Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение - Юлиан Семенов

Дождь кончился, и они прилетели. Особенная сволочь — это одномоторный «Эй Ди Сикс». Он винтовой, и поэтому может достичь каждого, кто был в нашем бронетранспортере: бомбой, пулей или ракетой типа «шрайк». Даже если успел спрятаться в воронку — точность попадания: Плюс-минус четыре метра.

Любите тленье светляков,

Любите.

Старайтесь медленнее жить

И не спешите.

Старайтесь видеть все вокруг без ослепленья...

Только тогда вы сможете нести в себе

Заряд того спокойного добра,

Которое так нужно людям,

Уставшим от боен, предательств и глупости,

И ослепительных деклараций, «переполняющих сердца».

Да, еще...

Прежде чем канонизировать писсуары в поэзии,

Следует поначалу разбить их, поскольку из кусков фаянса

Может получиться неплохих форм конструктивная композиция,

Особенно если ее скрепить опаленным осколком бомбы,

Брошенной с «фантома» В Долине Кувшинов Одним из «Май бай ми»[6].

Пещеры Патет Лао, 17 января 1968 г.

БРУКЛИНСКАЯ СКАЗОЧКА, РАССКАЗАННАЯ МНЕ В НЬЮ-ЙОРКЕ ПИСАТЕЛЕМ ГУДМАНОМ

Я построил аппарат.

Рад был беспредельно.

Черные кнопки — в ряд.

Белые кнопки — отдельно.

Впрочем, аппарат имеет один недостаток — он великоват, словно счетно-вычислительная машина. Хотя это и есть некое подобие счетной машины. Это — электрическое устройство по определению человеческих мечтаний.

Я запустил мой аппарат —

Безмерно горд,

Ужасно рад —

В работу.

Лампочек зажегся ряд,

Проскрежетал мой аппарат

И выдавил ответ:

«Форд, Рено, Пежо, Фольксваген,

Поездка в турне: рейс Копенгаген.

Коттедж за городом,

Красивая морда.

Счет в банке,

Виски в банках.

И новая мебель с синтетической обивкой типа «африканская зебра» — таковы мечты подавляющего большинства населения». «Естественно, — продолжала машина, — я не учитываю мечты

Шизофреников,

Импотентов,

Параноиков

И добрых старух.

Их мечтания не являются типическими, равно как я не могу считать нормальной мечту нескольких индивидов, поскольку

Они мечтают о полотнах Матисса,

Охоте на тура, плотах на Тиссе,

Высоком искусстве, прекрасной даме и вдохновении».

Сеанс был окончен. Умолк аппарат.

Я очень был счастлив и страшно был рад

Тому, что умолк, наконец, аппарат.

Гад.

Я вынес аппарат во двор,

Купил по дешевке здоровый топор

И решил разломать эту скотину.

Но она, почувствовав нечто, Сказала:

«Болван, сукин сын, Хулиган и кретин!

Если ты недоумок, продай меня тому, кто сможет мною пользоваться».

И я понес мой аппарат — Ползучий змей,

Проклятый гад — На продажу в ООН.

Я был бы крайне рад

Продать вам чудо-аппарат!

Последнее открытье века:

Узнает все мечты человека!

Господин У Тан поинтересовался:

— Сколько стоит штучка?

—Ерунду. Семь полотен Матисса,

—Пять хороших собак для охоты

—И возможность жить все время гусиных полетов

—В дельте Нила.

—Господин У Тан сказал:

—Вот вам чек на миллион, но с одним условием: пойдите домой и уничтожьте ваш аппарат и никому, никогда и ничего о нем не рас сказывайте, ибо для удовлетворения всех человеческих мечтаний я должен иметь в своем распоряжении три миллиарда автомобилей, коттеджей и путевок в Копенгаген...

Я разломал мой аппарат,

Чему сейчас безмерно рад.

Купил себе машину,

Купил коттеджик сыну,

Посадил в фольксваген

И отправил в Копенгаген

Жену...

Между нами: никакого аппарата вовсе не было.

Просто я спекульнул идеей, рассчитывая в результате этого получить тысчонку-другую на продолжение начатой работы о сумасшествии Ван Гога.

Но оказалось, что продавая идеи, вы продаете себя.

Лучше оставайтесь нищим мечтателем, чем рантье,

Который стрижет купоны на колбасу и мебель

С человеческих мечтаний. Хотя, впрочем, не скрою:

Очень приятно ездить на белом бьюике

с айркондишен.

Так что: решайте все сами.

Решайте же сами,

Вы сами с усами,

С большими усами.

1968 г.

Венгерская художница Ева Карпати рисует голубей, лес, женщин. Только она очень мало рисует, потому что ее живопись кажется ей приблизительной. Но ее живопись прекрасна.

Артист начинается лишь после смерти — Поверьте...

Был Каин, был Авель, был Ирод.

Осталась символика зла,

И нет во всем мире отцов,

Которые б сына назвали — «мой Ирод».

И Ева была. И осталась,

Как символ греха,

И много отцов называли детей — «моя Ева».

Однако из всех миллионов осталась лишь Ева. Та Ева.

А после остались Овидий, Гораций,

Рабле, Эйзенштейн и Матисс.

Остались навечно —

Как Ева, не Ирод.

Грех всем симпатичен. Ведь правда?

Творящие по договору,

Рисующие по найму.

Знакомьтесь: маляр!

Все в портрете похоже,

И голубь не белый, а сизый — по правде,

И девочка тоже похожа!

Мы все так на свете похожи,

О Боже,

Спаси нас от сходства,

Спаси нас от скотства!

...В лесу по утрам очень тихо,

И голуби в нем голубые.

А руки мадонны сначала пусть будут в воде родника.

Пусть замерзнут.

Сначала мы все замерзаем.

А после бывает тепло. Ну, вы!

Приготовьте ей кисти!

Пусть пахнет вокруг скипидаром!

Пусть холст будет чистым, как детство!

Побойся же смерти и глупого тлена!

Рисуй. И останься навечно!

Все зрячие — зрячи,

Но видеть умеют лишь люди,

Которых на свете десятки!

Ах, Ева, ты ж видеть умеешь,

Как девочка, или мадонна,

А может быть, шлюха —

Неважно.

Теряешь своих голубей ты,

Совсем не боясь потерять их...

О, хитрая злая мадонна,

А может быть, шлюха,

А может, дитя...

Ведь это не страшно: терять голубей,

Если знаешь,

Что голуби, глупые птицы,

Всегда возвращаются снова к тем, кто их теряет.

Понятно?

Останься же, Ева, останься! И помни:

Умение видеть — проходит,

Умение слышать — проходит...

Все смертно, Все тленно, Как глупо...

«Пассивность таланта — преступна!»

Ведь если не ты — с голубями и черной мадонной

Придешь утром к людям —

То кто же?

Ведь если приходим не мы,

То другие... Чужие другие, Чужие.

1968 г.

ПО ПОВОДУ ОКОНЧАНИЯ РАБОТЫ

Большое спасибо тебе,

Зеленая ящерица с желтым хвостом,

За твое любопытство.

Каждое утро ты вылезала из кустов

Синего можжевельника и подолгу смотрела,

Как я работаю.

Ты была словно возлюбленная,

Которая считает, что видит чудо.

А поскольку нет пророка в своем отечестве,

Твое любопытство я толковал, как любовь,

И был очень горд. Спасибо тебе,

Большое спасибо Вам, мой друг Новицки,

За то, что каждое утро Вы начинали

Строить нечто из старой фанеры и битого стекла.

Это очень важно: слышать подле себя работу

И видеть, как рождается дом: пусть даже

Без печки, но с крышей.

Спасибо вам, комары с прозрачными крыльями,

За то, что вы каждый вечер слетались

К моей лампе и гибли в ее холодном

Электрическом тепле.

Но перед тем как погибнуть,

Вы очень мешали мне, и

Это помогало мне чувствовать

Себя живым — всего-навсего.

Огромное спасибо вам,

Ночные яблони, за то, что

Вы роняли на подстриженный луг

Красные яблоки — в этом умирании лета

Было заложено главное: то, что помогает

Людям жить — вера в бессмертие земли.

Ну, будь здорова, ящерица!

Я сейчас уеду. Я очень счастлив.

Я окончил работу.

Я поеду на автобусе номер «такого нет»,

На остановку «такой не будет».

И пока он будет везти меня,

Я стану благодарить и тебя,

И господина Новицки, и луг,

И облака, и горлиц, которые уснули.

Спасибо вам, большое спасибо.

1968 г.

В ДОМЕ ТВОРЧЕСТВА КИНЕМАТОГРАФИСТОВ НА ДУНАЕ

Ах, как хорошо в этом доме, Пустом и тихом.

Человек, побывавший в нем, остается.

Остается в запахе тепла,

Прикосновения рук к лампе,

В огрызке яблока, оставленном в тумбочке.

И в меня входит творчество,

Оставленное здесь коллегами,

Жившими прежде.

Я его чувствую, я им благодарен.

Спасибо им, растеряхам.

Из оставленных крох

Я стану делать пирог

С капустой, грибами и дичью.

Но с кем разделить мне его?