Пестрые истории - Иштван Рат-Вег

Ложный свет сманивал на ложный путь светлые ученые головы.

Образ Архимеда, подобно вечному светильнику, сияет нам сквозь мглу тысячелетий.

Кто познакомится с творчеством Архимеда-ученого, тот снимет шляпу даже просто как перед великим человеком. Он был близким родственником сиракузского царя Гиерона, но питал глубокое отвращение к придворной жизни, ему не требовалось ни чинов, ни денег, он шел своим путем, куда влекла его жажда знаний.

К этому пламенного ума ученому репьем пристала легенда, что-де, когда римляне осадили город Сиракузы, то он фокусирующими лучи солнца зеркалами поджег римские галеры.

Никому и в голову не пришло приступить к разбору этого вопроса с другого конца: если у Архимеда в самом деле были такие зеркала, то они вызывали бы возгорание исключительно в точке схождения лучей. Достаточно было легкого дуновения ветерка, слегка покачнувшего галеру, как зеркалам пришлось бы начинать работу снова. У римских корабельщиков, однако, хватило бы ума, заметив злонамеренную игру зеркал с берега, не ждать, сложа руки, пока луч-убийца не упрется в борта их кораблей.

Но позднейшая научная мысль споткнулась уже с самого начала. Обсуждалось, какого размера должны были быть эти зеркала, и на каком расстоянии должны были стоять от них на якоре галеры, чтобы покорно дать себя поджечь.

Бюффону надоели эти бесплодные головоломки, и он встал на путь опыта и практики.

Он исходил из того, что Архимед ни в коем случае не мог оперировать одним-единственным зеркалом. Такой гигантский отшлифованный металлический лист (стекла, покрытого амальгамой, тогда еще не знали!) вряд ли по тем временам можно было изготовить. Поэтому в своем эксперименте, проведенном в 1747 году, Бюффон использовал 168 штук малых зеркал размером 25x20 сантиметров, он нацелил их на дощатый забор, отстоявший на расстояние 90 метров. И нацеленные в одну точку тепловые лучи, в самом деле, подожгли сухие доски!

Из этого он сделал вывод, что если количество зеркал удесятерить, а при необходимости увеличить раз в сто, то можно поджечь еще более толстые доски и на гораздо большем расстоянии.

Практический опыт, однако же, снова перешел в теоретические подсчеты: как много малых зеркал мог собрать ученый и как направлял их, — потому что римляне при первом же прикосновении лучей к галерам отошли бы дальше.

Хотя, конечно, вполне возможно, что Архимед сконструировал метательные машины, с помощью которых забросал корабли зажигательными материалами. Должно быть, отсюда и пошел вымысел о тепловых лучах, это могло больше прийтись по нраву романтической науке.

Сказка оказалась долгой жизни, и когда город Сиракузы в 1905 году возвел мраморный памятник Архимеду, то среди прочих сюжетов, изображенных на нем и символизировавших его изобретения, было и вогнутое зеркало, собирающее лучи…

«Меж небом и землей парит, словно гроб Мухаммеда».

Откуда взялось это крылатое выражение?

Очень затертое выражение, употребляя его, человек даже не дает себе отчета, откуда оно взялось.

Следы его первоисточника просматриваются в античном мире.

Птолемей II Филадельф, царь Египта, взял в жены собственную (сводную. — Прим. ред.) сестру Арсиною. Но я буду говорить не об этой ускользнувшей любви. Ей настал конец — супруга умерла. Супруг-вдовец повелел выстроить храм в ее память. О храме ходили слухи, что архитектор замуровал в потолочный свод огромный магнитный камень, а другой, такой же, замуровали в пол точно под ним, а между ними разместили металлическую статую Арсинои. Статуя безо всякой опоры как бы свободно парила в воздухе.

Сходные слухи носились и о храме Сераписа (египетского бога подземного царства) — в этом храме магнитные камни удерживали в воздухе железную колесницу. Однако не только колесница, но еще и одна лошадь была удостоена такой же чести: Пегас, крылатый конь Беллерофона прожил свою мифическую жизнь, паря меж двух магнитных камней.

Но гут мой источник пересох и вновь забил только через тысячу лет, но уже в другой части света. Теперь речь шла о том, что в Медине пророка Мухаммеда не захоронили в землю, а его металлический гроб два мощных магнитных камня удерживают в состоянии парения[193].

