Замок Ист-Линн - Генри Вуд

У Кросби она служила почти два года. Оправившись после железнодорожной катастрофы, она поселилась в тихом городке неподалеку, где в то время жило семейство Кросби, и стала давать дневные уроки Элен.

Она представилась англичанкой, покойный муж которой был французом, ибо ей нужно было как-то объяснить свое пребывание во Франции. Рекомендаций у нее не было, однако она так понравилась им в качестве приходящей гувернантки, что они вскоре взяли ее в свой дом; впрочем, если бы леди Изабель знала, что они поедут в такое людное место, как немецкий курорт, в котором полно англичан, она, возможно, не торопилась бы принять это предложение. Впрочем, эта поездка тоже пошла ей на пользу, ибо после встречи с миссис Дьюси она могла отправляться куда угодно, не опасаясь быть узнанной.

Ах что же, спросите вы, творилось у нее в душе? Я не знаю, как описать этот внутренний жар, это тщетное стремление к недостижимому — к ее детям. Спросите любую мать, независимо от того, герцогиня она или торговка, о том, как она станет тосковать по своим детям, будучи разлученной с ними. Конечно, она может уехать на отдых на несколько недель: желание снова увидеть милые лица, услышать их болтовню и почувствовать их поцелуи на своих щеках, как-то сдерживается, тем более, что могут часто приходить письма с припиской «Мамочке с любовью»; однако, если неделя тянется за неделей, желание снова увидеть их делается просто нестерпимым.

Каково же тогда пришлось леди Изабель, которая годами испытывала это чувство? Приступы ностальгии, которые, говорят, случаются у швейцарцев, изгнанных из своей страны — ничто в сравнении с той сердечной болью, которая не отпускала леди Изабель. Своих детей она любила страстно, заботилась о них, и теперь, когда судьба разлучила ее с ними, она мучилась мыслью о том, что их воспитывают чужие люди. Воспитывают ли их порядочными, нравственными, глубоко верующими людьми? Не будет ли маленькая Изабель расти без ласки и внимания, как она в свое время, и не поступит ли в будущем так же, как ее несчастная мать? При мысли об этом невольный стон вырывался из ее груди.

В последнее время ее тоска еще более усилилась. Это была настоящая лихорадка, причем наихудшая ее разновидность, поразившая и душу, и тело. Ее бледные губы были вечно пересохшими, а горло бедняжки терзала та боль, которая хорошо известна всем людям, на душе у которых лежит такой ужасный груз. У нее не было никаких известий из Ист-Линна вот уже в течение трех лет, с того самого времени, когда лорд Маунт-Северн навестил ее в Гренобле. Ни одна английская газета не попала ей в руки. М-р Кросби иногда получал их, но гувернанткам газет не дают, да и что, спрашивала сама себя леди Изабель, могут написать в газетах об Ист-Линне? Она могла бы узнать новости от миссис Дьюсси, но не осмелилась сделать это: под каким предлогом могла бы она, мадам Вейн, поинтересоваться, что происходит в Ист-Линне? М-р Карлайл вместе с детьми мог бы уже давно покоиться в могиле, а она по-прежнему ничего не знала бы об этом. Ах, если бы она могла встретиться с детьми! Хоть на день, хоть на час: только бы взглянуть на них, только бы поцеловать их милые лица! Как ей жить без этого?! Впрочем, вскоре она получит известия о своих близких.

В это самое время в Шталькенберг приехала миссис Латимер, дама, жившая в Вест-Линне, в сопровождении одной особы, на три четверти горничной, и на четверть — компаньонкой, по имени Эфи Хэллиджон. Нет, Эфи отнюдь не позволялось находиться в обществе миссис Латимер или же обедать с ней вместе, однако же, у нее было больше привилегий, чем у обычных горничных, и Эфи, никогда не отличавшаяся излишней скромностью, именовала себя не иначе как «компаньонкой». Миссис Латимер была доброй женщиной, искренне привязанной к Эфи, а последняя в столь выгодном для себя свете изложила хозяйке те давние события, касавшиеся убийства ее отца, что миссис Латимер преисполнилась к ней живейшего сочувствия.

Миссис Латимер и миссис Кросби, жившие в соседних комнатах, воспылали друг к другу необыкновенной дружеской привязанностью. Миссис Латимер не прожила в отеле и одной недели, когда обе дамы уже поклялись на всю жизнь стать друг для друга чем-то вроде настоящих сестер — возможно, каждая из них уже раз по пятьдесят давала подобные клятвы с другими подругами.

В этот вечер, когда Элен Кросби сообщила леди Изабель о своих матриональных планах, последняя отправилась на прогулку и в сгущающихся сумерках присела на скамейку в тихом месте парка, где она любила посидеть в одиночестве. По иронии судьбы, через несколько минут в том же самом месте оказалась Эфи, которой, признаться, было чрезвычайно скучно.

