Происхождение партократии - Авторханов Абдурахман

Зато второй доклад Сталина «Национальные моменты в партийном и государственном строительстве» вновь вызвал бурные прения, а со стороны грузинских «национал-социалистов» и резкие возражения.

Прежде всего, Сталин обошел гробовым молчанием статью Ленина по национальному вопросу, в которой как мы видели уже, столь резко и категорически осуждалась политика Сталина в национальном вопросе вообще и в грузинском вопросе, в частности. Сталин заявил, что существует не только один уклон — к великодержавному шовинизму (как указано у Ленина), а еще и другой — уклон к местному национализму. Хотя уклон к великодержавному шовинизму более опасен, но бороться надо с обоими уклонами. Сталин не назвал никого, кого можно заподозрить в великодержавном шовинизме (мы видели, что Ленин назвал таковых: Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе, хотя они и бывшие «нацмены»), но зато назвал уклонистов в сторону местного национализма в лице группы Мдивани в Грузии. Проявление грузинского национализма этой группы Сталин видел в том, что она хотела, во-первых, войти непосредственно в состав СССР, минуя закавказскую федерацию, во-вторых, грузинские уклонисты угнетают национальные меньшинства в Грузии — абхазцев, аджарцев и южных осетин. Первым в прениях с ответом Сталину выступил тот же Мдивани. Он начал с указания, что «у нас существует школа Ильича по национальному вопросу, которая раз и навсегда разрешила национальный вопрос… Многие наши товарищи не отвергли национальную программу, а отодвинули в сторону… Один из членов ЦК заявил, что национальный вопрос для нас — вопрос тактики… Что же нам нужно? Нам нужно то, чему нас всегда учил т. Ильич и к чему нас призывал в последних своих письмах, известных съезду только через отдельные делегации… Я заявляю, что имевшее здесь место (в докладе Сталина. — А. А.) противопоставление интернационализма нашему «национализму» в корне неверно, если понимать интернационализм так, как его понимает т. Ильич… В письмах Владимира Ильича очень твердо и выразительно сказано как раз то, из-за чего мы гам боролись.

Орджоникидзе (с места). Гении. Мдивани. Нет, не мы гении, у нас имеются другие, возведенные в сан гениев люди, но мы простые коммунисты, которые думают о национальной программе. Если мы подошли к правильному разрешению национальной программы, так это сделали наши коммунистические и интернациональные головы, а не ваши. Мне приходится возражать, чего я не думал делать, докладчику. Тов. докладчик очень много места уделил Грузии и грузинскому шовинизму.

Сталин (с места). В знак особого уважения! Мдивани. Спасибо, т. Сталин. Но разрешите мне в знак «особеннейшего» уважения напомнить вам кое-что из прошлой нашей жизни» (там же, стр. 454–455).

Мдивани привел ряд фактов, свидетельствующих, что национальные меньшинства Грузии — абхазцы и осетины — получили из рук «уклонистского» ЦК Грузии свои автономии и политику этого ЦК всегда одобряли, а с аджарцами произошел казус, задержалось провозглашение их автономии, потому что Сталин, приехавший в 1921 г. в Грузию, приказал председателю правительства Грузии Мдивани быть «осторожным» с аджарцами. Мдивани добавил: «Когда это делается с распоряжения т. Сталина, я должен сказать: слушаюсь, т. Сталин! Мне было дано указание сделать так, чтобы аджарцы не хозяйничали в Батуме (столица Аджарии. — А. А.). С этого и началось их недовольство… Аджарцам автономию мы дали» (там же, стр. 456–457).

Мдивани остановился и на самом главном обвинении в уклонизме, «социал-национализме» того ЦК Грузии, который он возглавлял. Мдивани сказал: «Самое ужасное это то, что мы против Закавказской федерации… Мы не против Закавказской федерации, а против той самой единой Закавказской республики, которую создали… Когда комиссия Каменева и Куйбышева приехала, Куйбышев сказал: «зачем эта федерация в такой форме, разве нельзя федерировать по экономическому вопросу и создать экономический совет?» Это сказал секретарь ЦК (Куйбышев). Другой член ЦК Каменев сидит тут же и не протестует. И вот, в результате, они не уклонисты, а мы уклонисты и ужасные люди» (там же, стр. 458).

