Тропами горного Черноморья - Юрий Ефремов

Еще найдутся военные историки и краеведы, которые шаг за шагом проследят пути врага в глубь гор заповедника и отметят рубежи героической обороны, которую держали здесь простые русские люди, в большинстве своем не знавшие этих гор, люди, которые, казалось, могли бы пасть духом от одних только физических трудностей и лишений - среди снегов и скал, круч и пропастей, лиан в кустарников.

НОВОСТИ С КАВКАЗА

Шли годы. Так складывалась жизнь, что мы долго не могли вырваться в Красную Поляну. Мое заочное страноведение становилось очным: очередные поездки заносили меня и в Германию, и на Сахалин с Курилами, и на Тянь-Шань, и на Карпаты, и в Армению... Но и в этих поездках я на многое смотрел вооруженными по-краснополянски глазами и всюду чувствовал себя как дома. Просто отыскивались тропы, сами загорались костры...

Еще несколько лет меня не пускало в Поляну большое дело - создание Музея землеведения в башне тогда еще только строившегося нового здания Московского университета. Сама служба обязывала уметь мечтать, как когда-то мечты же помогали проектировать для Гипрокура благоустройство Кардывача и Рицы.

Ведь и туркабинет Краснополянской турбазы был по сути маленьким, но разносторонним краеведческим музеем. Он раскрывал тайны природы небольшого района - теперь же показа требовала природа всей страны и Земли.

Современным натуралистам нужна полнота учета причинных связей в природе. Не об этом ли писал Докучаев как о высшей прелести комплексного естествознания? Все это и обнимало слово "землеведение", которое я впервые услыхал на Рице пятнадцать лет назад - это было название журнала со статьей Морозовой... Но путь землеведа на башню университета не случайно начинался от Собиновской башни, с краеведческого познания малого района, а краеведу, чтобы вырасти в землеведа, надо было еще пройти и "стадию" страноведа...

Душою я все эти годы был с Поляной и, даже сидя в Москве, продолжал давать консультации и кроки многим туристам. Люди по-прежнему шли с нашей помощью и на Ацетукские озера, и на пик Бзерпи, и на Синеокое. А мы с Наташей в свою очередь собирали "дань" со всех приезжающих с юга - жадно слушали их рассказы, рассматривали фотографии, выпытывали новости. Мы уже знали, что осуществилась давняя наша мечта об обуздании Мзымты, знали, что в 1946 году была начата строительством, а 30 июня 1949 года пущена в ход первая Краснополянская гидроэлектростанция. Током, полученным от Мзымты, теперь питается все побережье от Туапсе до границы Абхазии. Один из приехавших показывает нам фотографию озера с лодкой и говорит, что это... Краснополянское озеро! Как, где? Оказывается, искусственное водохранилище.

Много нового слышали мы и о Рице. На ней уже выросли гостиница с рестораном и пристань, организовано движение глиссеров, выстроена шашлычная и дома отдыха.

Ревниво рассматриваю фотоснимки, как бы проверяя, какая часть наметок осуществилась. Над Рицей построено тупиковое шоссе в Сосновую рощу, и в конце этого шоссе сооружена кругозорная беседка - это один из намеченных тогда бельведеров! Автобусы подходят долиной Лашипсе к "живой воде" боржому Аватхары. Источник благоустроили, над ним соорудили беседку, а рядом небольшой дом отдыха, первенец будущего курорта. Но шоссе окончилось тупиком у устья Мзимны - к Ацетукскому перевалу его еще не подвели...

Нелегко даже мысленно привыкнуть к таким изменениям родных мест. Путь на Кардывач со стороны Поляны занимал два-три дня. Теперь с Аватхары можно сходить на Кардывач за день туда и обратно. В однодневную прогулку от конца автомобильной дороги превратился поход к еще недавно таким далеким Ацетукским озерам! И это лишь первое, что мне приходит в голову при заочном знакомстве с новостями.

К сожалению, не все новости радуют. Есть среди них такие, что удручают, тревожат, вызывают протест.

В 1951 году мы узнаем о крупных переменах в заповедных делах - о значительном сокращении числа и площади заповедных территорий в стране и самое горькое для нас - о сокращении в три с лишним раза территории Кавказского заповедника. Особенно резко урезан Южный отдел - как раз наша, краснополянская. часть заповедника. Ведь именно здесь наиболее далеко и горы проникает превосходное шоссе - готовая транспортная артерия для вывоза древесины.

Не верится, что вне заповедника оказались Чугуш и Ачишхо, Псеашхо и Аишха, Цахвоа и весь Кардывачский узел. Чугуш не заповеден? Чугуш с его сотнями, тысячами голов туров! Разве простят нам потомки, что мы не сберегли для них этих удивительных ландшафтов.

Что же произошло, как? Впрочем, понятно, как. Заповедание изымало из хозяйственного оборота немалые участки природы во имя науки и культуры, для будущих поколений и для обогащения природных ресурсов соседних территорий. Но скольким хозяйственникам эти принципы казались лишь пустыми громкими фразами! Лесопромышленники и животноводы, заботясь о росте добычи леса и поголовья скота, не удовлетворялись хлопотным изысканием внутренних резервов и давно заглядывались па соседние заповедные массивы. Потоком текли докладные записки руководителям с просьбами отторгнуть в пользу соседей то одну, то другую часть территории заповедника для вырубок и выпасов.

Тут были вполне честные в своем деле люди, которые, однако, и не подозревали, что в близорукости своей боролись по существу за антикультурное, а в более далекой перспективе и за антихозяйственное дело.

Виноваты и сами сотрудники заповедника - мало и плохо пропагандировали они значение охраны природы, недостаточно организовывали туризм, не выступали в печати...

Комитету по заповедникам и раньше не раз приходилось оспаривать попытки различных местных организаций отколоть себе часть заповедных земель. Но авторитет идеи охраны природы, идеи, заботившей еще Ленина в нелегкие дни 1920 года, помогал отбивать наскоки слишком ретивых соседей. И лишь в начале пятидесятых годов заповедные "боги" дрогнули. Получив на рассмотрение очередной проект сокращения заповедных границ, они не опротестовали его, а поставили на нем свои визы, выражающие согласие. Это и привело к сокращению не только некоторых малоценных заповедников, но и драгоценного Кавказского.

Что это было? Безразличие или малодушие? Ведь охрана природы - это фронт, и борцы этого фронта рискуют во всех его звеньях, начиная от простого наблюдателя и кончая председателем Комитета по заповедникам. Первому подчас грозит пуля браконьера, мстящего за разоблачение; смелость второго должна проявляться в непримиримой борьбе за незыблемость принципов защиты и обогащения природы, за то, чтобы "заповедание навечно" было не фразой, а правдой жизни.