Мой помощник Карсыбек - Николай Вирта

Часа три продолжалась несусветная кутерьма. Потом все успокоились, собрались в кучу, и Матвей Иванович начал говорить о том, зачем они сюда приехали и какие трудности их ждут.

Карсыбек и Соня со всей маленькой командой стояли в сторонке. С ними был Омар. Этот ленивый толстяк не усидел дома. Еще бы! Такое творится на разъезде, что и не понять! Он глазел на суматошную толпу, засунув палец в нос, пока Соня не ударила его по рукам, сердито шепнув;

— Стыдно!

Тогда Омар перенес палец в рот. Соня махнула на него. Да и до того ли ей было… Она просто не представляла, как бы ей помочь Карсыбеку сколотить команду не хуже той, что была у Тентекбая.

Тентекбай тоже околачивался здесь с двумя десятками ребятишек, презрительно поглядывал на худосочную команду Карсыбека, нахально смеялся и перешептывался со своими подначальными. Шесть человек вместе с этим ленивым Омаром! Ну и команда! Тентекбай, уже знавший, что Карсыбек «навязался» Хижнякову в помощники, высмеивал его и Соню. Команда Тентекбая поддерживала своего вожака и отпускала в адрес противников разные шуточки. А Тентекбай выдумывал всё новые остроты. Глупые, конечно, — так, по крайней мере, казалось Карсыбеку и Соне… И хотя они просто дрожали от гнева и жажды мщения, но делали вид, будто все эти дурацкие насмешки и громкий хохот вовсе не касаются их.

Когда Матвей Иванович кончил речь, вперед выступил секретарь партийной организации, плотный и медлительный Габит Нурманов. Он говорил о том, что коммунисты и комсомольцы должны работать лучше всех.

Потом главный агроном Барташвили — небольшого роста, тощий человек — начал читать длиннющий список, называя фамилии приехавших, города и села, где они жили до того, как отправиться на целину. Вызванные откликались коротким «Да!» или «Здесь!», а иные поднимали руки. Соня тут же объяснила Карсыбеку, что эти люди приехали из Казахстана и еще из многих областей и республик и среди них — представители разных народов Советского Союза.

— А он большой, наш Советский Союз? — спросил Карсыбек.

— Вот неуч! — Соня в отчаянии пожала плечами. — Да просто громадный! Одна пятая часть всей Земли — наш Советский Союз.

Карсыбек смолчал. «Подумаешь тоже, задается!» Но хотя и обидно ему было, но совесть, этот лучший советчик человека, заставила его признаться в том, что Соня куда образованнее его. А что тут мудреного? Соня жила в городе, а он где? В том-то и дело. Да и вовсе она не задавалась. Это Карсыбек подумал зря, просто из самолюбия.

Прочитав список, агроном заявил, что приехавшие будут распределены по бригадам.

Карсыбек и Соня заметили, что все парни и девушки смотрели на Матвея Ивановича очень почтительно.

Матвей Иванович сказал:

— Вас ждут машины. По пять грузовиков на каждую бригаду. Две машины для людей, три должны быть загружены вашим личным имуществом, палатками и едой. Прошу построиться по бригадам, взять вещи и идти к машинам. Впереди колонны пойдет моя машина с товарищем Беляновичем… — Тут он замялся. — Вот беда! — хмурясь, заметил он, обращаясь к приехавшим. — Я и мои товарищи никак не можем выехать на центральную усадьбу раньше чем через три часа. У нас тут важные дела. А надо, чтобы вы не колесили напрасно по степи. А Миша Белянович еще не был на центральной усадьбе… И тут Матвей Иванович случайно заметил Карсыбека.

— Да вот и проводник! — весело сказал он. — Карсыбек, сбегай домой, попроси от моего имени Хайжан отпустить тебя. Да хорошенько попроси и скорее возвращайся… Стой, пойди сюда!

Когда Карсыбек несмело подошел к Матвею Ивановичу, тот с улыбкой представил его приехавшим:

— Это мой главный помощник.

Раздался смех. Матвей Иванович движением руки прекратил его.

— Да, — продолжал он серьезно и громко, — это Карсыбек Табанов. Он родился на целине, когда вы еще и слышать-то о ней не слышали. И смеха вашего я не понимаю. Он провел со мной первую ночь на целине, и мы подружились с ним. Я обещал Карсыбеку построить школу — для него, для всех детей разъезда и для ребят, которые, конечно, появятся и в нашем совхозе. Я думаю, что, управившись с делами, мы объявим эту постройку первоочередной и построим первую в этих местах хорошую, настоящую целинную школу. Не так ли?

Все дружно хлопали Матвею Ивановичу. Карсыбек краснел и бледнел от гордости. Соня сияла, а Тентекбай зло кусал губы.

Так ему и надо!