Ученым нового времени снова было о чем пораскинуть мозгами: существуют ли вообще такие мощные магнитные камни? Возможно ли определить точку их взаимного притяжения, не притянет ли гроб один из них? И вообще, почему пророка не захоронили в его родную землю, и что за чудо держать его меж небом и землей?

Жаль было тратить столько сил на подобные упражнения для ума: пророка похоронили по всем правилам в могиле, и гроб его нигде не висит.

Сейчас я застаю нашего ученого друга, когда он не предается размышлениям о прошедшем, а косит глазом в собственные небеса, им же самим и нарисованные.

Философия учит о воображении: да, оно обладает творческой созидательной силой, но разум, даже вырвавшись на свободу, может оперировать только реально существующими элементами.

А в так называемой симпатической теории даже напасть на след некоего реально существующего элемента не удается. Она зародилась, распространилась и, словно чернила, брызгающие из-под гусиного пера, наставила клякс на целом ряде отраслей науки.

Суть ее состояла в том, что одним из основных элементов миропорядка является симпатия. Человек, животное, растение находятся в симпатической связи друг с другом. На этой основе следует искать взаимозависимость причин и следствий, и результат не заставит себя ждать.

И не заставил… Например, полным попаданием в точку показала себя так называемая оружейная мазь. Я сам уже много раз писал о ней, сейчас достаточно будет сказать, что в случае ранения мазь накладывали не на рану, а на оружие, вернее, на оставшееся на нем кровавое пятно. К ране вообще не притрагивались — накладывали мазь, перевязывали, выхаживали исключительно оружие, а больной при наличии симпатической связи между кровавым пятном и собственной кровью в его жилах чудесным образом выздоравливал. (То есть врач оставлял его в покое, не досаждал бессмысленными кровопусканиями, не травил до смерти разными снадобьями. Больной выздоравливал сам по себе.)

В старинной хирургии теорию симпатической связи вещей наиболее доходно применял Кенельм Дигби, придворный врач английского короля Карла I. После казни короля он бежал во Францию, и там, предположительно, целым рядом чудесных излечений завоевал большой авторитет и сколотил состояние.

Было у него и одно средство собственного изобретения. Он называл его симпатическим порошком, секрета его так и не выдал, позже, однако, выяснилось, что это была какая-то смесь на купоросном масле. Другими словами, придворный врач оказался тривиальным знахарем. Несмотря на это, медицинский факультет университета в Монпелье позволил ему прочитать лекцию. А это было великое дело. Факультет конкурировал с парижским, его преподаватели получали титул шевалье (кавалера).

Сэр Кенельм Дигби, уже имевший титул рыцаря в Англии, в своей лекции излагал подробности лечения одного английского дворянина. Тот, бывши секундантом в рыцарском поединке, получил ранение в руку и, за отсутствием врача, сам в спешке перевязал себе руку чулочной подвязкой.

Через несколько дней у него начались пульсирующие боли. Он пошел к Дигби.

— Я вылечу вас, — сказал целитель, — притом, что не притронусь к вашей ране, даже не взгляну на нее. Но вы должны мне верить.

Английский дворянин поверил.

Дигби всего только попросил его снять и отдать ему чулочную повязку, пропитанную кровью, потом усадил больного в противоположный угол комнаты. Достал наполненный водой таз, посыпал в него щепотку симпатического порошка, а когда порошок растворился, бросил в раствор повязку. При этом он все время посматривал на больного. А тот вдруг весь вздрогнул, словно с ним творилось что-то необычное.

— Что с вами? — спросил врач.

— Не знаю, — отвечал больной, — но я уже не ощущаю боли, где только что жгло, гам теперь появилось ощущение приятной свежести, словно влажным компрессом сняли жжение в ране.

Дело было утром. После полудня Дигби вынул повязку из раствора и просушил у камина. Едва она просохла, как, запыхавшись, вбежал лакей английского дворянина с известием, что хозяин испытывает нестерпимую боль в руке, словно на нее положили… тлеющие угли.

— Ступай, скажи своему хозяину, что меня это не удивляет, я это знал заранее. Я сейчас же помогу ему, к твоему возвращению у хозяина уже не будет никаких жалоб.