После России - Фёдор Крашенинников

Иннокентий посмотрел на список.

– Это же шантаж… Вы хотите у нас все отобрать!

– Хотим. А что тут такого? В свое время вы все под себя гребли, вот и отдавайте! – ехидно заметила Заруцкая.

«За что же она нас так ненавидит? Может, они сектанты какие? Сейчас протестантов много стало. Недаром же про евангелистов заговорили!»

– Что же вы так с нами? Мы давно ни на что не претендуем, скромно окормляем свою паству, живем, как все, платим налоги, молимся за власти, служим обществу.

– Еще неизвестно, за какую власть вы молитесь. Не за московскую ли? – Заруцкая поправила на груди значок Республиканской партии.

Иннокентий замахал руками:

– Зачем вы такое говорите?!

– Мало платите, господин митрополит. Город развивается. Мы разработали большую программу по привлечению инвесторов. И вот это убожество с бомжами и попрошайками в центре города нам совершенно не нужно. Или найдите деньги и все почините, или давайте договариваться, – гнул свое Перепёлкин

– А если я ничего не отдам и чинить не буду, что тогда?

– Тогда мы еще немного подождем, и все у вас отберем за долги, через суд, – пообещала Заруцкая. – Не в путинское время живем, никто вам тут кланяться не собирается

– А люди? Как же люди? Православные люди? Вы думаете, это вам так просто с рук сойдёт? – вмешался отец Лонгин.

– Слушайте, ну не смешите! Вы же сами знаете, сколько людей к вам ходит даже в большие праздники? Это несерьезно, так что не надо нас шантажировать! Или вы ждете прихода мятежников? – снова ударила по больному депутатша.

– Мы лояльные патриоты нашей Уральской республики, мне оскорбительны ваши нелепые подозрения! – Иннокентий больше всего боялся, что отец Лонгин в запале скажет что-нибудь в своем стиле, и потом точно не отмыться. – Мне кажется, вы выбрали неправильное время для таких разговоров. Сейчас, когда наш президент призывает нас объединиться перед лицом опасности, показать врагам единство уральской нации и её готовность защищать свою независимость, вы имеете наглость являться сюда и шантажировать? Не выйдет, господа! Я сегодня вечером приглашен на банкет в честь Дня конституции и там лично расскажу господину Полухину об этом разговоре! Мы стоим на страже республики так же, как её армия и полиция!

Отец Лонгин взглянул на митрополита со смесью восторга и осуждения.

– Сомневаюсь, что господин президент пойдет на нарушение конституции и будет вмешиваться в дела местного самоуправления! – заметил Перепёлкин, впрочем, в голосе его почувствовалась неуверенность.

– Да кому угодно говорите, а я это дело доведу до конца! – Заруцкая встала. – Вся эта глупая война быстро кончится, и молитесь, чтоб вас не заставили в подвале КОКУРа рассказать про ваши шашни с казачеством и московскими мятежниками! Защитник республики, тоже мне.

«Надо что-то делать… Хоть на брюхе ползти мириться! Полухину пожаловаться, и с Жиховым по возможности поговорить, сказать, что ничего, мол, не знаю, а вот только какие-то люди вокруг все бегают и бегают! – подумал Иннокентий, когда кабинет опустел. – Вечером с обоими и поговорю».

4. Переворот

Генерал Старцев привык проводить дни в праздности. С тех пор как в силу физиологических причин он потерял интерес к женщинам, единственной отрадой для него стала обильная еда и сигары. По привычке он еще следил за международными событиями, но без всякой личной вовлеченности. Он считал верными ту часть Рижских соглашений, которая предусматривала максимальную демилитаризацию построссийских государств и фактически сводила роль армии в обществе к участию в учениях и парадах. Командовать небольшой и бесполезной армией было необременительно, парады выглядели вполне пристойно: Старцев надевал свой красивый мундир и с удовольствием стоял на трибуне. Рязанский мятеж с его неприятными последствиями раздражал генерала, и он подсознательно убеждал себя, что уж его-то это не касается, а ситуация сама рассосется. Во всяком случае, «воевать со своими», как он выражался, генерал категорически не желал и знал, что его офицеры эмоционально на стороне Пирогова. Впрочем, никаких сомнительных шагов он не предпринимал, выжидал, готовил себя к тому, что воевать в этот раз, наверное, придется.

Генерал собрался пообедать, когда в кабинет вошел начальник Генерального штаба полковник Сорокин.

– Товарищ генерал, похоже, что-то происходит. – Сорокин был известным фрондёром и методично игнорировал прописанное в уставе Уральской армии обращение «господин».

– Что такое опять, Василий Петрович? Не пугай старика. – Старцев растерянно соображал, что могло случиться, раздражаясь от сорокинского «товарища». Это неприятное слово из прошлого напоминало ему слишком многое, о чем Старцеву категорически не хотелось помнить.

– В аэропорту сел борт из Владивостока. Их там встречали кокуровцы, лично Михайлов, заместитель Жихова.

– И что? Тут у нас уже и казахи присутствуют… И корейцев из Владивостока ждали со дня на день. – Генерал упорно не желал расстраиваться.

– Во-первых, прибытие корейцев ожидалось завтра. Во-вторых, есть сведения, что они прибыли раньше не просто так. – Сорокин заметно нервничал.

– Ну, правильно, такая сложная ситуация… – Старцев достал из кармана кителя платочек и отер им свой невысокий лоб.

– Товарищ генерал, разрешите, я по-простому? По честному? По-русски? – Сорокин подошел ближе.

С самого утра все шло не по плану: не отвечали нужные люди, нужные новости не поступали. Досрочное прибытие корейцев окончательно убедило Сорокина, что намеченное на вечер выступление нужно начинать или прямо сейчас, или будет поздно – даже если обещанный сюрприз на банкете случится.

– Выкладывайте. Только… только учтите, я сюда поставлен Президентом! – Старцев уже понял, что ему хотят сказать, а потому заранее испугался и принялся соображать, как бы ему поступить для минимизации возможного вреда от этого разговора. «Кабинет прослушивается, если вести себя правильно, потом можно будет отмазаться. И гнать надо этого Сорокина, хоть и жалко. Ну, своя шкура дороже!»

– Товарищ генерал, нас слушают, но это уже не важно. – Сорокин сделал ещё шаг вперёд и теперь говорил прямо в лицо Старцеву. – Сейчас всё решают минуты. Или мы сейчас объявим тревогу, поднимем нашу армию и срочно возьмём под контроль город… ну, на случай, если корейцы и кокуровцы попытаются нас разоружить. Или…

– Что вы такое несёте? Кто нас будет разоружать? Зачем брать под контроль город? Что за бред? Вы что, провокатор? Шпион? Заговорщик? Я не потерплю! – Старцев решил, что даже простое участие в таком разговоре будет для него политически вредным и опасным.