— А то, что Карсыбек будет моим главным помощником по ребячьей части, — продолжал Матвей Иванович, — это я согласовал с моим штабом. Ясно? — И он подмигнул приехавшим. (Разумеется, так, чтобы Карсыбек не заметил.) — Карсыбек и дети его команды обещали помочь нам, — снова заговорил Матвей Иванович, когда смолкли хлопки. — А мы поможем ему и детям. Карсыбек будет самым лучшим учеником школы, за это я ручаюсь.

Тут снова раздался оглушительный грохот аплодисментов. Потом несколько парней подбежали к Карсыбеку и начали качать его, высоко подбрасывая к небу. А кругом кричали:

— Ура Карсыбеку, первому целиннику!

Это доконало Тентекбая. Он просто трясся от бешенства. Какого-то несчастного мальчишку качают, кричат ему «ура», директор совхоза, когда все кончилось, на глазах у всех расцеловал его! Но самое страшное было впереди. Да еще такое, о чем Тентекбай и думать не мог. Две трети его команды вдруг ринулись к Карсыбеку и Соне с криками:

— И мы с вами! И мы с вами!

Этакого позора и унижения Тентекбай вынести не мог. Он ушел, окруженный семеркой преданных ему ребят. Вот так история! В одну минуту команды как не бывало…

Между тем гордый и счастливый Карсыбек отвел в сторону Матвея Ивановича и попросил его, чтобы он разрешил Соне и прочим из команды поехать на центральную усадьбу.

Матвей Иванович потрепал его по щеке и обратился к Мише Беляновичу, совсем молодому человеку с усиками, которые он отрастил, вероятно, для пущей важности, и приказал ему взять детей на центральную усадьбу, а с обратным рейсом отправить обратно.

— А сейчас, ребята, марш домой! Скажите родителям, куда вы едете.

Когда дети вернулись, Миша Белянович крикнул:

— По коням, команда!

Ребятишки со всех ног ринулись к машинам. Парни и девушки со смехом хватали их и усаживали поудобнее.

Карсыбек пошел к машине Матвея Ивановича. Миша уже сидел в ней. Голова его чуть ли не упиралась в полотняную крышу вездехода. Он предупредительно открыл Карсыбеку дверцу:

— Садись, главный помощник! И будем знакомы. Я — Миша Белянович, родом из Белоруссии. Это, брат, за тысячи километров отсюда…

У Миши были не только мальчишеские усики, но и мальчишеские, задорные глаза.

— Теперь командуй, куда ехать.

— Прямо, а потом направо через мост, — важно сказал Карсыбек. — А там по степи до самого урочища Тыныш-Бурыш, что по-вашему значит «Тихий Угол».

— Есть держать прямо, а потом к урочищу Тыныш-Бурыш! — отчеканил Миша. Он высунулся из машины и крикнул: — За мной держать руля! — Потом захлопнул дверцу, включил первую скорость, и машина пошла впереди поющей и кричащей колонны по вековой целине, которую надо было поднять.

На всем пути колонну встречали и провожали сурки. Вытянувшись во весь рост, они стояли словно часовые, охранявшие степь. Из поколения в поколение жили они в этих безмолвных местах. Их насыпи были рассеяны повсюду. Никем не тревожимые сурки росли и умирали тут. И вот раздался грохот машин, песня разнеслась по степи, смехом огласились поля… Остолбенев, стояли у своих нор сурки, гневно посвистывая на этих двуногих, нарушивших их извечный покой, и мгновенно исчезали в норах. И долго лежали, прижавшись к подругам, слушая, как под тяжестью машин вздрагивала земля. Пришел конец их мирной жизни. Пришел конец вековечному безмолвию. Человек шел завоевывать степь для счастья многих людей.

В вечность отошло степное молчание.

Целина зашумела, загрохотала, запела, заскрежетала, зазвенела проводами, дымом костров застлались дали, пламенем их окрасился небосклон, искры летели ввысь, к звездам, все так же бесстрастно льющим призрачный, жидкий свет на потревоженную землю.

Целый город палаток, вагончиков, землянок вырос в степи. Он появился словно по мановению палочки чудесного волшебника. Казахи, русские, украинцы, белорусы расселялись здесь надолго. Люди гремели посудой и ведрами; воды Черной речки впервые за многие века поили такое громадное народное скопище. Лаяли собаки, привезенные невесть из каких дальних мест; горланил петух, прихваченный из дома домовитой новоселкой; курица, в одиночестве бродившая между палатками, беспокойно озиралась и жалась поближе к петуху. Где-то стирали, где-то вывешивали для сушки белье; там парни, хохоча и взвизгивая, обливали друг друга ледяной водой; тут дымили походные кухни; там молодая мать укачивала ребенка… Около палаток образовывались людские толпы, расходились, собирались новые… Одни собирались для серьезных разговоров, другие скандалили и ссорились между собой, и то и дело приходили с разъезда машины с палатками, столами, посудой; повсюду рыли для чего-то канавы, сталь лопат весело поблескивала под лучами весеннего солнца…