— Кто это? — спросила себя Эфи, когда ее взгляд упал на леди Изабель. — Ах, да: гувернантка семейства Кросби. Ее можно узнать за милю по этой старушечьей шляпке. Пойду-ка поболтаю с ней.

Итак, Эфи, никогда не страдавшая излишней застенчивостью, подошла и уселась рядом с леди Изабель.

— Добрый вечер, мадам Вайн, — воскликнула она.

— Добрый вечер, — вежливо ответила леди Изабель, не имевшая ни малейшего представления о том, с кем она разговаривает.

— Я полагаю, Вы не знаете меня, — продолжала Эфи. — Я компаньонка миссис Латимер, которая по вечерам бывает у миссис Кросби. Ну и скукотища в этом Шталькенберге!

— Вы так полагаете?

— Ну, для меня, во всяком случае. Я не говорю на немецком или французском, а большинство старших слуг в этом городе не говорит по-английски. Мне остается лишь ходить да таращиться по сторонам, словно сове. Мне так хотелось приехать сюда, а теперь я уж лучше бы вернулась в Вест-Линн, хоть это и тихий городишко.

Леди Изабель ни словами, ни жестами не поощряла незваную собеседницу, однако при словах Эфи ее сердце буквально подпрыгнуло в груди. Как она ни старалась, ей не удалось скрыть свой интерес.

— Так Вы из Вест-Линна?

— Да. Ужасное место! Миссис Латимер купила там дом вскоре после того, как нанялась к ней. По мне — так уж лучше бы она поселилась в Ботаническом заливе[21].

— Отчего же Вам не нравится этот город?

— Потому что не нравится! — исчерпывающе ответила Эфи.

— А знаете ли Вы такое место, как Ист-Линн? — снова заговорила леди Изабель, у которой бешено стучало сердце и кружилась голова при мысли о том, как трудно будет задать те вопросы, которые буквально вертелись у нее на языке.

— Еще бы не знать, — ответила Эфи. — Моя родная сестра, миссис Хэллиджон, служит там старшей горничной. А Вы что, бывали там, мадам Вайн?

Леди Изабель задумалась, прежде чем ответить.

— Несколько лет назад я ненадолго останавливалась неподалеку от Ист-Линна, — сказала она. — Интересно, как поживают Карлайлы. Это была чудесная семья.

Эфи склонила голову набок.

— Вот оно что! Но с тех пор кое-что изменилось. Вы, я думаю, встречались с ними, когда там еще жила леди Изабель?

Еще одна пауза.

— Леди Изабель? Да, она была женой мистера Карлайла.

Да уж: просто замечательной женой! — иронически ответила Эфи. — Да Вы должны знать эту историю: не в лесу же Вы жили все это время. Она сбежала, бросила и его, и детей.

— Дети живы?

— Живы, бедняжки. Но один ребенок вот-вот получит туберкулез. Джойс — это моя сестра — приходит в ярость, когда я говорю это. Она думает, что бедняжка снова окрепнет.

Леди Изабель вытерла платком свой вспотевший лоб.

— Кто же это? — тихо спросила она. — Изабель?

— Изабель? — переспросила Эфи. — Кто это?

— Старшая девочка: мисс Изабель Карлайл.

— Нет там никакой Изабель. Единственную дочь зовут Люси.

— Когда… когда я знала их, там была одна девочка и двое мальчиков. Я хорошо помню, что ее звали Изабель.

— Постойте! — сказала Эфи. — Что же это такое я слышала об этом? Мне, помнится, рассказывала Уилсон — она служит у них няней. Ну как же: в ту самую ночь, когда убежала его жена, мистер Карлайл велел впредь называть ребенка Люси, по второй части ее имени, полученного при крещении. Да и неудивительно, — с возмущением добавила она, — что он не мог более выносить звука этого имени или же позволить ребенку носить его.

— Неудивительно, — прошептала леди Изабель. — Так который же из детей болен?

— Уильям, старший из сыновей. Не то чтобы болен, однако он худой, как скелет, у него чересчур яркий румянец и какой-то неестественный блеск в глазах. Джойс говорит, что щеки у него не более румяные, чем у его матери, но мне-то лучше знать! У здоровых людей румянец никогда не бывает таким сильным.

— А Вы когда-нибудь видели леди Изабель? — тихо спросила наша героиня.

— Нет, — ответила Эфи. — Я сочла бы ниже своего достоинства познакомиться с ней. Мало чести, знаете ли, иметь дело с такими непорядочными особами, мадам Вайн.

— А там был еще малыш Арчибальд — так, кажется, его звали. Он здоров?