Семейный промысел - Чарльз Стросс

Она поднялась. Где-то высоко над головой вздыхал ветер. Она подумала о преследователях и её передернуло. «Пора домой», — поняла она. Снова передернуло, но от иных опасений… А что если она ошибается и медальон тут ни при чем. Что если её занесло сюда невесть как, обратной дороги нет и она застряла тут на веки вечные?

Как только она его раскрыла, правая створка озарилась. Поползли крошечные искорки-блестки — не фосфоресценция, как на циферблатах, не биолюминесценция одноразовых палочек-фонариков, жутко популярных в народе пару лет назад, но ослепительно-яркое иссиня-белое свечение, как бы мини-звезда. Мириам задержала дыхание и мысленно попыталась окунуться в свечение, однако спустя какое-то время осознала, что кроме усилившейся головной боли это ей ничего не даёт.

— Что же мне сделать, чтобы это заработало? — пробормотала она, озадаченная, разочарованная и смертельно напуганная. — Тогда ведь у меня как-то вышло…

Ага! Вот оно! Надо делать как тогда. Попросту расслабиться и созерцать. Поудивляться на кой черт её родной матери сдалась эта штуковина. Мириам стиснула зубы. И как же ей теперь восстановить чувство отвлеченного любопытства? И это ночью-то, посреди дремучего леса, в котором водятся неизвестные породы стрелков? «Как же…» — она прищурилась. Головная боль. «Положим, я на неверном пути, тогда придется…»

Светящиеся точечки разом вспыхнули и на какой-то миг всё вокруг озарилось как при пожаре. Мириам кувыркнулась вперед и увидела оранжевую муть уличных фонарей, освещавших тщательно подстриженный газон. Желудок взбунтовался и на этот раз она не смогла его усмирить. Единственное на что она была способна — переводить дыхание между приступами рвоты. Её кишки обратились змеиным клубком и мучительные спазмы сотрясали её так долго, что она уже по-настоящему забеспокоилась как бы не порвать пищевод.

Сбросив скорость, с ней поравнялась машина… Но водитель тут же поддал газу, заметив, что Мириам блюет. Крик из окна, что-то неразборчивое, типа «писец упилась бомжиха!» Что-то звонкое покатилось по мостовой. Но Мириам это всё не колышет. Плевать ей на холод, на сырость, главное, что она вернулась из сумрачного леса в цивилизованный мир и ушла от погони. Она сошла с лужайки и в её босые ступни впились камни асфальтированной мостовой. Судя по указателю — родные места, одна из тех улочек, которые выходят на Графтон-Стрит. А от нее ответвляется и её улица. Мириам менее чем в полумиле от дома.

Кап. Она глянула вверх. Кап. Снова пошел дождь, омывая её разбитое лицо. Одежда вся в грязи и блевоте. Ноги в царапинах и кровоподтеках. Домой. Это приказ. «Левой, правой», — командовала она сама себе в такт оглушительному внутричерепному молотобою. Голова раскалывалась, а всё вокруг кружилось, как будто она на карусели.

Невесть сколько минут спустя — может десять, а может и все тридцать — она различила сквозь пелену дождя знакомые очертания. Промокшая до нитки, продрогшая до костей, она бы с удовольствием залезла в кипящий котел. Дом казался зыбким, как мираж. И тут возникла проблема: она ведь вышла без ключей! «Вот дура, о чем же я думала?» — мелькнула мысль. «Да вот об этом медальончике», — мысленно ответила она, наматывая на указательный палец цепочку.

— Сарай, — прошептали оставшиеся на задворках сознания крохи рассудка.

— О, точно, сарай, — ответила она сама себе.

Мириам обошла дом, миновав заросший зеленью пустырь, имитировавший лужайку, и подошла к сараю. На двери висел амбарный замок, но небольшое боковое оконце не запиралось совсем и если его потянуть вот так, оно откроется наружу. С третьей попытки, обломав ноготь (от дождя древесина покоробилась), она его открыла, просунула руку внутрь и принялась шарить по стене, пытаясь нащупать крючок, на котором висел ключ. Сняв ключ, она открыла замок и беспечно его отшвырнула. Зайдя внутрь, она отыскала прикрепленный клейкой лентой ко дну скамьи запасной ключ от застекленной двери.

Вот она и дома!

Прогулка по дикому краю

Мириам даже умудрилась подняться по лестнице. Факт, ведь она проснулась в собственной постели. Поза скрюченная, ноги ледяные, кожа в пупырышках, а залежи мозга долбит кирками бригада шахтеров. Проснулась Мириам по требованию мочевого пузыря, увлекшего её, полусонную, в ванную, где она сделала полную иллюминацию, щелкнула дверной задвижкой, сходила на горшок и перетряхнула всё в напрасных поисках адвила, который спас бы её от похмельного синдрома. "Всё что тебе нужно, это хорошенько вымыться под душем," — печально сказала она себе, стараясь не обращать внимания на ворох грязной вонючей одежды, валявшийся на полу вперемешку с разбросанными вчерашней ночью полотенцами. Раздевшись догола посреди ярко освещенной розовато-хромированной комнаты, она открыла краны, устало села на краешек ванны и попыталась придумать иной способ как развеять клубившийся в голове болезненный туман.

— Я ведь большая девочка, — сказала она льющейся в ванну струе нестерпимо горячей воды. — Больших девочек не крючит из-за всякой ерунды, — сказала она себе. Например, из-за потери работы. — Большие девочки разводятся. Большие девочки беременеют в студенчестве, после чего отдают ребенка приемным родителям и заканчивают мединститут, а если им не нравится та срань, с которой приходится иметь дело по специальности, они переучиваются на другую профессию. Большие девочки обручаются, а затем находят жениха в постели своей лучшей подруги. Большие девочки сами себя подставляют, гордо заявившись с компроматом к главреду. Они не сходят с ума, воображая, что заблудились в дождливом лесу, для того, чтобы послужить мишенью для вооруженных автоматами рыцарей в доспехах. — Едва сдерживая слезы, она шмыгнула носом.

Пробилась первая рациональная мысль: "Похоже у меня депрессняк, хреново.". Следом пришла вторая: "Где же пенка для ванны?" Пенка для ванны — это ништяк. Пенка для ванны — это мысль! Мириам не из тех, кто любит упиваться жалостью к себе, но в данный момент искушенье столь же велико, как желание принять теплый душ. Она пустилась на поиски пенки для ванны и в конце концов нашла пустой флакон в мусорке. На донышке еще что-то плескалось. Она подержала флакон под краном и вылила остатки геля кружиться и пениться под ногами.

«Депрессию еще можно рассматривать, как вполне адекватную реакцию на увольнение, — твердила она сама себе. — В особенности, если я сама же в этом виновата. Но я ведь не виновата. — Она погрузилась спиной в ароматную воду и вдохнула пар. — Но чтобы крыша поехала? Нет, не думаю".