Дневники 1926-1927 - Михаил Пришвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10 Мая. Ночь звездная, перед восходом мороз. Утро чистое. Попробую съездить в Васильевское на последнюю охоту.
Дети хотят быть как взрослые, и взрослые хотят быть «как все» — появляется мода, начинается быт. Если же дети изображают героев и взрослые друг на друга не смотрят, то это революция.
Когда резали у нас черную корову, Е. П. легла, закрылась подушками и плакала до тех пор, пока не пришел Томилин и не сказал: «Е. П., куда девать потроха». Как только Т. сказал «потроха», хозяйка забыла чувства и принялась все убирать.
11 Мая. Все небо ровно серое, тихо, тепло, мелкий дождь. Второе, всего только второе такое водоносное утро за весну.
В общем, весна вышла на редкость затяжная и нехорошая. Но я не обижаюсь, плохая погода зависит от тебя: делай что-нибудь в природе и удивишься, когда будут кругом говорить о плохой погоде. Вот и сейчас охотники на вальдшнепов, любители по сухой тропинке подойти к живописной заре и осрамить ее своим выстрелом — все эти охотники жалуются на плохую весну. А глухариные охотники (одному пришлось семь верст водой идти до глухариных мест) говорят, что весна была очень хорошая, и давно не было такой удачи с глухарями.
Я тоже не обижаюсь. Меня даже страшат чередом следующие, роскошные дни весны: я теряюсь. А теперь несколько хороших дней дало мне всю весну.
<На полях> фининспектор, превращенный в черта.
Кто-то едет навстречу мне по улице на извозчике, мне кажется, я узнаю кого-то, но фонарный столб пришелся как раз перед моими глазами и закрыл собой с тротуара извозчика и седока, и даже лошадь. Я иду вперед и думаю: «Вот сейчас покажется», но как он может показаться, если тоже движется в мою сторону и так остается за фонарем. А когда я освободился от фонаря и оглянулся назад, я увидел только спину и не узнал и очень может быть, навсегда упустил встречу с человеком самым желанным: мне помешал фонарь.
<На полях> Вязень, Тресна, бочаги, скепсис.
Нестеровские леса.
Около огородов монахи работали, а один стоял у дороги возле пня и кланялся. Мы думали, он корчевал, а оказалось, молился, и когда мы подошли, он исчез, сел на лавочку и стал в раздумьи перебирать пальцами. Вероятно, это был наблюдатель дороги, как у журавлей.
Как загоготали монахи на огороде.
Скепсис. Привыкли скепсис понимать почти как нигилизм, но почему нельзя и верующему посмеяться над теми, кто веру свою считает единственной, и злобно крысится ею на другого, считая единственным путем спасения?
12 Мая. Утром сильный снег.
Коровья вераМы ходили под дождем в Параклит покупать корову. Заметили (это надо заметить!) на дороге беспорядочно рассыпанный горох, целые версты гороха. Далеко впереди по шоссе поднимался в гору монах. Еф. Пав. сказала, что горох этот рассыпан кем-то нарочно: есть такое поверье, что если кто-нибудь потеряется, то надо посыпать на дорогу птицам гороха, птицы помогут найти. «Не монах ли тот идет там впереди и сыплет горох?» «Очень может быть!» — ответила Павловна. А мне вспомнилось, что вчера объявляли по радио о воздушном шаре, который улетел с экипажем и пропал, и что если кто-нибудь найдет, то получит награду в 1000 р. Я рассказал об этом Павловне в связи с горохом: «Вот бы нам птицы помогли найти шар!» Она подумала, что я смеюсь над ней, и рассердилась. Монах же медленно поднимался в гору, мы медленно спускались, дождь нас хлестал, а когда монах взобрался наверх и скрылся из глаз, спускаясь с холма, небо прояснилось, дождь перестал, и в ответ на это стали в лесах куковать кукушки. Мы долго поднимались в гору следом монаха, и везде по сторонам дороги был горох, все горох без конца. А когда мы наконец взобрались наверх, и открылся вид опять на шоссе в гору, то показался монах, и как только он показался, вдруг опять начался дождь.
Мы подошли к Параклиту, наш монах сидел на лавочке. Мы сели рядом с ним. Напротив работало много монахов в огороде. Я высказал монаху свою мысль, что революция больше всех сослужила службу религии: теперь останутся в церкви только верующие, потому что теперь это «невыгодно». Монах был из самых темных и вздумал меня запутать нелепостью, постоянно употреблял вместо «говорит» — «глаголет». С трудом я добрался до смысла его темной речи, он хотел мне сказать, что если люди думают только о насыщении и работа их идет вся только для желудка, то нечего и говорить об укреплении веры (он выразил это очень темно: «лес страдает, птица страдает — печаль, трава плачет, цветы плачут — (дождик), не только человек — все! и глаголет камень даже: есть хочу!) На это я возразил ему, что в делах веры надо смотреть на сильных, отдельных людей, которые побеждают плоть и потом увлекают за собой массу, пример: Сергий Радонежский. «Препод. Сергий, — ответил монах, — был князь, и утроба матери его была благословенная: первое, должна быть благословенной утроба, а церковь это уж сугубо благословляет».
А монахи под дождем ползали по огороду, цепляясь за невыкорчеванные пни седыми бородами. Дождь усилился, они перестали работать, отошли под елки и там были очень красивы в лесу. Мне нравилась их работа. Я сказал: «Почему вы, отец, не работаете с ними?» «Я из Черниговского скита, — ответил монах, — нас выгнали оттуда, здесь мы поселились, а земли нам Параклитские монахи не дали».
Так что черниговцы как бы плебеи, а те патриции.
— Работать землю не дают, — сказал монах, — а трапеза «складная» (ходит в скит и там получает за моленье).
Я очень хорошо понял, сколько попреков получают плебеи за «общую трапезу», понял происхождение пессимизма этого монаха.
Потом пришел о. N., у которого мы хотели купить корову, мы пошли с ним, высокий крепкий человек, в лес и увидели четырех его тучных коров, которых пас старый мужик, похожий на эллинского пастуха. Монах рассказал нам историю дружбы его с этим мужиком: безродный старик поселился с ним в караулке, купили вместе телушку и, когда отобрали хутор у монастыря, переселились вместе в Параклит и взяли телушку. От этой телушки развилось теперь собственное стадо (собственность внутри монастыря). Я мог догадаться, что корову они продают, чтобы купить себе домик и доживать в нем на свободе. Я передал отцу свой разговор с монахом, сказал ему, что гонения укрепляют веру и революция идет церкви на пользу. Владелец тучных коров вполне со мной согласился.
Собирали сморчки, <3 нрзб.>
Возвращение: другой монах шел служить, шли по гороху, и дождь.
Брачное звено1) Надо «брак» разделить на мельчайшие психологические детали, соотвест. деталям процесса творчества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});