Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

и шипя друг на друга, словно дикие коты. Она с трудом различала их резкие и стремительные движения, но знала, что исход будет не в пользу Волка — видела, как тот теряет скорость и слабеет. К тому же Змею не покидало странное давящее чувство, будто сидит она в пузыре, что вот-вот лопнет, преодолев границы возможного растяжения — воздух вокруг стал гуще и плотнее, голова отяжелела, словно чугунный горшок. Она прижала ладони к вискам в попытке сдержать нарастающую боль, крепко зажмурилась и, когда открыла глаза, вскрикнула от неожиданности, увидав перед собой Даримира. Его чумазое лицо в тенетах пыльной паутины выплыло из образовавшегося лаза в полу. Шептун проморгался, привыкая к свету, оценивающе окинул взглядом голубых, что небо над головою, глаз обстановку и поманил оторопевшую Олгу. Пойдем, — ясно прозвучал в ее сдавленном неведомым грузом мозгу дружелюбный голос. Она нерешительно оглянулась на сцепившихся йоков и соскользнула в черную дыру тайника. Дарим схватился за ржавое кольцо, ввинченное в плиту изнутри, напрягся и вернул крышку колодца на прежнее место. На полу, устланном крысиным пометом, чадил самодельный масляный фонарь, из глубины тоннеля, куда спускалась выщербленная временем лестница, тянуло сыростью и тошнотворным запахом гнили. Дарим осторожно взял Змею за руку и потянул за собою, уводя прочь от лаза. Прикосновение его теплых пальцев оказалось неожиданно приятным и успокаивающим. Они преодолели довольно большое расстояние, прежде чем Олга поняла, что дальше идти не в силах, и приложилась горячим лбом к холодному камню стены, стараясь хоть самую малость сбить жар, охвативший ее тело. Она вымученно улыбнулась шептуну, что настойчиво заглядывал ей в лицо, пытаясь определить состояние ведомой, оттолкнула фонарь — глаза вдруг стали бояться его неровного света, и тихо произнесла:

— Все в порядке, голова чуть…

Олга не успела договорить. Земля под ногами вздрогнула, с потолка посыпалась мелкая земляная крошка. Невидимый пузырь лопнул, излившись в эфир потоком тысяч голосов, что заполнили своим пронзительным криком все пространство вокруг. Словно туча стрел, единовременно пущенных вражеским войском, они летели в нее, и каждая достигала цели, вонзаясь в мозг острым ядовитым жалом и причиняя невыносимую боль. Она зажала уши руками, хоть как-то пытаясь удержать раскалывающуюся на части голову, и завизжала, перекрикивая возбужденный, испуганный, радостный и рыдающий говор в своем сознании: “Умер! Ушел! Исчез! Убит! Кто? Дух! Кем? Не важно! Не важно! Не важно! Теперь все иначе. Убийца! Кто? Чужой! Изгой! Зачем? Проклятье! Горе! Плохо! Плохо! Плохо…” Она уже слышала подобное раньше, когда Каменский воеводич пленил ее, одурманив полынным варом, но в прошлый раз этот безумный хор не сопровождался таким буйным движением энергий. Змея чувствовала себя в центре морской воронки, где вода, против законов природы, встала стеною, обнажив песчаное дно. Миг, и волна силы рухнула вниз, подмяла, раздавила хрупкое тельце, закружив безвольные останки, словно горный поток древесную щепку. Боль завернула внутренние колки до предела, и струна нервов, в очередной раз не выдержав напряжения, порвалась, огненной струей полоснув по животу.

Два!

Вторая печать надломилась. Тьма за пределами освещенного круга стала жидкой и полупрозрачной, обратившись в сумрак, запахи, звуки, ощущения сделались четче и ярче, и вместе с наново обретенными способностями и обострившимися чувствами стали громче и болезненнее восприниматься голоса, оплакивающие смерть йока.

Волк проиграл.

Глава пятнадцатая

Страх, смирение, радость

Некоторое время они молча бежали по узкому тоннелю, пытаясь уйти от обвала, вызванного землетрясением, покуда Олга не потеряла сознание от жуткой головной боли. Фонарь погас. Дарим тащил ее на закорках, загадочным образом ориентируясь в полной темноте, и умудрялся при этом сохранять равновесие, спотыкаясь на неровностях и ступеньках. Змея изредка поднимала свинцовые веки, чтобы в очередной раз взглянуть сквозь серый сумрак, подернутый сетью алой паутины, и вновь закрывала глаза, все глубже погружаясь в багряный туман жара.

Внезапная волна свежести, омывшая ее лицо, заставила Олгу очнуться. Сквозь сетчатый занавес кроны пробивались лучи закатного солнца, легкий ветер перебирал тонкими пальцами листья, сбивал с цветов сладкую пыльцу, а впереди, сквозь прореху в густых зарослях поблескивало стальное блюдо озерной глади. Под босыми ногами Дарима недовольно заскрежетала потревоженная галька. Он опустил Олгу у самой кромки озера, смочил руки и отер с ее лба и щек пыль и цепкие паучьи тенета. Она оттолкнула его ладонь, с трудом поднявшись, вошла в воду и, опустившись на колени, погрузилась по самую маковку в блаженную прохладу. Здесь было необычайно тихо, безумные голоса проникали сквозь водную толщу лишь невнятными далекими криками, и Олга, прикрыв воспаленные глаза, слушала, как успокаивается биение ее растревоженного сердца, покуда в сознании не затих последний шепот. Чьи-то руки схватили ее под мышки и выдернули из состояния невесомости и полудремы. Дарим убрал волосы, налипшие на щеках, покачал головою, ласково улыбнулся.

Не надо, утонешь.

Олга, поймав светлый взгляд его голубых глаз, вдруг поняла, что этот человек совершенно здоров и спокоен, что его разум чист и никакие призраки и тени не тревожат его ум. Что-то произошло, пока Змея пребывала в беспамятстве, что-то хорошее, освободившее его от муки и вернувшее ясность подавленному кошмарами рассудку. Она улыбнулась ему в ответ и, обняв за шею, неожиданно для самой себя припала в крепком поцелуе к теплым губам. Шептун вздрогнул, но ответил, а Олга внезапно зарыдала. Дарим отстранился, оттер с ее лица слезы и потянул за собою к берегу.

— Нет, — всхлипывая, произнесла она, — мне надо помыться.

Она стянула мокрую рубашку и принялась с ожесточением оттирать со своего тела уже порядком въевшийся рисунок печати, покуда не почувствовала острую ноющую боль в шее. Змея оглянулась в сторону берега и хотела было крикнуть, но звук застрял в одеревеневшей гортани, превратившись в сдавленный хрип. Дарим приветливо улыбался, выжимая мокрую рубаху, а позади него замерла клубящаяся тень чудовища. Это был Лис, но облик его был ужасен. Он был совершенно черен, лишь алые, без белка, пятна глаз светились в сгустившемся вкруг него сумраке. Прожилки сосудов красной вязью окутывали напряженное тело, напоминавшее в этом жутком орнаменте склон извергающегося вулкана, изрезанного огненными потоками лавы. Лис держал в руке камень, и как только Олга, онемев от ужаса, протянула руку, пытаясь хотя бы жестом предупредить об опасности шептуна, приложил по виску Дарима. Тот обмяк и повалился на бок, уставившись стеклянным взором в вечное ничто. Она кинулась было к безжизненному телу, но Лис преградил ей путь, в буквальном смысле полыхая гневом. От него исходил такой поток испепеляющей силы, что Олга стала задыхаться и