Товарищ маузер - Гунар Цирулис

В таком душевном состоянии Атаман пришел на явочную квартиру. Первое, что он услышал, было известие об аресте Грома.

Атаман не искал слов, чтобы успокоить и ободрить Лизу, — только сами собой сжимались кулаки. Он даже толком не поздоровался с товарищами, отстранился от Дины, выбежавшей ему навстречу с глазами, сияющими от счастья, и молча уставился хмурым взглядом на Робиса.

— Ну, что все скисли? — заговорил он после тяжелой паузы. — Чего мы еще ждем, Робис? Надо собирать ребят, выручать Грома. Пошли!

— Я никуда не пойду!

— Что с тобой случилось? — удивился Атаман.

— Ничего. Как будто ты сам не знаешь, что мы теперь не имеем права рисковать собой!

— Значит, тебе партийная дисциплина важнее жизни друга?!

— Представь себе, что да… И ты тоже никуда не пойдешь!

— Это ты говоришь мне? Атаману еще никто ничего не мог запретить! — И он круто повернулся.

Лиза догнала Атамана у двери:

— Спасибо, Атаман, но ты не должен идти. Ты ведь знаешь Робиса, если бы можно было, он и сам бы пошел.

Атаман нехотя вернулся, бросил голубую жандармскую фуражку на стол.

— Прости, Робис, я знаю, что ради Грома ты пошел бы и в огонь и в воду. Ну, что поделаешь, если во мне все кипит. Не умею я так, как ты, — все одним рассудком, Ну, почему мы не можем отправиться на выручку товарища? Ведь ничем, кроме своей шкуры, мы не рискуем!

— Потому что «музей» набит солдатами. И наша шкура принадлежит не нам, а революции. Пока не достанем оружия, мы не смеем и шага сделать в сторону. Да и как ты вообще думаешь освободить Грома?

Атаман не отвечал. Лишь теперь он заметил покрасневшие глаза Дины и, как бы в знак примирения, погладил ее по стриженым волосам:

— Не сердись, девочка. Если бы ты знала, как мне сейчас тошно от всей этой жизни!.. — И затем, словно в один миг стряхнув с себя груз тяжких мыслей, совсем другим, почти залихватским тоном ответил Робису: — Как думаю? Очень просто. Этот мундир сегодня уже выручил двоих — меня и еще одного товарища по несчастью. Дина молодец! Так здорово сшила, что на пограничной станции солдатня вытягивалась передо мной в струнку.

— Для тебя всё шутки, а я тогда всерьез перетрусила. Паспорт как-никак у тебя поддельный, хотя брат и клялся, что его не отличить от настоящего.

— Да ну, они на него даже не посмотрели толком! Ты разве не знаешь, что в Российской империи главное не человек, а мундир? Послушала бы, как сегодня шпики величали меня «вашим высокоблагородием»… — И Атаман начал рассказывать о своих приключениях, с каждой фразой оживляясь все больше.

Робис помрачнел. Он любил Атамана за его удаль, любил его порывистость, так отличавшую их друг от друга. И все же Робис должен был сделать ему выговор:

— Нельзя так, Атаман, революция не театр! Твоя выходка с запиской могла стоить тебе головы.

— Какое там! — отмахнулся Атаман. — Я от них был тогда уже за версту, Я ведь нарочно приказал этим болванам ждать подкрепления.

— Ну конечно, — Дина тоже не удержалась от упрека, — ты считаешь, что совершил великое геройство! А сам ты разве не учил меня всегда быть осторожной?

— Но ведь ты не я… Такой уж я есть, не взыщите! — И, чтобы покончить с неприятным разговором, Атаман, прищурив глаза, посмотрел на товарища и воскликнул: — А ты знаешь, о чем я мечтал всё время, когда жил в Льеже?

— О винтовках?

— Я мечтал, чтобы ты наконец оделся, как человек. Сколько можно ходить таким люмпен-пролетарием?!

— Нашел о чем говорить, — отмахнулся Робис. — Мне в этой одежде удобно, а до остальных дела нет… Кстати, неплохо бы и тебе скинуть этот попугайский наряд. Подбери себе что-нибудь подходящее. — И он распахнул шкаф, в котором висело несколько разных костюмов.

После долгих размышлений и примерок Атаман выбрал полосатые брюки и длинную черную визитку. Бравый подполковник превратился в степенного управляющего фабрикой. Разыскивая зеркало, о котором Робис, разумеется, не подумал, он наткнулся на этажерку. Порылся в книжках, но себе по вкусу ничего не нашел.

— Можно подумать, что это библиотека научного общества — ни одного поэта. С каким удовольствием я теперь почитал бы Райниса, Байрона или, например, Аспазию…

— Вот единственная поэзия, которая сейчас нужна! — серьезно проговорил Робис и стукнул кулаком по открытой книге. — «Тактика уличного боя»… Ну давай выкладывай, как там с оружием.

