Сокол и огонь - Патриция Райан

Он передал факел Джайрсу.

Палач оглянулся на шерифа.

— А по моему разумению, — хмуро сказал шериф, — к вящему благу церкви будет не вмешиваться в дела мирской власти, святой отец. Леди Фальконер более не в руках епископа, она отдана мне и будет казнена публичным палачом, как и положено.

— Права епископа как духовного владыки, — ответил отец Саймон, возвысив голос, — распространяются на любые общественные дела. И особенно если дело касается изгнания из общества тех, кто противится воле церкви. Не сомневайтесь, что отступников он покарает без колебаний.

Шериф выглядел обескураженным. «Он явно воспротивился бы такому наглому попранию его полномочий, — подумала Мартина, — если бы не намек монаха на отлучение от церкви».

— С вашего позволения, милорд шериф, — сказал палач, — для меня не будет большим почетом поджечь этот костер. Пусть ублюдки исполнят мою работу, если они этого добиваются, — и сплюнул на землю перед собой.

Шериф угрюмо кивнул и отступил прочь от монаха.

— Я думаю, самое время, — сказал Бернард, с оскаленной ухмылкой повернувшись к Мартине. — Начинай, добрый человек.

С чадящим факелом в вытянутой руке грузный моряк неуклюжей походкой направился к костру. Дым пахнул Мартине в лицо. От огня повеяло жаром, и она содрогнулась, точно пламя уже лизнуло ей кожу. В последний раз, дико озираясь, как затравленный зверь, Мартина обвела глазами толпу. Что-то мелькнуло за их спинами, раздались возгласы стражников, и на стоявшую в стороне повозку вскочил человек.

Это был Торн. Он держал короткий лук. Сбоку был виден колчан со стрелами.

Мартина из последних сил попыталась смотреть ему в лицо, ее губы шептали: «Прошу тебя».

Он вынул стрелу, наложил ее и отвел локоть, согнув лук. Мартина закрыла глаза. Смерть придет сразу. Спасибо тебе.

В последний миг вновь дохнуло жаром от факела. С гудящим звоном стрела пронзила воздух.

В толпе закричали. Она слышала крики и поняла, что даже не ранена. Он промахнулся! Как же он мог промах-нуться! Раздались возбужденные восклицания, послышался смех. Она открыла глаза. Джайрс стоял подле костра, разинув рот, по-прежнему с вытянутой рукой, но факела в ней не было. Шкипер с ошалелым видом смотрел куда-то вбок. Бернард метнулся вперед, отпихнув по дороге Джайрса. На его лице была написана злоба. Секунды две Мартина не могла его видеть, а затем он вернулся с факелом в руках. Факел все еще чадил, надвое расщепленный вошедшей в него стрелой Торна.

— Эй, Джайрс! — крикнул Торн с повозки. — Ну-ка поговори со мной!

— Приди в себя, безумец! — заорал отец Саймон. — Этот человек нем!

Торн покачал головой.

— Неправда, он не немой. Говори, мерзавец!

Джайрс таращил на него глаза, набычившись.

По знаку Торна два человека вскарабкались вслед за ним на повозку. Это были те самые два матроса, что свидетельствовали с Джайрсом на суде.

— Вот твои люди, не так ли?

— Суд окончен! — крикнул отец Саймон. — Приговор уже вынесен. Я приказываю вам, шериф, арестовать лорда Фальконера и этих двух…

— Я не из ваших слуг, отче, — грубо оборвал его шериф. Он повернулся к Джайрсу: — Ну, отвечай, коли тебя спрашивают. Твои это люди?

Джайрс кивнул.

— Эти двое сказали мне, — продолжал Торн, — что ты вовсе не был немым до самого недавнего времени, до тех пор, пока не был вызван свидетелем в суд! Выходит, проклятие моей жены подействовало на тебя спустя десять месяцев? А может, и не было никакого проклятия? Отвечай мне!

Но Джайрс лишь отрицательно помотал головой.

— Ты не подумал, как тебя могут наказать за лжесвидетельство на суде церкви? Если я докажу, что ты лгал, — поверь мне, что я докажу, — как думаешь, что с тобой сделают? Может, отрежут язык? Или отлучат от церкви? Может быть, это тебя поставят к столбу и сожгут! Мне сдается, это было бы по заслугам.

Джайрс молчал. Мартина вдруг поняла, что он со всем упорством будет и дальше отстаивать свою очевидную ложь, хотя на него сыпались самые страшные угрозы.

«Какие бы ни были причины, — промелькнуло у нее в голове, — для этой лжи насчет проклятия, прежде всего он ненавидит меня всеми силами души».

— Я хочу сказать тебе перед всеми, — произнесла Мартина, напрягая слабеющий голос. Лица толпы обратились к ней. Пламя факела плясало и чадило в руках Бернарда. Она смотрела прямо в угрюмые глаза Джайрса. — Я знаю, — продолжила она, — мне кажется, я знаю, почему ты ненавидишь меня. С одной стороны, просто за то, что я норманнка. Мой муж сакс, и он рассказывал мне об этом. Он рассказал мне, что наши люди сделали с твоим народом, и теперь я понимаю, почему твой народ ненавидит мой. — Она коротко взглянула на Торна, читая в его глазах поддержку. — Я поняла и другое. Тогда на корабле я вела себя с бездумным высокомерием. Я унизила тебя перед твоими людьми. Я поступила непростительно. Все, что ты говорил о приметах, казалось мне признаком грубости и невежества. Но мой муж рассказал мне многое о вашей вере и обычаях. Теперь я знаю, что сама была невеждой. Вот и все, что я хотела сказать. Я сожалею о нанесенном тебе оскорблении и понимаю, почему ты сделал со мной… то, что ты сделал. Я прощаю тебя. Но прошу всем сердцем, прости и ты меня.

Никто не проронил ни слова. Джайрс молчал, уставившись в землю, его грубые мясистые руки заметно дрожали. Когда он поднял голову, в глазах его стояли слезы.

— Господи, прости мне мой грех, — сказал он. Изумленный вздох пробежал по толпе. Джайрс сокрушенно покачал головой. — Сам не знаю, что хотел совершить.

Он полез в карман и выбросил на землю пригоршню серебра.

— Вот ваши шесть шиллингов, — сказал он Бернарду. — Мне не нужно этих денег.

— Он заплатил тебе за лжесвидетельство?! — крикнул Торн.

— Да, милорд, заплатил, — шкипер повернулся и побрел прочь, еще раз пробормотав: — Прости меня, Господи.

— Бернард Харфордский, я арестую вас! — воскликнул шериф, выступая вперед.

— Не сразу, милейший, — хищно оскалившись, возразил Бернард. Он выдернул стрелу Торна из горящего факела. — Я пришел, чтобы насладиться зрелищем, и не хочу отказывать себе в этом.

Пятясь от шерифа, он спиной приблизился к костру, с последними словами внезапно повернулся к Мартине и протянул факел не к уложенному под бочонком хворосту, а к ее ногам. Он знал, что льняная роба на ней вспыхнет мгновенно. Она превратится в пылающий столб раньше, чем кто-либо успеет двинуться с места.

— Что, сокольничий, — проскрежетал Бернард, обращая к Торну лицо, искаженное гримасой дикой радости, — ты наловчился выбивать стрелой из рук факел? А еще раз сможешь?

Раньше чем Мартина успела перевести дух, в руках у Торна мелькнула новая стрела, он поднял лук и спустил тетиву.