Мафия против закона - Розарио Минна

Итальянское правительство, составленное после смерти Кавура из лидеров исторической правой партии, не оказалось той политической силой, какой оно хотело и старалось быть. На Сицилии оно обрубило все ростки демократического и автономного направления и, как впоследствии на всем Юге Италии, избрало политическую линию умеренных, состоящую в «безоговорочном присоединении» острова к Пьемонту, жестоко подавляя любое движение, уклоняющееся от этой линии. Для проведения такой политики правительству было необходимо «осуществить централизацию, дать новый толчок истощенной экономике Юга Италии, монополизировать власть». Оно изгнало гарибальдийцев из административных органов, куда они вошли за короткий период правления Гарибальди, а затем методично и повсеместно преследовало их.

Историк Франко Мольфезе писал, что господствовавший в то время политический класс не сумел «в подходящий момент принять обоснованные требования, выдвигаемые оппозицией, или хотя бы существенную их часть». Совет о необходимости принятия таких требований был дан правительству в 1861 году Диомеде Панталеоне, откомандированным на Сицилию для выяснения реальной ситуации на острове.

На Сицилии правительственная линия вызывала недовольство почти во всех слоях населения.

В сентябре 1866 года в Палермо вспыхнуло восстание, получившее название «семь с половиной», длившееся, как видно из его названия, чуть больше недели. Восстание было «внезапным, хаотичным и запутанным, без определенных целей». Одной незначительной искры хватило на то, чтобы разгорелись антиправительственные настроения, накопившиеся повсеместно за шесть лет централизованного правления. В нем принимали участие священники, гарибальдийцы, сторонники Бурбонов, республиканцы и вся обездоленная часть населения Палермо, причем все они не были связаны между собой. К восстанию примкнули и даже отличились в нем некоторые мафиози, среди которых был знаменитый Тури Мичели, главарь мафии из Монреаля. Восстание, однако, не распространилось за пределы Палермо и довольно скоро было подавлено войсками генерала Кадорны.

На Сицилии, писал Гаэтано Фальцоне, после налетевшего шквала восстания уже «существует мафия».

Действительно, центральное правительство на Сицилии потерпело неудачу даже в сфере поддержания общественного порядка. После объединения Италии с почти циклической последовательностью, примерно раз в два года, проводились военные кампании против сицилийского бандитизма, но каждый раз они были изолированными, не скоординированными между собой и никогда не имели единого плана. Правительство, правда, использовало в этих кампаниях регулярные войска, но их количество всегда было слишком незначительно, и современный историк Джампьеро Кароччи выдвинул гипотезу; что историческая правая преднамеренно, словно отмеривая из пипетки, посылала только небольшие отряды карабинеров, чтобы посеять страх у сицилийских землевладельцев, рассматриваемых ею «как пешки в ее игре против революции». Борьба с бандитизмом велась с использованием опыта Бурбонов: в 1863 году были возрождены «вооруженные отряды», распущенные Гарибальди, а теперь возвращенные к жизни на тех же условиях полу частных вооруженных формирований, сохранившихся вплоть до 1882 года под названием «конных ратников» или «конной стражи общественной безопасности». Снова приглашены в полицию бывшие уголовники для борьбы с преступным миром, хотя впоследствии выяснится, что полицейские Палермо были непосредственно замешаны в очень громкие, скандальные ограбления, сумма выручки от которых превышала несколько миллионов тогдашних лир. Аристократ Палеолого под большим секретом в личной беседе открыл генералу Медичи имена нескольких преступников, разбойничавших в сельской местности, но вскоре некие «друзья» предупредили его, что он рассказал слишком много, и в итоге ему пришлось бежать из своей усадьбы.

Правительство само подливало масло в огонь, продолжая политику обязательной воинской повинности, на которую никогда не отваживались Бурбоны. В 1861 году оно оказалось перед фактом дезертирства более тысячи человек в одном лишь районе Палермо. Этим людям не оставалось ничего другого, как уйти в преступный мир, став «бандитами поневоле».

Правительственные репрессии против бандитизма окончились, по сути, провалом: на острове не только сохранялся разгул преступности, характерный для времени правления Бурбонов, но к нему еще добавлялось постоянное осадное положение, безжалостно введенное Римом после неудачных попыток подавить бандитизм.

