Серебряный город мечты (СИ) - Рауэр Регина

— … и меня проводит Марек, — я его перебиваю.

Огибаю по дуге.

И второй раз за вечер оставляю мужчину смотреть мне вслед.

[1] Резонёр (фр. raisonneur от фр. raisonner «рассуждать») — персонаж пьесы (театральное амплуа), который не принимает активного участия в развитии действия и призван увещевать или обличать других героев, высказывая длинные нравоучительные суждения с авторских позиций.

[2] «Большая звезда Африки», или «Куллинан I» — брильянт, самая крупная часть самого большого и дорого в мире алмаза «Звезда Африки». Брильянту была придана каплевидная форма с 74 гранями и он стал частью скипетра короля Эдуарда VII.

[3] Slečna (чеш.) — мадемуазель.

Глава 5

Март, 28

Кутна-Гора, Чехия

Дим

Сдохнуть не получилось.

Не повезло.

И утонул только телефон.

Выскользнул из кармана и на илистое дно, поднимая чёрную круговерть, опустился. Исчез, а тьма осталась, прокралась следом.

Поселилась во снах.

Вязких.

Мутных.

Стылых, как вешняя вода.

И лёгкость такие сны не приносят, не дают выспаться. Они лишь выматывают, затягивают на самое дно, кружат-вьюжат, насмехаясь и играя, а после выталкивают в реальность. Отпускают, когда до зыбкого рассвета ещё далеко, а за окном расползается серая непроглядная хмарь.

Сырая.

Она клубится промозглым туманом, облепляет дом со всех сторон и в спальню — стоит мне распахнуть окно — заползает. Скользит по дощатому полу, и Айт, поднимая голову, недовольно и глухо ворчит.

Вздыхает, когда я перекидываю ногу через подоконник, прислоняюсь затылком к холодному откосу и зажигалкой, высекая огонь, щёлкаю.

— Не смотри укоризненно, жить гораздо вреднее, чем дымить, — я скашиваю глаза на него, бормочу неразборчиво, сквозь папиросу.

Но умная псина поймет.

Понимать друг друга мы научились неплохо.

— Кто выдумал, что во снах приходят покойники? И почему она не… — я сбиваюсь, отворачиваюсь, закрывая глаза, и затягиваюсь.

А дым разъедает.

Густой.

Почти сизый.

Он забивает лёгкие и болью даёт осознать, что дышать ещё… можно. Получается, даже если воспоминания, что никогда не приходят во снах, настигают наяву и дыхание от них перехватывает…

…перехватывает дыхание от злости.

Почти ярости.

Что разноцветна, как свет танцпола, где отжигает эта… эта.

Зараза.

Долбанутый Север по имени Квета.

Пластичная и ритмичная.

Гибкая.

И чувственная.

Бесчувственная ко взглядам, что раздевают или прожигают завистью и ненавистью. Уничтожают, но… Северу плевать, её глаза закрыты и жизнью она наслаждается.

— Не смотри, а то пар из ушей повалит, — Ник насмехается, подходит незаметно, протягивает стопку с зеленым пойлом, от которого разит водкой, и рядом на холодный металл перил он облокачивается, — мой фирменный и забористый. Что, с наступающим Новым годом?

— С Новым, — я цежу сердито, салютую не глядя, потому что оторвать взгляд от светлой шевелюры не получается.

Как и у остальных.

Все взгляды её.

Звезда, мать его, танцпола.

— Ветку можно использовать вместо рекламы, — Ник смеётся.

Дразнит.

И вздыхает, ловя мой испепеляющий взгляд, уже серьёзно:

— Дим, она взрослый человек.

Взрослый.

Но безбашенный.

И огребать неприятности умеет отлично, что одна, что в компании Даньки. Вот только моя дорогая сестрёнка, научившаяся находить приключения на задницу и все остальные части тела именно у своей подружки, сегодня с Лёнькой.

Он за ней проследит, ответит головой, поэтому можно не смотреть, как они веселятся, выплясывают, поглощённые друг другом и обмотанные мишурой, на том же танцполе что-то немыслимое.

