Дракула. Повести о вампирах (сборник) - Джордж Гордон Байрон

Я с глубокой грустью смотрел, как она махала рукой на прощание. Мы с тяжелым сердцем добрались до станции и едва не пропустили поезд, который подходил к станции, когда мы выходили на платформу. Эти строки записаны мною в поезде.

ПИККАДИЛЛИ, 12.30. Перед тем как мы добрались до Фенчерч-стрит, лорд Годалминг сказал мне:

— Мы с Квинси пойдем за слесарем. Лучше, если вы не пойдете с нами, так как могут возникнуть некоторые затруднения, а при таких обстоятельствах нам, может быть, не удастся прорваться в покинутый дом. Но вы принадлежите к сословию адвокатов, и против вас могут выдвинуть обвинение, что вы отлично знали, на что шли.

Я возразил, что не обращаю внимания на опасность и даже на свою репутацию, но он продолжил:

— К тому же чем меньше нас будет, тем меньше мы привлечем внимания. Мой титул поможет нам в переговорах со слесарем и при вмешательстве какого-нибудь полисмена. Будет лучше, если вы пойдете с Джоном и с профессором в Грин-парк, откуда сможете наблюдать за домом. Когда увидите, что дверь открыта и слесарь ушел, тогда идите все. Мы будем ждать и впустим вас в дом.

— Совет хорош! — сказал Ван Хелсинг.

И мы не возражали. Годалминг и Моррис поехали в одном кебе, а мы в другом. На углу Арлингтон-стрит мы оставили кебы и вошли в Грин-парк. Сердце мое забилось при виде дома, в котором заключалась наша последняя надежда. Он стоял мрачный и всеми покинутый, выделяясь среди своих веселых и нарядных соседей. Мы сели на скамейку, не спуская глаз с входных дверей, и закурили сигары, стараясь не обращать на себя внимание прохожих. Минуты в ожидании наших друзей текли страшно медленно.

Наконец мы увидели экипаж, из которого вышли лорд Годалминг и Моррис, а с козел слез толстый коренастый человек с ящиком для инструментов. Моррис заплатил кучеру, который ему поклонился и уехал. Оба поднялись по ступенькам лестницы, и лорд Годалминг показал, что надо сделать. Слесарь снял свой пиджак и повесил его на забор, сказав что-то проходившему мимо полисмену. Полисмен утвердительно кивнул головой, слесарь встал на колени и придвинул к себе инструменты. Порывшись в ящике, он выбрал несколько инструментов, которые положил рядом с собой. Затем он поднялся, посмотрел в замочную скважину, подул в нее и, обратившись к предполагаемым хозяевам, сказал что-то, на что лорд Годалминг ответил с улыбкой, а слесарь взял большую связку ключей, выбрал один ключ и попробовал открыть замок. Повертев немного ключом, он попробовал второй, затем третий. Вдруг дверь широко распахнулась, и они, все трое, вошли в дом. Мы сидели молча, моя сигара непрерывно дымилась, а сигара Ван Хелсинга, наоборот, потухла. Мы успокоились и стали ждать с большим терпением, когда увидали, что рабочий со своими инструментами вышел. Он притворил дверь, упершись в нее коленями, пока прилаживал к замку ключ, который он в конце концов и вручил лорду Годалмингу. Тот вынул кошелек и расплатился. Слесарь приподнял шляпу, взял ящик с инструментами, надел пиджак и ушел; ни одна душа не обратила на это ни малейшего внимания.

Когда слесарь скрылся из виду, мы перешли через дорогу и постучали в дверь; Квинси Моррис сейчас же открыл ее: рядом с ним стоял и лорд Годалминг, куря сигару.

— Здесь очень скверно пахнет, — сказал лорд, когда мы вошли.

Действительно, пахло очень скверно, — точно в старой часовне Карфакса; на основании уже имеющегося опыта мы поняли, что граф часто пользуется этим убежищем. Мы отправились изучать дом, держась на случай нападения вместе, так как мы знали, что имеем дело с сильным врагом; к тому же мы не ведали, в доме граф или нет. В столовой, располагавшейся за передней, мы обнаружили восемь ящиков с землей. Только восемь из девяти, которые мы разыскивали. Наше предприятие не закончено и никогда не будет доведено до конца, если мы не найдем недостающего ящика. Сначала мы открыли ставни окна, выходившего на маленький, вымощенный камнями двор. Прямо против окна находилась конюшня, похожая на крошечный домик. Там не было окон, и нам нечего было бояться нескромных взглядов. Мы не теряли времени и принялись за ящики. С помощью принесенных с собой инструментов мы их открыли один за другим и поступили так же, как с остальными, находившимися в старой часовне. Было ясно, что графа нет дома, и мы стали искать его вещи. Осмотрев внимательно прочие помещения, мы пришли к выводу, что в столовой находятся некоторые предметы, принадлежащие, пожалуй, графу. Мы подвергли их тщательному осмотру. Они лежали в каком-то беспорядке, напоминавшем, однако, порядок, на большом обеденном столе. Там лежала связка документов, подтверждавших покупку дома на Пиккадилли, бумаги, удостоверявшие продажу домов в Мил-Энде и Бермонде; кроме того, конверты, бумага, перья, чернила. Все они были защищены от пыли оберточной бумагой; затем мы нашли еще платяную щетку, гребенку и умывальник с грязной водой, красной от крови. Под конец мы наткнулись на связку разных ключей, по-видимому от других домов. После того как мы осмотрели эту последнюю находку, лорд Годалминг и Моррис записали точные адреса домов на востоке и юге города, захватили с собой ключи и отправились на поиски. Мы же, остальные, должны были остаться и терпеливо дожидаться их возвращения или прихода графа.

Глава XXIII

ДНЕВНИК Д-РА СЬЮАРДА

3 ОКТЯБРЯ. В ожидании возвращения Годалминга и Морриса время тянулось страшно долго. Профессор всячески старался поддерживать в нас бодрость духа, но Харкер был так подавлен горем, что страшно было на него смотреть. Еще в прошлую ночь это был веселый, жизнерадостный человек, полный энергии, со здоровым моложавым лицом и темно-русыми волосами. Теперь же он превратился в угрюмого старика с седыми волосами, вполне гармонирующими с его впалыми щеками, горящими глазами и глубокими морщинами, следами перенесенных страданий. Но все же он еще не совсем утратил энергию. Этому обстоятельству он, вероятно, и будет обязан своим спасением, потому что, если все пойдет хорошо, он переживет период отчаяния, а после этого как-нибудь вернется к деятельной жизни. Бедный малый, я думал, что мое собственное горе было достаточно велико, но его!!!

Профессор знает это очень хорошо и всячески старается, чтобы его мозг работал. То, что он говорил нам тогда, было чрезвычайно интересно. Вот его слова, насколько я их помню:

— Я основательно изучил все попавшие в мои руки бумаги, которые имели какое-либо отношение к этому чудовищу, и чем больше я в них вникал,