Семейный промысел - Чарльз Стросс

Очевидно Мириам выглядела весьма озадаченной, так как Айрис ободряюще улыбнулась

— Да, такое вот барахло. Фотоальбомы, бесполезности всякие: свидетельства о рождении Моррисовой родни, мой старый паспорт, свидетельства о смерти моих родителей, документ о твоем удочерении. Плюс некоторые вещи, принадлежавшие твоей родной матери.

Мириам покачала головой.

— Документы о моем удочерении… Зачем мне эта макулатура? И потом, у меня лишь одна мать и это — ты. Единственная и неповторимая. — Она свирепо глянула на Айрис. — Нехорошо вот так отвергать меня!

— Ну вот! Кто сказал, что я тебя отвергаю? Просто я подумала, что у тебя, небось, нет-нет да и возникало желание проследить свои корни. А тут подвернулась благоприятная возможность. Ты имеешь на это полное право и по-моему теперь самое время этим заняться. Знаешь, я и газетные вырезки сохранила. Этот случай наделал немало шума. — Мириам скорчила гримасу. — Я понимаю, что тебе сейчас не до того, — примирительно сказала Айрис. — Ну, побалуй меня. Там всего-то одна коробка.

— Коробка.

— Коробка из под обуви, розовато-зеленая. Лежит наверху, в спальне для гостей, на второй полке бюро твоего отца. Окажи мне услугу, снеси её вниз, хорошо?

— Только ради вас.

Провонявшую нафталином коробку Мириам отыскала сразу. Взяв её в руки, она понесла её вниз. Внутри что-то перекатывалось.

Айрис занималась вязанием, орудуя крючком с преувеличенно сосредоточенным видом.

— Доктор Хэар велел мне заняться вязанием, — сказала она не поднимая глаз. — Помогает сохранить координацию глаза-руки.

— Вижу. — Мириам, не выпуская из рук коробки, опустилась на диван. — А что вяжешь?

— Чехольчик для бутылки Клейна.

Мириам фыркнула и Айрис обиженно вскинулась.

— Смейся-смейся! В этом вывернутом наизнанку мире следует искать утешения в вывернутых наизнанку вещах.

— Что ты, что папа, — отмахнулась Мириам. — Оба с вывертом.

— Ты хотела сказать с вызовом, — грозно откликнулась Айрис. — Люди, которые отказываются со всем этим мириться, которые живут ради других, которые… — она огляделась. — …кончают тем, что стареют всеми забытые. — Она шмыгнула носом. — Не вынуждай меня опять поминать прошлое. Открывай уже эту коробку!

Мириам повиновалась. Половину коробки занимали пожелтевшие, аккуратно сложенные листы газетной бумаги и ветхие фотокопии газетных статей. Прочее содержимое представляло собой бумажный пакет, какие-то документы и различные заполненные бланки.

— В пакете вещи, которые были на твоей родной матери, когда её нашла полиция, — объяснила Айрис. — Всё её имущество. Они оставили одежду как улики, но дело так и не было раскрыто, так что спустя какое-то время полиция передала все вещи Моррису на хранение. Еще там медальон твоей матери. Думаю, тебе надлежит хранить его как зеницу ока, ибо, сдается мне, сия вещица весьма ценная. А газеты… В них просто кошмар какой-то. Жуть!

Мириам развернула верхний лист. Пока она читала, он похрустывал от старости. НЕИЗВЕСТНАЯ ЖЕНЩИНА НАЙДЕНА ЗАРЕЗАННОЙ, РЕБЕНКА ВЗЯЛИ В ПРИЮТ.

Своеобразное ощущение. Само собой, обо всем этом она знала и раньше, но сейчас как будто впервые увидела в учебнике истории, черным по белому.

— Так до сих пор и неизвестно кто она такая? — спросила Мириам.

