Сокол и огонь - Патриция Райан

Коротышка кончиком пальца пощекотал мордочку зверька.

— Она такая же еретичка, как моя малютка Розамунда, — сказал он. — И никогда она не делала того, что на нее наговорили.

Торн наблюдал, как эти двое тянут свой эль. «Теперь будь начеку, — подумал он. — Не наседай на них, иначе ничего не добьешься. Подожди, пока у них развяжутся языки. И больше не пей».

— Да ну? — сказал он и, встретившись глазами с кабатчицей, молча показал ей два пальца. — Почему ты так думаешь? — самым безразличным тоном спросил Торн, глядя в лицо коротышке.

Глава 25

Стражник отворил дверь темницы. В руках у него была веревка.

— Готовы ли вы, миледи?

«Кто может быть готовым к тому, чтобы умереть на костре?» — подумала Мартина. Она в последний раз оправила на голове свой белый чепец и подошла к воину, протянув перед собой дрогнувшие руки.

— Сегодня за спиной, миледи, — сказал стражник, избегая ее взгляда. — Так приказано.

Мартина, поколебавшись, молча сомкнула сзади руки и повернулась к нему спиной. Стражник обмотал ее запястья веревкой и затянул узел.

«Я не унижусь перед ними. Я не заплачу и не стану молить о пощаде. Я не доставлю им этого удовольствия».

Еще больше стражников, чем во время суда, ждали в коридоре. Во внутреннем дворе, где она впервые за столько дней оказалась под открытым небом, ее окружил уже целый эскорт. Еще не рассвело, и многие в толпе держали зажженные факелы. Солдаты подняли ее на повозку, несколько из них остались стоять рядом. Лошади тронулись. Впереди верхом ехал шериф со своими людьми в сопровождении еще дюжины вооруженных всадников. Несколько монахов, в их числе отец Саймон, следовали за процессией. Второй раз в жизни Мартина ехала не верхом, а в повозке — в первый раз это было, когда ее увезли из замка Блэкберн. Телега тряслась и скрипела, лошади с трудом волокли ее через полные грязи мостовые Гастингса. Мартина едва не падала на руки стражей, которые придерживали ее, следя, чтобы она оставалась на ногах.

Несмотря на ранний час, на улицах были видны вереницы горожан. Эти люди вышли из домов пораньше, чтобы посмотреть, как ее повезут на костер. Публичная казнь всегда собирает толпы зевак. Но эта толпа не походила на ту, которую ей приходилось видеть раньше. В ожидании казни народ обычно шумел, лица выглядели разгоряченными, даже радостными. Вслед осужденному неслись крики брани, в него даже швыряли тухлые овощи. Ничего этого не было теперь. Из сотен людей на улицах никто не вымолвил ни слова, только один раз она услышала возглас: «Господь с тобой, леди!» Люди мрачно крестились. Многие плакали. Похоже, горожане совсем не были уверены в ее виновности; кроме того, они были поражены жестокостью приговора. К виселицам здесь привыкли, им приходилось видеть, как отсекали головы благородным дворянам.

Но костер…

Только не думать об этом. Не думать. Может быть, Торн спасет ее, хотя это кажется невероятным, если нет, то он обещал прекратить ее страдания своей милосердной стрелой раньше, чем пламя охватит ее. Он обещал. Надо верить, что он сделает это. Только так она продержится до конца.

Костер был сложен на вершине пологого холма за городом, среди пустоши, за которой начинались болота. Над высокой кучей хвороста возвышался позорный столб. Вокруг уже стояла толпа, но, как и в городе, Мартина не услышала ни брани, ни криков. Повозка подъехала ближе. Мартина лихорадочно вглядывалась в десятки обращенных к ней лиц. Нигде в толпе не было видно Торна. Сердце ее упало.

Если он опоздает, они привяжут ее к столбу и зажгут костер. Нет, не думать, только не думать об этом!

На руках стражей она спустилась с повозки и ступила в грязь. Толпа раздвинулась, образовав перед солдатами проход. Горожане крестились, бормоча молитвы. Она увидела рыдающую Фильду. Служанка бросилась вперед, чтобы прикоснуться к Мартине, но двое солдат схватили ее и грубо отшвырнули обратно в толпу. Появился брат Мэтью и, протиснувшись между людьми, решительно шагнул к осужденной. Он поднял перед собой небольшое деревянное распятие, и стражники отступили, не тронув его. Они даже минуту помедлили, ожидая, пока приор вложил крест в одну из связанных рук Мартины, поцеловал ее в щеку и прошептал:

— Да пребудет с тобой Господь.

Шериф вышел перед сложенным костром и зачитал акт, подготовленный епископом, где было сказано, что церковь осудила ее на смерть за преступную ересь и для исполнения приговора передала в руки светских властей. Он быстро повернулся в сторону Мартины. Ей показалось, что в его взгляде были печаль и сожаление. Шериф кивнул дюжему палачу, и тот, взяв Мартину за плечи, подвел к костру. Ее руки были по-прежнему связаны сзади. На куче зеленых, совсем свежих веток перед столбом был закреплен бочонок, и палач, подхватив Мартину на руки, поставил ее на него. В ноздри ударил резкий запах. Опустив глаза, она увидела, что сквозь щели в бочонке сочится деготь. Поодаль были сложены два мешка угля и небольшая куча торфа. Они явно подготовились к тому, чтобы поддерживать медленный огонь.

«Может статься, ты будешь умирать до полудня», — прозвучал в ушах Мартины голос Бернарда.

Ее охватила дрожь. Режущей болью свело внутренности, и она несколько раз судорожно, во всю силу легких глотнула воздух. Нет, ради Господа Бога, не думай!

Служка бросил палачу моток толстой веревки. Тот накинул свободный конец на шею Мартины. Затем, намотав веревку на столб, затянул и завязал первый узел. Жесткий канат сдавил ей горло, голова запрокинулась, и она затряслась всем телом. Мартина не подумала о том, что ее привяжут за шею, это наполнило ее ужасом. Она не могла пошевелиться, не могла даже сглотнуть мерзостный комок желчи во рту.

— Пожалуйста… не надо за шею, — прохрипела она.

— Мне очень жаль, миледи, — негромко ответил палач. — Но выбирать не приходится. Я только исполняю указания отца Саймона.

Сердце редкими болезненными ударами колотилось в груди. Мартина в отчаянии всматривалась в чужие лица толпы. Где же Торн? Торн! Они сделали это со мной! Веревка кольцами сжала ей грудь, талию и бедра. Палач затянул ее, крепко прижав все ее тело к столбу. И тогда Мартина увидела отца Саймона, который вышел на место экзекуции с горящим факелом в руках. С ним были Бернард и Джайрс. У Мартины остановилось дыхание, в глазах закипели слезы. Она закрыла их, желая молиться, и открыла опять в безумной надежде увидеть Торна. Господи, скорее пошли ко мне Торна!

Палач шагнул вперед, чтобы взять факел у монаха, но отец Саймон отвел его руку и объявил:

— По соизволению епископа Ламбертского право поджечь костер мы предоставляем тому, кто стал жертвой ксаней этой колдуньи и еретички.