Память о мечте (сборник) - Ирина Озерова

Аппиева дорога

Все мы голенькие,Как новобранцыНа медкомиссии ангелов,Мы – не горлинки —Протуберанцы.Аппиева дорога.Шествие факелов.

А на крестеСотни мук, воплощенных в Христе, —Может, Бог он, а может, философ.А в кабачке придорожном,В полуверсте,Пьют солдаты вино,Не задавая вопросов.

Детей народят мучители эти,Но дети всегда за отцов не в ответе.Кричат, как распятые, в пеленках своих.Но в зыбком и чадномФакельном светеПойдут новобранцыЧерез столетья,И в этом – мука, проклятие их.

«Плотники творили чудеса…»

Плотники творили чудеса,Возводили и мосты, и храмы,И текла сосновая слезаНа распил крестообразной рамы.

Чудеса творили кузнецы,Кружева сплетали из металла,И подкованные жеребцыМчались так, как птица не латала.

Им любой заказ в работе прост —Был бы смысл да толика таланта —И для казни сколотить помост,И сработать цепь для арестанта.

Для чего перебирать слова?Все равно не обнаружишь сути…Плачет безутешная вдова,Проклиная палача и судей.

Палач

Нет, он не убивал и не казнил —Он честно, до усталости работал,И смахивал ладонью капли пота,Как будто бы пахал или косил.

Потом он шел домой, в семейный круг,Чуть семеня и чуть сутуля спину,Потом по голове он гладил сына,И голова не падала из рук.

Он в меру пил, без люминала спал,Не помня крови и не слыша плача,Спокойных глаз ни от кого не пряча,Листал юмористический журнал.

Не будет безработным он. ПокаПривычный приговор выносит кто-то,И гулки площади, как эшафоты,И шея ненадежна и тонка.

Песенка о Дон-Кихоте

Сеньору Сервантесу некогда,Исполнен смятения взгляд:Героя, рожденного некогда,Все чаще берут напрокат.

Он снова проходит инстанции,Хотя заработал покой.И пишет писатель квитанцииДрожащей посмертно рукой,

А шарик все крутится, вертится,И каждый приходит просить:– Хочу одолжить ваши мельницы,Чтоб мне Дон-Кихотом прослыть!

Пожизненно в употребленииБессмертный герой Дон-Кихот,Его размножают делением —И все Дульцинеи не в счет.

Политики или наркотикиМифических мельниц сильней.И бродят в стихах Дон-Кихотики,Как будто в театре теней.

Пока по инерции вертитсяВселенское веретено,Как мамонты, вымерли мельницы,А новых не строят давно.

И в ножнах ржавеют мечи мои,И нет безрассудных атак…Не выдержав гонки с машинами,Ушел Россинант в зоопарк.

Для рыцарей есть резервации,Где застят заборы зарю…И все же сеньору СервантесуЯ так же, как все, говорю:

– Хочу одолжить ваши мельницы,Чтоб мне Дон-Кихотом прослыть… —Но это такая безделица,Что даже неловко просить.

Тиль Уленшпигель

Нашла рецепт бессмертья в умной книге я —Он для любого времени хорош…Мой друг похож на Тиля Уленшпигеля,Хрестоматийной внешностью похож.

Он долговяз, смешлив и нежно береженС любой из кратковременных подруг,Он остроумен и всегда безденежен…Ну, чем не Уленшпигель? Только вдруг

Прозренье принуждает нас к признанию,Что сходство тратит понапрасну он,И скоморошье вещее призваниеВ бою не вынимает из ножон.

И что ему удобнее умеренность,Привычны полусмелость-полустрах…И вот друзья теряют в нем уверенность,И ходят прихлебатели в друзьях.

Неужто это признак измельчения?Почила в мире старая сова:Полуулыбка и полумолчаниеСменили смех и дерзкие слова.

Горит костер двадцатого столетияИ правит инквизитор торжество.Мой друг твердит, смеясь, что нет бессмертия.А я упрямо верую в него!

Выставка Ван-Гога

Ван-Гога выставляли на Волхонке,Бессмертье выставляли напоказ.И публика московская в охоткуНе отводила от полотен глаз.

В благоговейной тишине музея,Обычной жизни преступив порог,Преображалась публика, глазея,Как гениально бедствовал Ван-Гог;

В искусно созданном сиянье света.Увековечен, понят, знаменит,Как благодарно он с автопортретаНа запоздалых знатоков глядит.

Но мудры мы лишь тем, что мы потомки.И смотрят с восхищеньем и тоскойНа выставку Ван-Гога на ВолхонкеХудожник из подвальной мастерской.

Во вдохновенной потогонной гонкеНа краткий миг приходит торжество;Ван-Гога выставляют на Волхонке,Как выставят когда-нибудь его.

По законам сцены

Ты сыграл свою роль в этом старом спектакле —Клоунаде с трагически-странным концом.Благодарность и память мгновенно иссякли,И остались седины, как нимб, над лицом.

Но для многих еще не окончена пьеса.И покуда твои остывают следы,Безымянный дублер в лихорадке прогрессаДобровольно взойдет на подмостки беды.

И неважно, что он все равно проиграет —Он сыграет свою невеселую роль.Может, к общему счастью пути пролагаетТолько общая, даже короткая, боль.

И забудут его, как тебя забывают,Но вовеки не будут подмостки пусты:Ведь у вечных трагедий конца не бывает,Потому что родятся такие, как ты.

Билетер отрывает контроль на билете,Равноценно доступный и злу, и добру.И в театр бытия допускаются дети,Чтоб на сцене и в зале продолжить игру.

Память о мечте

Сквозь вздох органа Домского собораПослышался мне Даугавы стон —Задули ветры с четырех сторон,Колебля Землю – шаткую опору.

Шутя, открыла сумочку Пандора,Закрытую с неведомых времен.И тьма настала, душная, как сон,Лишая зрения и кругозора.

Придет похмельем память о мечте,Когда сотрутся в памяти все те,Кто просто жил и умирал без грима.

История не зла и не страшна:Осуществилась странная страна —Живая тень искусственного Рима!

Мы и звезды

Как в муках родовых Вселенная орала,Но для ушей людских был крик неразличим.И солнце среди туч светило вполнакалаМежду безумным сном и разумом моим.

Я, может быть, во сне Офелию играла,Но пробужденье вмиг испепелило грим.Офелия… Так много и так мало,Но больше все-таки, чем мы понять хотим.

Неистовство души – в консервах киноленты.Расчетлив скучный мозг, живущий на проценты…У маленьких комет – большой и длинный хвост.

Шестого чувства нет. Есть только злая шутка.Безумие – всегда лишь следствие рассудка,Чтоб не оглохнуть вдруг от крика новых звезд.

Наследство