Ястреб на перчатке - Александр Рау

— Почему же, верю. Хорошая вилка сегодня дорого стоит, — согласился я.

— О, Гийом, это вы, я рад вас видеть! — радостно воскликнул, едва увидев меня, Феррейра. Лейтенант был бодр и свеж, как будто не танцевал всю ночь.

— Добрый день, Блас. Какая красивая у вас медаль на груди! Золотая, в центре рубин. Неужели Хорхе резко повысил вам жалованье? Хотя вряд ли. Признавайтесь, кого ограбили?

— Казну Его Величества, Гийом. Это королевский приз лучшему фехтовальщику! — гордо ответил Феррейра. — Вчера перед балом проводился турнир. Едва успел.

— Рад за вас. И кто же был вашим соперником в последнем поединке? Барон Эрсилья, как всегда? — поинтересовался я.

— Нет, не угадали. Виконт де Кордова. Барон проиграл ему две схватки из трех.

— Вот как?! Наш поэт, оказывается, превосходный фехтовальщик?

— Да. Луис давно берет у меня уроки. Скоро ученик обгонит учителя, вчера он заставил меня попотеть, — серьезно ответил Феррейра, не заметив моей иронии. — Простите, Гийом, должен вас оставить. Дела.

— До встречи.

Де Кордова победил барона Эрсилью и заставил попотеть Феррейру. Интересно, очень интересно. Я видел Феррейру в деле, он прирожденный убийца, ангел Смерти короля Хорхе. Лучший меч королевства; если Кордова хоть чуть-чуть с ним сравнился…

В одном из коридоров встретил весьма колоритную компанию. Троих «старых» волшебников. Так с моим появлением в Камоэнсе стали называть здешних, так сказать, коренных, исконных чародеев.

Длинные, до пола, бесформенные серые или коричневые одежды. Резные посохи темного дерева. Глаза, обращенные на меня, горят ненавистью. Тощие тела, изможденные аскезой: здешние «волшебники», если их вообще можно так называть, почему-то считают, что разнообразные обеты, посты и прочие ограничения, усложняющие жизнь, лишающие ее многих ярких цветов, увеличивают магические способности. Бред.

Местные немногочисленные чародеи составляют особое замкнутое сословие. Нет притока свежей крови. Обучение идет от отца к сыну, и никак иначе. А ведь часто, очень часто бывает, что сыновья чародеев не имеют к магии не малейшей склонности.

Как результат — «старые» волшебники прекрасно предсказывают судьбу, заклинают погоду, лечат, делают неплохие амулеты. Они хорошие алхимики, составляют приличного качества эликсиры. Но воевать — не умеют. Ибо их магия по большей части предметная, требующая долгой, тщательной подготовки, точнейших измерений и дней работы перед тем, как получить результат.

А я — странствующий маг, волшебник совершенно иной школы. Выходец из другого, отличного от этого мира. Чародей, могущий оперировать силами стихий без всякой подготовки, в любой момент способный создать, сплести заклятие.

Необязательно разрушающее или убивающее — я могу неплохо лечить, созданные мной амулеты пользуются огромным спросом. Но, используя алькасарскую присказку, замечу: боевая магия — мой конек.

Мы с Хорхе заключили два с лишним года назад договор. Пакт между могущественным королем и нищим забродой, выходцем из-за моря. Он оказывает мне свое покровительство, дает новую родину, я обучаю для него магов, полноценных боевых магов. Опору престола, грозу соседей.

Камоэнс — там далеко за морем, где я вырос, — считался страной почти сказочной. Причина — огромные расстояния и тяготы путешествия. Поэтому-то я и купил место на борту торгового корабля.

Купец-авантюрист, вложивший все деньги в крайне опасное предприятие, был этим весьма обрадован. Я не обманул ожидания: все три его корабля благополучно загрузились диковинным за морем кофе и отбыли обратно. Я же остался в Камоэнсе. Один. Из вещей лишь одежда да сумка с чародейскими трактатами. Никого в чужой стране не знающий, никому не известный. Оба обстоятельства меня вполне устраивали.

— Я напрасно вызвал тебя, Гийом. Посол из Далмации попросил срочной аудиенции, придется отложить нашу беседу, — поведал мне король, готовясь к встрече с дипломатом.

Слуга как раз принес ему парадное одеяние для официальных приемов. Разглашаю государственный секрет: в неофициальной обстановке король носит длинные, до пола, мягкие алькасарские халаты.

— Гийом, возьми, — король протянул мне амулет.

Большой сапфир в серебряной оправе, на золотой цепочке. Зачарованный камень должен светиться ярко-синим огнем изнутри, но сейчас амулет разряжен и представляет собой обычное украшение.

В обмен я снял с шеи и вручил королю свой, точно такой же.

— Гийом? — удивился Хорхе.

— Наденьте, мага и без амулета убить гораздо сложнее, чем короля. В этот раз не удалось — обязательно попытаются вновь, — пресек я попытку возразить.

Во время моего отъезда короля хотели отравить, однако созданный мною амулет спас Хорхе жизнь.

— Но исполнителей уже поймали и пытают. Еще немного — и они назовут имена заказчиков, — небрежно отмахнулся монарх.

— Тем более, заговорщикам нечего терять.

— Я запомню твой жест, — пообещал король. — В городскую тюрьму привезли висельников из провинции. Распоряжусь, чтобы их отписали тебе в Седой Замок. И еще: Ангела хотела тебя видеть.

— Зачем я понадобился принцессе?

— Сам узнаешь, — бросил король. И я понял, что аудиенция закончена.

Слуга в ливрее, украшенной тремя лунами, отвел меня к принцессе. Ангела кормила лебедей в садовом пруду. Великолепные гордые птицы с царственной неторопливостью, степенно подплывали к мраморному бортику и, вытянув шеи, брали из ее рук угощение. Куски белой булки с королевского стола — их любимое лакомство.

— Здравствуйте, принцесса.

— Добрый день, Гийом. — Ангела бросила в воду последний кусок и развернулась ко мне. — Прекрасная сегодня погода, не так ли? — Я молча кивнул. — Пойдемте, прогуляемся по саду.

Принцесса была в светло-розовом платье, украшенном кружевами из Далмации. Красивые серьги с топазами, несколько колец на пальцах. Украшения — ее маленькая слабость.

Ангела обладает живым, острым умом, не терпит лжи, любит науки и прекрасные искусства, покровительствует художникам и поэтам. Когда-то она хотела брать у меня уроки волшебства, но, к несчастью, девушка не имеет ни малейшей склонности к магии.

— Гийом, послушайте:

И свежи и чисты черты моей любимой,Она, как вешний свет, с неба снизошлаИ свет златых волос на землю принесла,И бронзовых бровей излом неповторимый.И взор ее (в душе столь бережно хранимый),Как солнце, не таил ни горести, ни зла,И ложь любую мог испепелить дотлаЕе прелестных уст пожар неугасимый.О чем еще сказать? Она столь хороша,Божественный восторг дарит ее душа,Она прелестнее и радостней денницы…

— Ваше мнение? — поинтересовалась принцесса.