В чем же был корень всех разногласий между Сталиным и Орджоникидзе, с одной стороны, и «уклонистами», с другой? Этот вопрос был поставлен самим Мдивани, на который он дал довольно ясный ответ: «Товарищи, чего же мы хотим? (Голос: «Кто: "мы"?») Кто? Вы спросите тех, кто нас окрестил уклонистами… Да, мы всесоветское объединение! Дайте в это советское объединение самые главные комиссариаты, определяющие нашу внешнюю политику, защиту нашей республики… Отдайте этим отдельным национальностям другие комиссариаты, где они могут проявить свою волю, свое умение хозяйничать, свое умение творить новую жизнь» (там же, стр. 455, 458).

Сторонник и один из информаторов Сталина в Грузии, бывший «буддист», то есть ученик Буду Мдивани, теперь уже нарком Грузии, Стуруа сказал, что «если мы останемся верными Марксу, у пролетариата нет никакой родины», а насчет морали «запомним слова т. Ленина, который наивным товарищам, когда они спросили что «такое коммунистическая мораль?», — сказал: убивать, уничтожать, камня на камне не оставлять, когда в пользу революции; но в другом случае гладьте по голове, называйте Александром Македонским, если это в пользу революции. Вот как нужно подойти к этому вопросу». Стуруа рассказал, что ему открыло глаза одно нелегальное собрание старого грузинского ЦК, на котором он присутствовал: «там стоял вопрос, что «великодержавники» — это т.т. Орджоникидзе, Сталин и др., нужно их послать восвояси… Но каким образом? Это вышло так, как мыши хотели повесить кошке на шею колокольчик, чтобы звенел, когда она идет, но повесить не решался никто. Так же и тут. Судили-рядили и пришли к заключению, что… нас побьют. Нашли такой выход: мы выйдем из состава РКП и вступим в Коминтерн, как грузинская секция… Теперь я понял: «тут умысел другой был, хозяин музыку любил» (там же, стр. 462–644).

Махарадзе указал, что в точном смысле слова в СССР вообще нет независимости или самостоятельности каких-либо советских республик: «ведь у нас одна партия, один центральный орган, который определяет для всех республик все решительно, и общие директивы, вплоть до назначения ответственных руководителей в республиках, — все это исходит от одного центра, так что говорить при этих условиях о самостоятельности, независимости, — это в высшей степени непонятное само по себе положение» (там же, стр. 472). Поэтому речь может идти о правильном практическом проведении национальной программы в республиках. Он указал Сталину, что знаменитый отныне «декрет о кордонах» Грузии против других советских республик был составлен не «уклонистами», а «интернационалистом», сторонником Сталина и Орджоникидзе — наркомом внутренних дел Гегечкори, «этот проект Гегечкори у нас в Грузии не увидел света и пропал» (там же, стр. 472). Махарадзе сказал, что этот проект, сознательно подсунутый «уклонистам» со стороны Орджоникидзе, не только отпечатан в «Правде», но даже в бюллетене съезда — «я нахожу, товарищи, это недостойным нашего съезда». Махарадзе указал и на то, что точка зрения Сталина в переписке с Лениным, чтобы не спешили с федерацией, тоже была точкой зрения «уклонистов» против Орджоникидзе, который хотел провести федерацию просто «по военному приказу». Махарадзе указал, имея в виду выступление Стуруа, что не «уклонисты» говорили о Сталине и Орджоникидзе как о «великодержавниках», а другой человек: «Это был т. Ильич. Вы все это хорошо знаете. Теперь я вас спрашиваю: похоже ли то, что здесь провозглашается, на то, что говорил Владимир Ильич?» (там же, стр. 474).

Член ЦК, председатель правительства Украины Раковский выразил общее настроение многих членов ЦК, когда сказал, что «некоторое время мы питали надежду накануне съезда, что национальный вопрос, как предполагал Ильич, станет центром нашего съезда, а он стал хвостом нашего съезда». Партия много раз ставила национальный вопрос в повестку дня своих съездов, но «чем больше мы ставим его, тем больше удаляемся от коммунистического понимания и решения национального вопроса». Раковский далее указал, что «т. Сталин остановился как раз на пороге выяснения подоплеки национального вопроса», а этой подоплекой Раковский считал озабоченность партийно-советской бюрократии неудобством техники управления многонациональной страной, считаясь там со всякими «автономиями». Раковский: «Наши центральные органы начинают смотреть на управление всей страной с точки зрения их канцелярских удобств… Неудобно управлять двадцатью республиками, а вот если бы все это было одно, если бы, нажав на одну кнопку, можно было бы управлять всей страной, — это было бы удобно». Раковский кончил словами: «Уездный исполком больше знает свои права, чем национальные республики. Союзное строительство пошло по неправильному пути. Как вам известно, это есть мнение не только мое, — это есть мнение Владимира Ильича» (там же, стр. 532–534).