Год некроманта. Ворон и ветвь - Дана Арнаутова

Рукоделье, по словам госпожи Бринар, ее успокаивало. Но Теодорусу казалось, что женщина, способная убить мужа, пережить Дикую Охоту, встречу с малефиком и допрос Инквизиториума, а потом сбежать из-под надзора его брата и защищаться от убийц, не слишком нуждается в помощи разноцветных ниток и жемчужных бусин, чтобы сохранять хладнокровие.

— Госпожа баронесса, баронет?

— Благодарю, нет, — буркнул мальчишка, снова отворачиваясь к окну, зато баронесса, удобно устроившаяся между детьми напротив Теодоруса, с неизменной улыбкой взяла питье, положив на колени бархатные лоскутки, которые аккуратно сшивала последние полчаса.

Пока женщина мелкими глотками пила оранжад, от которого в карете распространился приятный запах свежести, Теодорус думал, что у покойного барона был неплохой вкус. Да, госпожа Бринар не из тех красавиц, что поражают воображение мужчин и вызывают зависть женщин, но для своего далеко не юного возраста она очень приятна. Этакая аппетитная золотисто-рыжая пышечка со все еще нежной сливочной кожей и пухлыми губками, за которыми виднеются безупречно белые зубы — хоть сейчас посвящай рондо о жемчуге в розах. И грудь хороша, несмотря на двух детей. Разве что талия слегка расплылась, но для женщины в положении это понятно. Судя по дочери, в молодости госпожа баронесса была еще милее, так что рыцаря Лашеля, соблазнившегося дочерью купца, а затем и барона Бринара, не упустившего такую славную вдовушку, можно понять. Да и в постели женщины из Молля, говорят, весьма хороши.

— У госпожи баронетты прелестное имя, — сказал Теодорус, возвращая опустевшие стаканы в короб с посудой и закусками. — Энида… Это что-то значит по-молльски?

— Не совсем, — кажется, улыбаться для нее было так же естественно, как дышать и говорить. — Это имя героини романа, который я читала еще в родительском доме. Мессир Лашель, мой первый муж, разрешил мне назвать детей как пожелаю, и я воспользовалась случаем.

— Ах, вот оно что! — подхватил Теодорус, и вправду вспомнив этот роман, препустейшее произведение о влюбленных дуралеях и неправдоподобных приключениях — истинно женскую забаву. — «Эрек и Энида»? Так, значит, господина баронета зовут не Эрик, а Эрек?

— Совершенно верно. Правда, там были не брат и сестра, а жених и невеста, но в семье мессира Лашеля этот роман все равно никто не читал.

Сколько же у нее этих улыбочек, скрывающих истинные чувства куда лучше якобы непроницаемого спокойствия? Девочка вообще ничего не понимает, она еще совершенное дитя, мальчишка молчит, и это неглупо, но госпожа Бринар, любительница томных признаний в любви и бархатных лоскутков… Да полно, это ли та женщина, что столкнула между собой Дикую Охоту и Греля Ворона? Испуганная дурочка, которая каялась перед инквизитором?

— Истинное удовольствие беседовать со столь образованной и утонченной дамой, — мурлыкнул Теодорус, неожиданно получив острый неприязненный взгляд юного баронета. — Позвольте узнать, как же вы назовете дитя, которое носите сейчас?

— О, пока не имею представления. У нас в Молле говорят, что заранее считать прибыль и давать новорожденному имя — дурная примета. Хотя господин барон считал иначе, он хотел назвать ребенка в честь своего отца или матери.

Вот уж точно, для покойника это и впрямь стало дурной приметой. Интересно, сколько в ее простодушии фальши? Молльские монеты славятся качеством и полновесностью, но эту монетку надо пробовать на зуб, из пальцев она выскальзывает.

— Уверен, вы подберете очень красивое имя, когда дитя появится на свет. Это ведь будет весной?

— Да, в начале флориуса, — безмятежно подтвердила женщина, снова принимаясь за лиловый бархат и золотую канитель. — У меня еще достаточно времени, чтобы вспомнить какой-нибудь другой роман.

Хороша, паршивка! Словно и не ее только утром пытались зарезать. Страшно подумать, что случилось бы, опоздай Теодорус хоть на несколько минут. Его светлейшество архиепископ может сколько угодно говорить, что верит не в судьбу, а в собственные силы, но что это, если не судьба? Братец Экарний даже не подозревает, на какой кусок позарился и какую лавину столкнул своей глупой жадностью. Баронство! Да в этой игре ставка — существование мира, но разве Экарнию объяснишь? Он спит и видит пойменные луга и строевой лес Бринаров, так пусть и дальше барахтается в уютной теплой луже, если не может задрать рыло к небу.

Сравнение показалось удачным, стоит приберечь для очередной проповеди. Паства любит притчи, а архиепископ любит казаться красноречивым, и никому дела нет, что жемчуг, который он рассыпает перед слушателями, кому-то сначала надо собрать в море мудрости и нанизать на нить благочестия… Положительно, сегодня удачный день для ловли перлов риторики!

— Мессир секретарь, — разжал губы мальчишка, отводя взгляд от окна. — А что будет с этими мерзавцами?

Губы у него распухли от удара, как и щека, так что говорил баронет медленно и с трудом, но достаточно внятно и очень старался не показать слабости.

Мерзавцы, о которых шла речь, двое замковых слуг-убийц, тоже ехали в Стамасс, надежно прикрученные к запяткам кареты… Пока доктор хлопотал над лишившейся чувств баронессой и ее задыхающейся дочерью, мальчишка, едва став на ноги, сунулся к пленникам. Охрана его, разумеется, близко не подпустила, но один из негодяев кричал так истошно, что на милю слышно было. Проклинал барона и его шлюху, беременную исчадьем темных тварей, нимало не смущаясь тем, что убила Бринара как раз она.

— Их казнят, разумеется, — равнодушно пожал плечами Теодорус. — В Стамассе я передам негодяев правосудию герцога Альбана для дознания, хотя по мне и так все ясно. Эти выродки, забывшие Свет Истинный, хотели вас ограбить и убить.

Про то, что над хорошенькой баронеттой сначала наверняка бы надругались и только ненависть к барону и желание немедленной расправы помешали сделать то же самое с ее матерью, Теодорус, конечно, промолчал. Ни к чему пугать милую Энни, она и так слабого здоровья.

— У них могли быть сообщники в замке.

Мальчишка действительно не дурак. И везучий! Впрочем, кольчужную рубашку, надетую в дорогу, везеньем не назовешь, это как раз ум и предусмотрительность. Отделался парой порезов и синяками — ножом тыкали со всей дури, прежде чем сообразили бить в лицо, но лезвие скользнуло по рукаву той же рубашки. А баронессу спасли теплый плащ с меховой подбивкой и шаль. Выгадали несколько мгновений, и эти мгновения решили все. Нет, это не везенье, это судьба. Не называть же везеньем то, что Теодорус, получив письмо, кинулся за женщиной, спасенной неуловимым Вороном, не доверив это никому другому. И оказался прав! Успел точно в нужный момент, словно герой одного из романов, которые любит Женевьева Бринар, ягода, ради которой ворон найдет орех.