— На пустое брюхо? Нет, я еще не такой герой.

Тут Робис вспомнил, что и у него со вчерашнего вечера во рту не было ни крошки.

— К сожалению, у меня ничего нет, — словно извиняясь, ответил он другу.

— Подумаешь, экая беда! Сейчас пошлю нашу хозяюшку… Лизонька, вот тебе деньги на обед. Только по ошибке не попади в третью квартиру, а то прождем тебя тут до второго пришествия! — Проводив Лизу, он вернулся в комнату.

— С чего ты про третью квартиру разговор завел? — поинтересовался Робис.

— Да так, одно забавное приключение… Подымаюсь я давеча по лестнице, ищу наш новый генеральный штаб. На втором этаже остановился — здесь, думаю. Написано «Криевинь». Стало быть, точно. Только вот номер квартиры третий, а не пятый. Что за чертовщина такая! Наверное, Фауст неправильно расшифровал телеграмму. Я постучал в дверь. За дверью шепчутся, но не открывают. Снова постучал. Наконец открыли. Пардон, говорю, мне сказали, будто у Криевиней сдается комната на две койки. А сам вижу — в коридоре портьера в двух местах этак подозрительно оттопырилась. Ясно, как божий день, — два призрака с пушками. Только тут женщина мне и говорит: «А вы этажом выше поднимитесь. Там тоже Криевини живут». Ну, что скажешь насчет такой конкуренции?

Робису этот рассказ совсем не показался забавным.

— Это не наши. Всех не перечтешь: «союз», «бунд», «русские социал-демократы». Пора бы всем боевикам объединиться… Делать нечего — придется менять конспиративную квартиру. Кому могло прийти в голову, что будет такое совпадение?… Ну, теперь докладывай!

— Винтовки будут!

— Я знал, что с пустыми руками ты не вернешься.

— Все не так просто, как ты себе представляешь, дело еще может лопнуть, — сказал Атаман.

— Что еще за шутки! — крикнул Робис. — Говори прямо, в чем дело!

Дина вмешалась в их разговор:

— Все уже было в порядке, оставалось только подписать бумаги. А тут впутались эти гаитянцы…

— Какие гаитянцы? — удивился Робис. — Что за чушь?

— Из Гаити, — усмехнулся Атаман. — И нам заявили, если мы вовремя не уплатим денег, то наши винтовки достанутся им. Понятно?

— Не понятно, — сказал Робис.

— Тогда я повторю еще раз. Я не хотел покупать кота в мешке. Пробовал разные системы винтовок, пока не нашел подходящие. Они сняты с вооружения швейцарской армии и поэтому на несколько франков дешевле. Ну, договорились, все честь по чести, а когда дело дошло до того, что оставалось только подписать контракт, оказалось, что гаитянцы хотят закупить эти же самые маузеры. И в последний момент в договор внесли дополнительный пункт; вся сумма должна быть уплачена не позднее двадцатого сентября. Если не уплатим, придется воевать голыми руками. Надеюсь, теперь тебе ясно?

— Что же делать? Где взять деньги? Тех, что есть у комитета, не хватит!

— Может быть, собрать пожертвования? — предложила Дина.

— А сколько нам еще надо?

— Двести тысяч! — ответил Атаман.

— Это невозможно! — покачал головой Робис. — Рабочие зарабатывают мало. Сорока копеек в день не хватает даже на то, чтобы каждый вечер жечь керосиновую лампу!..

Все задумались. Задача казалась неразрешимой. Вдруг Робис наклонился к Атаману:

— Один путь я, кажется, знаю…

— Я тоже, — перебила его Дина. — Обратимся к Российской социал-демократической партии. Ведь мы имеем право так поступить. Мы боремся за общее дело.

— Они сами не богаче нас, — сказал Робис. — Я предлагаю другой выход — прибегнем к экспроприации. Не забывайте, что в нашем распоряжении считанные дни: задержка на одни сутки — и все пропало. Пойду в Федеративный комитет, посоветуюсь.

ГЛАВА ПЯТАЯ,

в которой боевики получают задание достать деньги на оружие

1

В стеклодувном цехе фабрики братьев Кузнецовых все окна были распахнуты настежь. На дворе стоял август, и в воздухе, словно впитавшем напряженную атмосферу города, чувствовалось знойное удушье недалекой грозы.

Голый до пояса, старый стеклодув бросил в пламя наполовину выдутый графин и, задыхаясь, отскочил от печи. Кто-то тут же плеснул на его опущенную голову воду. Тяжело дыша и отфыркиваясь, старик отряхнул мутные капли и сказал со злостью:

— Подохнешь тут как собака!

Подошел мастер, напыжился индюком и заорал: