Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки - Маркус Вольф

Среди важнейших документов, доставлявшихся нам Холлом (Молнией), был один, который проинформировал нас о “большом ухе” Америки — гигантском комплексе подслушивающих устройств, охватывающем весь мир, куда входили и станция на Чертовой горе в Груневальде, и пост подслушивания недалеко от границы между ГДР и ФРГ, улавливавший любой кашель, проникавший в эфир. Тысяча триста высококвалифицированных техников отлавливали в одном Берлине рацио- и телефонные сообщения, анализировали и квалифицировали их и направляли информацию дальше для последующей ее фильтрации. Раньше мы с трудом составляли информационную мозаику из различных источников. Так мы выудили сведения о том, что с Чертовой горы прослушиваются наши телефонные линии и радиопередачи, и узнали — к сожалению, слишком поздно, — что техникам удалось раскусить наш код, которым шифровались все сообщения о международной и внутренней ситуации, получаемые Центральным Комитетом. Министр экономики Гюнтер Миттаг, сам того не подозревая, каждый день преподносил американцам свежий бюллетень о ситуации в нашей экономике. Позже я узнал, что западногерманские службы неоднократно пытались получить эту информацию у американцев, но американцы не раскрылись, так как у них хватило ума понять, что это быстро стало бы известно моей службе.

С тех пор как появился агент Молния, мы больше себя не утруждали: секретная и совершенно секретная информация поступала непрерывно. Оба — Холл и его посредник — обходились нам не дешево, но информация стоила того. Объем и содержание документов вскоре превысили возможности наших аналитиков, и мы стали передавать их КГБ, поскольку они имели стратегическое значение. Прежде чем мы это сделали, мы решили посоветоваться с руководителем радиоразведки и контрразведки нашего министерства (Главный отдел III). Он выразил огромное удовлетворение и сказал нам, что в соответствии с этими документами электронная система ведения войны США и их партнерами по НАТО — ЭЛОКА дает им точные сведения о важнейших командных центрах государств Варшавского договора и обо всех передвижениях войск восточного блока от ГДР до Советского Союза включительно.

Молния также добыл для нас отчет с грифом “Навес крыла”, в котором были перечислены электронные средства, предназначенные для отключения в экстренном случае командных центров Советского Союза и государств Варшавского договора. В этом плане детально излагалось, как могут быть выведены из строя высокочастотные радиопередатчики советского Верховного командования, по которым оно передает свои приказы войскам. Другой материал нашего агента содержал тринадцать документов, директив и текущих приказов АНБ и других разведывательных служб, которые детально расписывали планы США в области радиоразведки на ближайшее десятилетие.

После перемещения Холла в центр АНБ в Соединенных Штатах контакт с нами он не прервал. Он доставлял нам материал такой взрывной силы, что мы советовали ему несколько сократить свою активность, дабы не вызвать подозрения. Его чрезмерная деловитость стала для него роковой. Он, очевидно, попробовал связаться с КГБ, чтобы удвоить свой доход, продавая свои сведения еще и Советскому Союзу. Из-за этого он и попал в поле зрения ФБР, и дни его были сочтены. В декабре 1988 года он вместе с Йилдрымом во время свидания с одним агентом ФБР, выдававшим себя за агента КГБ, был арестован. Контрразведка считала, что документы, которые он нам передал, по меньшей мере на шесть лет парализовали электронное наблюдение американцев за Восточной Европой. Холл был осужден на сорок лет тюрьмы, а Йилдрым — к пожизненному заключению.

Большую ценность имела также информация об электронном американском шпионаже, которую нам предоставлял Джеффри Карни (псевдоним Кид) — сержант ВВС, работавший как лингвист и специалист по коммуникациям. Из главной квартиры АНБ в Форт-Миде, штат Мэриленд, шли прямые связи в европейское представительство во Франкфурте-на-Майне и в Западный Берлин на Чертову гору. Материал Карни наглядно демонстрировал нам, как эта система коммуникаций в течение нескольких минут после начала войны может указать дюжины уязвимых целей Варшавского договора. Мы могли не сомневаться, что обозначенным штаб-квартирам в критической ситуации угрожало разрушение.

Некоторые вещи казались мне столь фантастичными, что я обращался за разъяснениями к экспертам, прежде чем в них поверить. Так, например, одна бригада специалистов, размещенная в Западном Берлине, занималась советским военным аэродромом Эберсвальде, в двадцати пяти километрах к северо-востоку от Берлина. Один документ, который нам добыл Карни, описывал, как американцам удалось проникнуть в коммуникации земля — воздух этого аэродрома. В то же время они были заняты тем, как найти способ отключить наземный центр связи и имитировать его из Западного Берлина. Если бы им это удалось, то советские летчики получали бы команды с американского командного пункта. Читалось это как научная фантастика. Но учитывая чрезвычайно быстрое развитие научных и технических возможностей, все это было гораздо более реальным, чем можно было подумать.

В апреле 1984 года Карни был переведен в Техас, где его значение для нас возросло еще больше. Однако спустя год он попросил убежища в нашей стране. Он рассказал о том, что произошло с его близким другом, который был заподозрен в шпионаже: в один прекрасный день его нашли задушенным в ванне с пластиковым пакетом на голове. Совершенно очевидно, что он опасался такой судьбы. Имели ли его страхи реальную основу или он впал в паранойю, которая поражает агентов вследствие нервного перенапряжения, ничего не меняло в наших опасениях, что он, будучи в нервозном состоянии, при малейшем поводе побежит во всем сознаваться. Мы воспользовались методом из нашего резерва на крайний случай: достали Карни кубинские документы, с которыми он полетел в Гавану, а оттуда — через Москву в Восточный Берлин. Чтобы он не скучал, мы определили его на прослушивание англоязычных радиограмм в Главный отдел III. Когда обозначился развал нашего государства, мы предложили ему документы, по которым он мог бы выехать в Южную Африку, но он отказался и предпочел лечь на дно на юге ГДР. Американская секретная служба выкрала его из Берлина — я могу предположить, что не без помощи западногерманской службы. В США он был приговорен к тридцати восьми годам тюрьмы.

А как же обстояло дело с попытками США внедриться в мою службу или по меньшей мере заслать агентов в ГДР? В 1973 году, когда мы вплотную занялись аналитическим обзором деятельности ЦРУ и сумели составить список его работников в Бонне, мы узнали об агенте под псевдонимом Тилеман. Его задачей было установление контактов с восточногерманскими дипломатами, бизнесменами, учеными, посещающими Западную Германию, и попытка их вербовки. На самом деле это была неплохая идея ЦРУ — знакомиться с восточными немцами и обрабатывать их, когда они были за пределами ГДР. К тому же это было значительно менее рискованно, чем действовать на территории Восточной Германии.