я распорядился, что за гибель лошади виновник платит ее стоимость в троекратном размере или несет уголовную ответственность. Порядок прежде всего.

Зима 1945-1946 года была снежная и студеная. Хлеб привозили из Кыштыма. В дороге буханки промерзали, приходилось их рубить топором. Лес заготовляли в Тюбуке, подвозили по железной дороге. До станции бревна тащили по снежному коридору и стены достигали четырехметровой высоты. Солдаты валили сосны, обрубали сучья. Если кто со ствола срывался в снег, то проваливался в него с головой. То и дело приходилось вытаскивать.

Техники практически не было, все работы на стройке велись вручную. Даже распиловку бревен на доски делали при помощи дедовских приспособлений и инструментов. Работа кипела. Строили ветку железной дороги, бараки, лежневки и линии электропередач.

Страна только начала выкарабкиваться из разрухи, и к нам шли и шли эшелоны с различными грузами со всех ее концов. Из Челябинска и Свердловска, Ленинграда и Москвы, из Хабаровска и Иркутска, из Баку, Башкирии, Новосибирска, Горького, Ташкента, Куйбышева, Николаева, Харькова, Гусь-Хрустального, Ставрополя... В стройку века, не зная об этом, включилась вся страна.

В августе 1946 года начали копать котлован под первый промышленный атомный реактор - объект "А". Его потом окрестили "Аннушкой". Первые метры копали вручную, лопатами. Грунт вывозили на тележках - грабарках. Копали в две смены три тысячи человек. Старые экскаваторы не справлялись с тяжелым грунтом. Распорядились применять направленные взрывы большой мощности. Землю вывозили десять машин: американских "студебеккеров" и советских "ЗИСов". Машины постоянно ломались."

Сан Санычу подумалось, что по иронии судьбы машины бывших союзников, американские "студебеккеры", работали на советской стройке. Стройке, которая самим возникновением своим обязана абсурдному противостоянию Союза и Штатов.

"Мы делали все возможное для выполнения предначертания Партии и лично товарища Сталина, который сказал: "Победа Советского Союза над фашизмом, завоеванная в тяжелейших условиях, наглядно показала всему миру всю мощь СССР. Фактически Советский Союз превратился в сверхдержаву. Теперь США вынуждены считаться с позицией СССР по всем принципиальным вопросам международной жизни. Однако, опасаясь наших притязаний на мировое господство, Америка, купив европейских ученых, разработала атомное оружие. Гарри Трумэн считает, что атомная бомба может напугать нас. Поэтому мы должны в кратчайшие сроки ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ создать атомный щит страны. Мы должны поставить США на место, и мы поставим."

До конкретных исполнителей этой задачи была доведена вся важность их работы. Строители жили в ужасных условиях, в наспех построенных щитовых бараках. Стены их жилья ночами покрывались льдом. С крыш текло. За ночь не удавалось просушить одежду. Работали в условиях нескончаемых авралов по десять часов в день без праздников и выходных. Питались скудно. Однако люди понимали, что только своим самоотверженным трудом они смогут остановить возможную агрессию капиталистического мира. Понимали, что в их руках не только безопасность, но и само существование страны.

Работала политика кнута и пряника. Всячески поощрялись успехи в труде. Было организовано стахановское движение. За выполнение нормы на 125% полагалось одно дополнительное блюдо к гарантированному пайку. Если 150-175% - два дополнительных блюда и двести граммов хлеба, более 200% - три дополнительных блюда и двести граммов хлеба. В качестве поощрения были ордера на покупку сукна, сапог, часов, шапок, галош. Всего этого в свободной продаже не было. У меня сохранились записи: на одном участке на 400 военных строителей за месяц потратили 150 литров спирта, 200 килограммов табака и 500 килограммов мясных и рыбных консервов. При карточной системе послевоенных лет в жестких условиях тотального дефицита мы находили ресурсы для поощрения людей, для поддержания в них боевого и трудового настроя. Это с одной стороны, а с другой нагнетался страх перед суровым наказанием за любую провинность, не говоря уже о срыве сроков работы. Люди помнили процессы о краже трех колосков для голодных детей, когда матери на годы попадали за решетку. Знали о лагерных последствиях опозданий на работу и самовольных отлучек с нее. В местах заключения даже за недоносительство о готовящемся побеге добавлялось по десять лет к имеющемуся сроку. Порядок должен быть. Вопрос "кто виноват?" срабатывал безоговорочно. Люди выкладывались максимально и жертвовали собой в экстремальных ситуациях. Было множество примеров этому. Вот лишь некоторые из них.

1) В морозы отказал один из насосов. Грунтовые воды стали заполнять котлован. Пришлось прекратить работы и эвакуировать людей. Еще даже не было произнесено пресловутое "кто виноват?", как механик объекта разделся догола и нырнул в ледяную воду. Под водой он исправил запавший клапан и насос опять заработал. Я не помню, поощрили механика как-то или нет, но думаю, что не наказали за простой.

2) Строили заводскую трубу. Был мороз и сильный ветер. Строители поспешили с подъемом опалубки. Бетон еще не застыл. Трубу накренило. В результате несколько человек сорвалось с высоты более 100 метров и разбилось насмерть. Один повис на руке. Руку защемило металлоконструкциями. К нему подняли хирурга. Хирург, рискуя жизнью, отпилил руку и спас пострадавшего. Устранять аварии никто не хотел. Вольнонаемные отказывались. Тогда мы пообещали заключенным свободу вне зависимости от срока наказания. Только такой ценой авария была ликвидирована.

3) Строили бассейны насосной станции. В них образовались раковины, через которые вода из озера заливалась в машинный зал. Положение критическое. Я дал сутки, после которых обещал принять меры к виновным. Тогда строители решили заполнить раковины смесью песка, быстро схватывающегося цемента и жидкого стекла. Этой раскаленной смесью на расплавленном стекле заделывали раковины вручную. Сгорала до мяса, отрывалась от ладоней сожженная кожа, висела лохмотьями. А люди были рады, что смогли быстро и без тяжелых последствий ликвидировать невольную оплошность..."

Сан Саныч больше не мог читать. Великое послевоенное противостояние двух сверхдержав казалось таким никчемным и нелепым с высоты конца века. Мировое господство, власть над планетой, мировой диктат... Стервятники, бьющиеся из-за куска падали... А следствие? Сороковка - насильственная изоляция для безвинных. Зализывающая нанесенные войной раны страна, вкладывающая бешеные средства в производство атомного оружия. И люди, люди, люди, люди. И боль, боль, боль за них. "В кратчайшие сроки ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ создать атомный щит страны..." Что может быть чудовищней? Было пушечное мясо, стало атомное мясо... Такие мысли бродили в голове Сан Саныча. Вернулась боль, опять железными тисками сдавила сердце. Казалось, что это единственное свойственное ему теперь состояние. Но боль одиночества начала растекаться, вбирать в себя чужую боль близких без вины наказанных людей.

Сан Саныч думал, а в соседней комнате родители о чем-то говорили, и до него долетел раздраженный мамин шепот:

- Конечно, ты ничего уже не помнишь, а я сама была на похоронах Валентины Семеновны.

Комната закружилась в странном танце, поплыли белыми пятнами лица, а над ними скорбные глаза, то ли матери, то ли богородицы. В комнату лился отраженный от стоящего напротив дома желтый солнечный свет и липы шелестели на ветру...