Эта борьба совершенно не затронула мафию, что прекрасно почувствовали современники. 29 мая 1875 года Сораньи, возглавлявший в то время префектуру Палермо, писал министру внутренних дел, что «…мафия… эта обширная организация, которая расползлась по всему социальному организму, играя на противоположных чувствах, угрожая, покровительствуя и пытаясь подменить законную власть собою… обладает большей силой, чем правительство и закон». Таким образом, префектура впервые официально отделила мафию от бандитизма и, противопоставляя ее бандам разбойников, указала, что это она «основная причина зла, упорно отстаивающая свою организацию и обновляющая редеющие ряды преступников».

Вскоре мафия опять заставила говорить о себе. 25 июля 1861 года князь Мирто направил петицию королевскому наместнику в Палермо, в которой жаловался на то, что габеллотто прибегают к «вендетте» как против крестьян, так и против землевладельцев. Сам королевский наместник еще с января 1861 года уведомлял правительство о продолжающейся цепи убийств и похищений людей (последние обычно заканчивались уплатой выкупа в размере от трех до шести тысяч лир). Все правительственные чиновники в докладах, которые будут опубликованы намного позже, информировали министерство внутренних дел о том, что население не оказывает им никакой помощи в поимке преступников, что сицилийцы предпочитают разрешать свои проблемы сами, что судьи и полицейские часто бывают подкуплены или проявляют слишком большую терпимость и мягкость, сталкиваясь с молчанием подозреваемых и обвиняемых.

Кажется, что на Сицилии сразу же после 1860 года наибольшая обеспокоенность правительства в деле поддержания общественного порядка была связана с подавлением предполагаемого или действительного революционного движения. Только этим предположением можно объяснить некоторые действия властей, которые в противном случае выглядели бы колоссальной ошибкой. В апреле 1865 года префект Палермо маркиз Филиппе Гуальтерио в официальном донесении министру внутренних дел впервые употребил слово «мафия». Гуальтерио спешил уведомить правительство о взрывоопасной обстановке в Палермо. По его мнению, мафия, вероятно, могла оказать помощь скрывающемуся от правосудия Бадиа, который в 1863 году был сподвижником Гарибальди под Аспромонте. Иными словами, Гуальтерио боялся, что усиление мафии будет содействовать разжиганию восстаний и мятежей среди населения Палермо. Однако следует признать, что Гуальтерио, чиновник, строго придерживающийся иерархических принципов, в угоду римскому правительству подогнал толкование феномена мафии под то, которое отвечало взглядам и программам этого правительства.

И все же Гуальтерио показал действительное положение дел. Известил правительство о том, что многие землевладельцы, внешне оставаясь «честными» и «порядочными», из страха понести серьезные убытки вступили в «пусть даже молчаливый» союз с мафией, а сами мафиози уже тесно сплелись со многими семьями, которые начали обогащаться после объединения Италии.

В государственном архиве Палермо, издающем сегодня без указания настоящих фамилий все подлинные документы тех дней, хранятся бумаги, доказывающие, что уже в те годы много богатых людей, лишенных официальной защиты полиции и правосудия, вынужденно или своекорыстно поддерживали связи с мафией.

Уже в 1861 году Панталеоне, а в 1863 году Дзеннер обвинили зажиточные круги Палермо в том, что они пристрастились к насилию, злоупотреблениям, обману и Мошенничеству. Префекты, квесторы, судейские чиновники и журналисты начинают в эти же годы разоблачать вмешательство мафиози в муниципальные выборы и назначения на административные должности в Палермо, Трапани и Агридженто. Факты говорят нам о том, что сицилийцы, встречаясь с мафией, объединяющей бандитов, не сомневались в том, что нити от нее тянутся к другой организации, которую называли мафией «белых перчаток».

31 июля 1874 года префект Палермо Распони в официальном донесении министерству внутренних дел предупреждал о необходимости отличать «открыто действующего мафиози» от того, «кто действует тайно, но к кому стекаются все сведения и секреты, касающиеся замысла и исполнения преступлений». Распони был убежден, что «богатый человек опускается до уровня мафиози, чтобы уберечь целой и невредимой от неизлечимой язвы бандитизма свою жизнь и свою собственность, или же использует мафию как орудие сохранения былого превосходства, которое ныне он начинает утрачивать из-за появления либеральных учреждений и расширения свобод».