Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Я смотрел на глаза, это всегда в глазах. Её жёлтые и дикие глаза, янтарные бассейны злобы, но также и нежные. Я всматривался всё сильнее, и чуть было не угодил в её ловушку. Там не было мягкости, обман предназначался для сентиментального противника, которого точно оценил её взгляд истинного хищника. Я пришёл в себя, как только она бросилась. Она была достаточно быстра, почти достаточно, но я был убийцей дольше.

Я прыгнул вверх, бросив перед собой плащ и добираясь до вил, которые торчали над моей головой. Она влетела головой в развевающуюся шерсть и неловко ткнулась в землю. Когда она покатилась по соломе, я дёрнул за ручку, освобождая вилы. Я рухнул на землю в вихре соломы и кровельных балок. Клубок волка и плаща метался по полу, и я нанёс ему проникающий удар рукояткой вил. Я шагнул в сторону, когда часть крыши угрожающе прогнулась, и перевернул вилы, теперь четыре зубца обвиняюще указывали на мой плащ. Его наполнение теперь было намного меньше, и я выдохнул, не ощущая до этого, что всё это время задерживал дыхание, когда увидел девичью голову, высовывающуюся из отверстия для рук. Я убедился, что она останется закутанная в плащ. Мой вкус, как правило, ограничивался женщинами более взрослыми и с более пышными формами, но я не мог отрицать определённую привлекательность в том, что предстало передо мной. Тем не менее, я, прежде всего джентльмен-убийца. Мы присели вместе в луче света в углу сарая, она потирала синяк на плече, а я выковыривал солому, застрявшую у меня в зубах.

Наш разговор был недолгим, но этого хватило, чтобы убедиться, что своего состояния она боится больше, чем любого количества пастухов и фермеров. Я предложил ей устраивать вдохновлённые ночью бесчинства подальше от дома или же, может быть, посеять хаос среди оленей в лесу. Казалось, она едва могла себя контролировать, и я поклялся помочь ей. Мы решили, что её единственный шанс на это — покинуть деревню и поселиться где-нибудь в более глухой местности. Зачем? Я покинул деревню, задавая себе этот вопрос, вдруг почувствовав печаль, даже тревогу, от речистой фразы, которую придумал для себя, что «убийца узнаёт убийцу». Конечно, что-то там было. Может быть, я видел немного от себя в детстве в её дикости и хотел помочь ей преодолеть все препятствия и превратиться из неопределённого дикаря в рафинированного художника смерти. Может быть, я любил её, хотя вряд ли. Я не столь глубоко сентиментален.

Независимо от причины, я решил помочь ей и, выполнив столь простой план, который мы разработали, вернуться обратно к задаче моего работодателя. Вот только, всё пошло не так, святой отец. Другой персонаж входит на сцену моего рассказа, почтенный Каслэйн, и пишет главу, о чьём авторстве я буду сожалеть до конца моих дней.

Этот персонаж, и этот автор — вы.

Каслэйн вскочил на ноги, полы его тяжёлого одеяния вытерли каменные плиты пола. Убийца на диване уставился на него.

— Я наблюдал за вами, пока рассказывал эту историю, и вы с самого начала знали, что это была ваша история, тем не менее, вы слушали. Я рассчитывал на ваше тщеславие, и оказался прав в этом, как и во всём остальном, — он улыбнулся улыбкой волка.

Архи-лектор начал двигаться в сторону двери, с видом человека, который хочет бежать, но не смеет этого показать. Он остановился, услышав шум за своей спиной, и резко обернулся. Человека на диване больше не было. На самом деле священник его нигде не видел. Большое кровавое пятно отмечало место, где он лежал, и мягкая красная подушка из плоти валялась рядом. Почка!

Каслэйн уставился на неё, пытаясь вникнуть. Его разум на ощупь ступал в недружелюбной темноте. Почка была слишком мала, чтобы быть человеческой — козья? Сколько раз он приносил козлёнка в жертву Зигмару в этот святой день, или чьей? Он вспомнил пронзительный крик корчащегося животного и кровь, всегда так много крови…

Разгадка хитрости снизошла на Каслэйна, медленно, но сокрушительно, этого нельзя отрицать. Его лицо исказилось от тревоги, и он обернулся. Убийца стоял между ним и бархатной верёвкой, ведущей к колоколу, с помощью которого Каслэйн мог бы призвать охрану. Он снял с себя окровавленный плащ и стоял перед ним, здоровый и бодрый, на его лице играла улыбка победителя. Каслэйн бросился к двери, но убийца присел и ловко подставил священнику подножку. Престарелый лектор сильно ударился о каменные плиты и прокатился под золочёными бархатными шторами.

Тысячеликий из Магритты шагнул вперёд и резко дёрнул. Шторы упали, собравшись в кучу над священником. Убийца перекатил лектора ударом сапога, несколько раз, пока тот не оказался полностью завёрнут в бархатный кокон. После чего нанёс удар ногой в область, где должна была находиться голова Каслэйна, и приглушённые крики прекратились. Затем он оседлал бархатную личинку и тяжело сел. На секунду, он эксцентрично принял позу рыцаря, скачущего на лошади и начал раскачиваться, как будто и впрямь скакал на коне. Это, казалось, смогло развлечь его на некоторое время, но затем его лицо вновь стало серьёзным. Он полез в сапог и вытащил тонкий стилет, после чего Тилейская Оса наклонился вперёд с этим жалом и начал вырезать отверстие в коконе в том месте, где должна была находиться голова священника. В конце концов, показалось страдальческое лицо архи-лектора, и убийца предупредительно махнул клинком, показывая, что прикончит Каслэйна при малейшей попытке позвать на помощь.

— Ваше нетерпение разочаровывает, и теперь вы не услышите конец моей истории. Истории, часть которой вы написали сам, хотя эту главу напишу я, последнюю главу, в которой появляетесь вы. Я говорил вам, что должен признаться в том, что убил священника. Вы — тот священник, хотя у меня уже не осталось времени, чтобы рассказать вам, почему вы должны умереть.

Магнус переместил взгляд к замочной скважине, но в остальном остался прикован к месту, спина согнута, влажные ладони прижаты к поверхности деревянных дверей. Он видел, как человек уселся на архи-лектора и наклонённый под углом его клинок. Он видел, как человек воткнул его в шею священника, заглушив крик жертвы куском занавески. Он видел, как человек повернулся и вытянул шею, пока он искал глазами пути для отступления.

Магнус слышал и видел всё это, и не смог вмешаться. Он был не в состоянии двигаться, до сих пор. Но когда он, наконец, овладел своим телом, оказалось, что он движется не в ту сторону: его руки тянутся к ручке двери, а ноги не бегут обратно в мраморный зал. Он смотрел, как будто всё ещё оставался всего лишь наблюдателем, как его рука опустилась на дверную ручку. Он выдохнул, когда увидел комнату за дверью, как будто предполагал, что замочная скважина могла показать ему реальность отличную от той, что встретила его сейчас.