Промежуточное между танго и танцем весёлых утят.

Ветка же…

— Просто признай, что жизнерадостность нашего цветка тебя бесит, поскольку твоей морде до жизнерадостности далеко, — Андрей появляется тоже незаметно, устраивается по другую сторону.

И на раскинутый внизу танцпол мы теперь взираем втроём.

Смотрим, как танцует Север.

Двигается слишком… свободно, легко и естественно, а от того соблазнительно. Сливается с ритмом, вырисовывает бёдрами восьмерки и руки вскидывает.

— С жизнерадостностью у меня всё хорошо, — я заверяю, приговариваю пойло Ника залпом, но зубовой скрежет правду выдаёт.

А огненное зелье не заглушает горечь.

Боль?

Нет, скорее обиду.

Которой вторит извечный вопрос: «Что ещё ей надо было?»

Впрочем, на сие Ира перед уходом ответила, объяснила, дождавшись меня с дежурства, доступно, что надо ей было нормальных отношений.

Совместных вечеров.

И нормированного рабочего графика, который не будет предусматривать звонков в третьем часу ночи, выходных на работе и внеплановых дежурств.

Вообще не будет дежурств.

И самой больницы.

Вот только от больницы я не откажусь, поэтому выбор она сделала за нас двоих и на опереженье.

Оставила меня с работой, которую я — «Не спорь, Дима, это правда, ты знаешь» — люблю больше, чем её, Иру, и ушла.

За три дня до Нового года.

В новый год с новой жизнью…

— Забей, Иркой больше, Иркой меньше, — Андрей советует великодушно, — Ир будет много. И все уйдут. Мы — хирурги, кобели, если верить нашей старшей, поэтому расслабься.

Прояви кобелиную натуру и за Квету, — что, правда, взрослая и даже не сестра, — волноваться перестань.

Хороший совет.

И я почти соглашаюсь ему последовать, возвращаюсь за стол, где ещё раз выслушиваю ободрения и узнаю, что Ирка сразу была мне не пара.

— Она мне никогда не нравилась, — Алиса уверяет пылко.

— Потому что сначала вещалась на Ника? А вешалки Ника тебе всегда не нравятся? — Андрей ехидничает, невинно и невзначай.

Шипит обиженно, когда получает мыском туфли по ноге.

Алиса же невозмутимо показывает ему язык.

— Детский сад через два поворота налево, — Ник сообщает меланхолично, перехватывает её, затаскивает к себе на колени и подбородок, не обращая внимания на угрозы, кладет Алисе на плечо.

Она же фыркает. Надувается обиженным хомяком, но уже через минуту тыкает Ника под рёбра и в сторону барной стойки кивает.

Там Снегурочка — судя по голубой шапке и двум тёмным косам — флейрингует бокалом и бутылкой, что взлетают, вращаются в воздухе, перехватываются непринужденно, чтобы снова взлететь и немыслимое па выписать.

И восхищённый свист вырывается невольно, а я приподнимаюсь, чтобы настоящий мастер-класс по флейрингу видеть лучше.

— Как тебе? — Ник за моей реакцией наблюдает внимательно, ухмыляется самодовольно.

— Кто это?

— Алёнка, — отвечает вместо него Алиса, что на устроенное шоу смотрит не менее восторженно. — Поверь, кофе она варит ещё круче. А её коктейли… Ник на неё молится.

— Ещё немного и соорудит алтарь, — Андрей фыркает.

Но без привычного цинизма.

А значит Снегурочка покорила и его чёрствую душу.

— Что? — моё удивление друг и коллега отбривает. — Она милая и, правда, толковая.

— Комплемент Андрюши — это вам не вруше, — Алиса напевает.

Смеётся.

И сама себя обрывает.

Вскакивает торопливо, и к перилам она кидается, перегибается через них почти пополам, а следом, оглянувшись на нас, взволнованно произносит:

— Ребят…

Не ребята — Квета.

Белоснежная шевелюра мелькает у самых дверей, исчезает, как мимолетное виденье. Слишком быстро, слишком поспешно, слишком резко.