— Откуда? — Айрис странно на неё посмотрела. — Конечно, дело снова могут поднять, но лишь в том случае если кто-то даст новые показания или будет у кого взять ДНК на анализ. Однако прошло тридцать лет и свидетели либо разъехались кто куда, либо вообще поумирали. Полицейские занимавшиеся этим делом уже на пенсии. Похоже, лед тронется только если всплывет новая улика. Скажем, найдут еще одно тело или много лет спустя кто-то признается в содеянном. Это просто одно из множества ужасных происшествий, которые время от времени случаются с людьми. Единственная отличительная черта — это ты.

Она с любовью посмотрела на Мириам.

— И как это они позволили удочерение двум радикалам, участникам антивоенного движения, одна из которых, к тому же, гражданка другого государства… — Мириам покачала головой, затем усмехнулась. — Неужели они воображали, будто из-за меня вы остепенитесь?

— Всё может быть. Хотя не припомню, чтобы при удочерении нам задавали какие-либо вопросы насчет наших политических убеждений — в те времена с этим было попроще. Они не особо расспрашивали как мы живем, спросили только состоим ли мы в браке. Кстати, газеты мы тогда не сохранили. Моррис достал их позднее, сняв копии в архивах издательств.

— Что ж, — Мириам уложила вырезки в коробку, накрыла её крышкой и произнесла:

— Древнейшая история.

— Знаешь, если ты захочешь провести расследование… — И Айрис эдак на неё посмотрела… Прободающим инквизиторским взглядом, словно оснащенным алмазным наконечником; взглядом, которому Мириам старалась подражать, когда брала интервью у непробиваемых субъектов. — …Ручаюсь, что у такой опытной журналистки это вышло бы куда лучше, чем у скучающего, набитого пончиками полицейского, неохотно исполняющего свои повседневные обязанности. Что скажешь?

— Скажу, что и впрямь обязана помочь своей настоящей матери и придумать чем бы ей заняться, дабы она не свихнулась в период выздоровления, — беспечно ответила Мириам. — Существует множество дел, требующих безотлагательного расследования, как то: не остыл ли чай и нет ли на кухне чего-нибудь мучного. Почему бы нам не отложить копание в прошлом на потом?

Розовые тапочки

Мириам ехала медленно, в растрепанных чувствах, ритмично кивая головой в такт «дворникам». На дорогах как всегда ужасные пробки, но они её не раздражали — не до того.

Она вышла из машины, втянула голову в плечи, защищаясь от непогоды, и бегом понеслась к дверям своего дома. Как обычно, запуталась в ключах. «Ну почему это всегда происходит, когда я спешу?» — подумала она. Уже внутри струсила с себя плащ и жакет, словно новорожденная моль остатки влажного кокона; развесила их на вешалке, затем швырнула сумочку и картонную коробку на ветхий телефонный столик и нагнулась, чтоб расстегнуть сапоги. С наслаждением сунула освобожденные от кожаных оков ноги в поношенные розовые тапочки. Заметила подмигивающий автоответчик. «Поступили но-овые сообщения, — вслух пропела она, слегка офонарев от радости, что наконец-то дома. — Ну их в задницу!». Пошла на кухню, сделала кофе, налила в чашку и понесла в свою комнатушку. Когда-то комнатушка служила хозяевам этого пригородного дома столовой — прямоугольное помещение, сообщающееся через арку с гостиной, а через служебное окошко — с кухней. Но сейчас здесь тесный рабочий кабинет — две стены загромождали книжные полки, а вдоль третьей — громадный обшарпанный стол. В четвертой стене — стеклянные двери, выходившие на заднее крыльцо. По ним струились дождевые потоки — капли срывались и шлепались в стоявшие снаружи полузатопленные керамические горшки. Мириам водрузила чашку в центр образовавшегося на столе завала и нахмурилась, глядя на то, что из этого вышло. «Бардак, — смущенно сказала она вслух. — Черт бы его побрал этот беспорядок!»