Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Симону внезапно пришла в голову новая мысль:
— Вы говорили, что съемки шли в темноте. А члены группы иногда не засыпали?
Сильвия Мютель впервые немного развеселилась:
— Сразу видно, что вы в нашем деле не разбираетесь. На площадке стоит такой шум, что надо быть глухим, чтобы заснуть.
— И никто время от времени не делал перерывов?
— К чему вы ведете?
— Никому не снилось космическое чудовище?
— Я говорила, что мы все дрейфили, но не до такой степени, чтобы Призрак нас преследовал днем и ночью!
105
После допроса шофера Греты Бивен отправился в госпиталь «Шарите» узнать, как дела у Динамо. Заместитель поправлялся на глазах. У него даже хватило сил отпустить пару шуточек и выдать несколько советов. Наставления вроде: «Сиди тише воды ниже травы» или «Не лезь больше в это дерьмовое дело». Динамо, несмотря на замашки трепача, которому все как с гуся вода, был отнюдь не лишен здравого смысла: они сыграли и проиграли. Конец партии. И соваться туда снова равнозначно самоубийству.
Бивен для проформы согласился. Динамо выкарабкается, и это хорошая новость. Его не только не разжалуют — ранение послужит ему защитой. Не исключено, что его даже повысят…
Не лезь больше в это дерьмовое дело. И однако, он вновь оказался здесь, на третьем этаже штаб-квартиры гестапо, недалеко от своего бывшего кабинета.
— Тебе здесь больше делать нечего.
Он обернулся — ну конечно, гауптштурмфюрер Грюнвальд… Воздвигся на пороге своего кабинета, как консьержка у входа в свой закуток.
— Я пришел повидаться с бывшими коллегами.
Грюнвальд лишь хихикнул в ответ. Со своей впалой грудью, нафабренными усами и прилизанными волосами цвета экскрементов он походил на ершик для унитаза.
— У тебя здесь больше нет друзей, Бивен. Ты персона нон грата.
Бивен подошел ближе. Тот сделал вид, что принюхивается:
— Тебе не кажется, что ты вдруг стал странно пахнуть? вроде как мясо с душком… — Он наклонился к Бивену и прошептал: — О, извини… такое ощущение, что твои новые обязанности так и вьются за тобой следом… У тебя уже изо рта воняет, как у шакала.
Бивен отступил на шаг и едва не соблазнился мыслью немедленно врезать поганцу и пристроить сушиться на вешалку. Нет. С точки зрения субординации падать было уже некуда, но его посадят под замок, а у него оставались занятия поинтересней.
— Позволь судить об этом моим бывшим коллегам.
— Никого нет. А что ты думал? Может, в твои времена все и били баклуши, но под моим руководством расследование продвигается.
Бивен открыл было рот, чтобы ответить, но Грюнвальд оказался проворнее:
— Жаль, ты даже попрощаться с ними не успеешь.
— Попрощаться?
— Тебя скоро отправят в Польшу, козлина, грузить на тачки еврейские трупы. Им там нужны специалисты вроде тебя. — Он плюнул Бивену под ноги. — В сущности, ты никогда большего и не стоил.
Бивен улыбнулся. Грюнвальд на свой лад был не лишен мужества. Бивен весил раза в два больше, а у этого задиры не было никакого опыта применения силы или уличных схваток. Он был чиновником до мозга костей, который с самого рождения сосал карандашный грифель. Но Грюнвальд главным образом рассчитывал на нацистское чинопочитание. Бивен не мог поднять руку на одного из вышестоящих. Это было просто-напросто невозможно.
Он снова сделал шаг к офицеру. Тот отступил (все-таки).
— Во всяком случае, — тихо проговорил Бивен, — я-то остался в живых. А так будет не со всеми. Вспомни Макса Винера.
— И что?
— Грюнвальд, это расследование опасно. Те, кто его ведут, обречены.
Он увидел, как кадык забияки задергался, словно монетка, подброшенная в игре «орел или решка». Франц, сжав кулаки, развернулся, оставив того стоять на пороге.
— Кстати, Бивен…
Франц оглянулся.
— Мои соболезнования по поводу твоего отца. Но он наверняка не мучился. Старики вспыхивают как сухой хворост и…
Филип Грюнвальд не закончил фразу. Кулак Бивена врезался ему в нос, сломав его и отослав весь комплект — прилизанную челку, усы, мундир, начищенные сапоги — кувыркаться по паркету кабинета гауптштурмфюрера.
106
Он спускался по широкой центральной лестнице, когда столкнулся с Альфредом — которого только что искал. Заметив бывшего шефа, молодой офицер дернулся назад: скорее всего, он боялся, как бы Бивен снова не стащил у него ключи или не попросил о какой-нибудь компрометирующей услуге.
Франц поймал его за ворот и затолкал под каменные ступени, подальше от глаз и ушей гестапо.
— Как идет расследование?
— Но…
— Ты ведь в команде Грюнвальда?
— Да.
— Ну и?
— Топчемся на месте. Грюнвальд допросил десятки свидетелей вокруг озера Плётцензее. Никто ничего не видел.
— А как он объяснял причину допросов?
— Расследование и сбор информации. Но вообще-то, когда мы появляемся, никто не задает вопросов.
Значит, Грюнвальд не так глуп, как ему казалось. Он воспользовался ужасом, который внушает гестапо, чтобы перетрясти всех, не заботясь о последствиях. По сути дела, Geheime Staatspolizei так и действовала везде и всегда.
— Что еще?
— Грюнвальд заставил прочесать зону, где нашли Грету Филиц. Он надеется найти какой-нибудь предмет или улику…
Гауптштурмфюрер терял время. На каждом месте преступления провели доскональный осмотр, вызывали КТИ, чтобы проверить каждую мелочь и провести все возможные анализы. Впустую.
— А со стороны близкого окружения Греты?
— С этим сложнее. Она общалась исключительно с элитой, с представителями высшей власти. Но Гиммлер выдал Пернинкену карт-бланш, и тот сам приказал Грюнвальду плюнуть на предосторожности. Наши офицеры сейчас допрашивают всех ее подруг и знакомых — а это куча народу.
— А муж?
— Он ничего не говорит. Вроде как раздавлен горем…
Бивен снова увидел Гюнтера Филица, раскачивающегося на качелях в костюме Марлен Дитрих… Ладно, забудем. Грюнвальд вел расследование как большие маневры и тряс всех без разбора. Вообще-то, почему бы и нет? Его собственная тактика, основанная на нескольких фактах и помощи всего двух штатских, ничего не дала.
— Это все?
— Нет. Обергруппенфюрер сегодня дважды побывал у рейхсфюрера.
Бивен был по горло сыт всеми этими мудацкими эсэсовскими званиями. Полезная информация: несмотря на войну, несмотря на множество дел, которыми он «занимался», Гиммлер не забывал об Адлонских Дамах — и Бивен его понимал: четыре высокопоставленные жертвы, зарезанные и распотрошенные прямо под носом у эсэсовской диктатуры, — это явный непорядок.
Он посмотрел на часы — 14:00. Время построения. Он должен присоединиться к Totengräber.
— Я еще
