Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Сразу после сообщения о запуске он позвонил Устинову и попросил форсировать разработку предложений о разворачивании Р-7 на боевых позициях. Теперь отец не сомневался: надо начинать строить немедленно.

То, что головная часть в первом пуске под действием высокой температуры, возникающей при входе в атмосферу, не долетев до земли, разрушилась, отца не останавливало. Королев знает свое дело и справится с этой незадачей.

Для выяснения причин неудачи с боеголовкой в помощь Королеву Устинов отрядил экспертов, специалистов в разных отраслях, в их числе уже упомянутого мной Григория Васильевича Кисунько — радиотехнического бога, одного из создателей кольца ПВО вокруг Москвы. Теперь он всерьез заинтересовался возможность перехвата боеголовок баллистических ракет, создания системы противоракетной обороны.

Поначалу грешили на телеметрию, считали, что плазма, образовавшаяся при прохождении головной частью атмосферы, не пропускает радиосигналы, но Кисунько такое предположение отверг. Плазма сначала экранирует длинные волны, а затем, по мере разогрева, все более короткие. А тут сигнал телеметрии вырубился сразу на всех частотах. Причину следовало искать в другом. Отгадка отыскалась почти случайно. К тому времени на боеголовке по просьбе противоракетчиков Кисунько начали записывать параметры ее вращения. Королевцы ими не интересовались, а Кисунько, естественно, проявил любопытство. «Оказалось, что боеголовка в первые секунды после отделения от корпуса вращалась странно: то в одну сторону, то в другую, словно приплясывая на торце корпуса ракеты», — написал Кисунько в своей книге «Секретная зона».

— Все дело в том, — рассказывал он Королеву, — что скорость отделения головки от корпуса очень мала и, пока она не отошла на безопасное расстояние, колотится о корпус ракеты то одним боком, то другим. От всех этих ударов головка намяла себе бока, расколотила теплозащитную обмазку и, войдя в атмосферу беззащитной, попросту сгорела.

— Вы об этом кому-нибудь говорили7 — спросил Королев.

— Вам первому, и тут же забыл. Конструкторская солидарность, — заверил Кисунько.[40]

Казалось бы, ответ найден. Королев приказал увеличить скорость разделения, но на следующем сентябрьском пуске головка снова ударилась о корпус ракеты и снова сгорела, не достигнув цели.

На июньском Пленуме Жукова, вместе с другими, державшимися отца кандидатами в члены Президиума ЦК: Козловым, Фурцевой, Шверником, Брежневым, а также просто Секретарями ЦК Беляевым, Аристовым, новичками Игнатовым и Куусиненом, избирают полноправным членом расширенного до пятнадцати человек Президиума ЦК. Тем летом он несколько раз появляется у нас на подмосковной даче. По всем внешним проявлениям отношения между ним и отцом выглядели безоблачными. Они подолгу гуляли по дорожкам парка, что-то обсуждали, смеялись. В конце лета 1957 года они вместе отправились отдыхать в Крым.

Отец с Жуковым оставались в Ялте до конца сентября. Затем они разъехались. Жуков улетел в Москву готовиться к намеченному на самое начало октября официальному визиту в Югославию, а отец отправился в Киев на маневры сухопутных сил.

В Югославию Жуков отправился 4 октября из Севастополя отбыл на крейсере «Куйбышев». Его командир вспоминал через много лет, что маршал пребывал в хорошем настроении, шутил, в разговорах тепло отзывался о Хрущеве, однажды за обедом поднял тост за его здоровье. Визит проходил успешно. Не забывавшие недавней войны югославы подчеркнуто демонстрировали свое уважение человеку, к чьим ногам пал Берлин.

И тут, как гром среди ясного неба, 27 октября, в воскресенье, на последней странице газеты «Правда» в рубрике хроники появилось сообщение, что Президиум Верховного Совета СССР назначил маршала Советского Союза Малиновского Родиона Яковлевича Министром обороны СССР.

Чуть ниже мелким шрифтом была набрана информация об освобождении маршала Советского Союза Жукова Георгия Константиновича от обязанностей Министра Обороны СССР.

И никаких комментариев!

Выходной день вся семья, как обычно проводила на даче, и я попытался расспросить отца. Он только буркнул в ответ, что в силу различных обстоятельств товарищи сочли такое решение своевременным.

Я ничего не понял, но тон и поведение отца ясно демонстрировали: дальнейшие вопросы ни к чему не приведут.

В тот день я случайно оказался свидетелем их, видимо, последнего разговора.

Я входил в дом, когда раздался телефонный звонок. По звуку я определил: кремлевка, и рванулся побыстрее ответить, но тут увидел выходящего из столовой отца. Он направлялся к телефону. Взмах рукой означал: не надо, сам подойду. Замешкавшись с раздеванием, я ненароком подслушал разговор.

— Здравствуй, Георгий, — глухо ответил отец на чье-то приветствие.

Я навострил уши и уже намеренно задержался в прихожей. Так, по имени, отец называл только двух людей: Маленкова и Жукова. Первый в октябре 1957 года звонить не мог, значит, это Жуков. Он спешно вернулся в Москву. После приветствия наступила пауза. Согласно воспоминаниям Жукова, он сказал отцу: «Ты теряешь друга».

— А так, как ты, друзья разве поступают? — недовольно произнес отец.

Опять растянулось молчание. Дольше топтаться в прихожей стало неудобно, могло попасть от отца за подслушивание. Я прошел в столовую. К завтраку постепенно собиралась вся семья. Через несколько минут вернулся отец. Невольно я вскинул голову с немым вопросом.

— Жуков звонил, — сказал отец, ни к кому не обращаясь.[41]

Сейчас, по истечение десятилетий, слова Жукова «Ты теряешь друга» приобретают пророческий смысл. Хотя дружба в политике и между политиками понятие весьма относительное.

3 ноября «Правда», как, впрочем, и все остальные газеты, сообщила, что в октябре, дата не называлась,[42] состоялся Пленум Центрального комитета, который обсудил вопрос об улучшении партийно-политической работы в Советской армии и Военно-морском флоте. Последний абзац гласил: «Пленум вывел из состава членов Президиума ЦК и из членов ЦК товарища Жукова Г. К.». Никаких вразумительных комментариев ни тогда, ни впоследствии не было. Не добавило ясности и опубликование в печати постановления пленума. В партийных организациях, особенно в Вооруженных силах, его проработали, единодушно одобрили, подняли на новую ступень партийно-воспитательную работу. Вопросы задавать в те годы еще не привыкли: начальство само знает, о чем можно, а о чем нельзя говорить.

В неполные шестьдесят один год маршала Жукова отправили в отставку. В нашей стране жизнь опального отставника ох как нелегка. Только и остается утешать себя: во времена Сталина обошлись бы с ним несравненно круче. Слабое утешение. Несладко жилось Жукову при Хрущеве, как несладко Хрущеву при Брежневе. Из современной жизни он выпал. О Жукове старались не упоминать, его не приглашали на официальные и не очень официальные мероприятия, толпившихся вокруг него «почитателей» как ветром сдуло, остались только друзья. А настоящих друзей всегда немного. Он жил на даче, жил прошлым и в прошлом.