Подружимся с едой, или Наставления всем, кто ест. Записки не только о кулинарии - Райхерт Галина Сергеевна

Свои энциклопедические знания он приобретал и использовал, классифицируя и добросовестно распределяя их «по полочкам». Его дотошность, скрупулезность, терпение, упорство, редкое трудолюбие и трудоспособность, вероятно, могли восприниматься и как излишний педантизм и занудство. Но «сшибать верхушки» было ему несвойственно.

Глубоко чужды таким людям мимикрия и приспособленчество. Похлебкин не считал возможным тратить на это силы и – главное! – время. И на общение тоже жалко было времени, потому что столько надо сделать! Пятнадцать рукописей, которые найдены после его смерти, может быть, даже не все его наследие…

Самодостаточный, с иной системой ценностей и жестким характером, Похлебкин вызывал у окружающих неопределенное, необъяснимое, но вполне внятное раздражение. А сам ощущал кожей, всем существом враждебность внешнего мира. Это присуще людям такого склада. Становится понятным, почему Похлебкин постоянно носил с собой в качестве оружия отвертку (!). Основная и первичная причина скрывалась именно в его повышенной тревожности, а не в том, что он знал о реально существующей опасности.

Тот факт, что он пытался вооружаться, вызывает у многих одобрение и понимание, у некоторых – недоумение. На самом деле у Похлебкина была лихая фронтовая юность, и, по некоторым признакам, эти годы представлялись ему лучшими. Отсюда его выражения: «сходил на разведку», «разведал…». Отсюда потребность иметь при себе оружие, чтобы, по его словам, «постоять за себя». Видимо, во всей своей непростой жизни он так и ощущал себя – разведчиком.

Дальше – больше.

Аутистические личности любой степени адаптированности хотят только одного: чтобы их оставили в покое и не мешали заниматься любимым делом. Вильям Васильевич не пускал никого в дом не потому, что хранил несметные сокровища. То есть сокровища-то (те же книги!) дороги были ему не своей материальной ценностью. Но как улитка может впустить кого-то в свою раковину? Что такое улитка без раковины? Простой слизняк, да еще и беззащитный. Это чувствуют все аутисты и оберегают свое жилище, защищая свой такой уязвимый внутренний мир.

Отсюда сломанные бачки и краны, ну и прочее разрозненное хозяйство, – но и никаких электриков-сантехников. Правда, есть даже выражение такое: «творческий беспорядок». Не любят творческие личности впускать кого-то в свои берлоги. Кстати, беспорядок – тоже вид организации пространства, и в любом – на чужой взгляд! – хаосе хозяева легко находят нужное…

Вильяму Васильевичу достаточно безразлична была окружающая обстановка, поскольку ему требовался минимум бытовых удобств, а беспорядка он мог не замечать. Так что стариковской запущенности, проистекающей от слабости и беспомощности физической и душевной, здесь не было, поскольку он сохранял энергию и бодрость («живчик» – как о нем отзывались). Известно, что неуемная страсть к порядку, погоня за пылинками – другая крайность! – скрывает обычно душевную пустоту и неудовлетворенность жизнью…

Немногие были способны понимать и уважать эту сторону его жизни! Но Галина С, знакомая, раньше всех почувствовала неладное, ходила в милицию, оттуда в ЖЭК (куда, собственно, и послали в милиции, а в итоге получилось, что просто послали). Однако писать заявление и настаивать на вскрытии квартиры не решилась: «Август не простит».

Самоуглубленные личности тяготеют к символике, знаковости. Яркое тому подтверждение – книги В. В. Похлебкина.

И так же явственно прослеживаются символы и знаки в его судьбе.

Отец, революционер Василий Михайлович Михайлов, назвал сына Вил — в честь В. И. Ленина, и Август — в честь Августа Бебеля (а не оттого, что в августе родился). Некоторые настаивают, что первое имя дано было в честь Шекспира, но русскому революционеру до Шекспира было дальше, чем до построения коммунизма. Просто Вильям оказалось благозвучней.

Похлебкин — опять же революционный псевдоним, а попросту кличка, а впоследствии фамилия отца.

Но Вил — еще и имя идола, которого вместе с его храмом разрушил пророк Даниил (Ветхий Завет, Книга пророка Даниила, 14, 22).

Идолы уходят в небытие двумя путями: погасли, подернулись пеплом угли жертвенника, затянуло мелкой паутиной капище, вековая пыль, прах, мерзость запустения и тьма забвения… Или так: пришли отступники, разбили, растоптали, предали поруганию, – и вот вчерашний идол стал жертвой, и сквозь обломки и кости смиренно прорастает трава.

Наверное, неуютно жить в тени величайшего идола эпохи и его Мавзолея… Жаль, что не собраны данные о судьбах тех, кто носил в честь его и самой эпохи пугающие своей корявостью имена.

Своих близких знакомых Похлебкин просил называть его Августом…

Но протянулась нить судьбы от имени-символа через одинокую, скудную жизнь отшельника, труд подвижника к мученической смерти. И заброшенной годами оставалась могила. В год 80-летия Похлебкина ее едва можно было отыскать. Правда, сейчас есть памятник и люди посещают захоронение.

Еще только мощи осталось обрести… (Вздрагивать не надо, дальше будет ясно, о чем речь.)

То, что Похлебкин по убеждениям был марксистом, можно понять при внимательном чтении его книг. Иным он и быть не мог с его родовой закваской, с его фронтовым прошлым…

Но разве мог опытный историк с энциклопедическими знаниями, прекрасный аналитик, не осознавать чудовищных для всего человечества последствий, вызванных непосредственной реализацией марксистско-ленинских теорий? Ведь он считал своим жизненным кредо опираться на опыт прошлого, «…иначе история неизбежно будет мстить за себя – невеждам, самодурам и выскочкам, забывшим, что мир существовал задолго до их появления на свет».

Возможно, эти противоречия углубляли его внутренний разлад и отчуждение от внешнего мира. Не потому ли часто обращался он к темам нейтральным, к той же кулинарии? Его книги на кулинарные темы, выходившие с 1968 года, – в годы, когда идеологически выдержанным обязано было быть любое печатное слово, вплоть до букварей и отрывных календарей, – не содержат даже намека на пропаганду. На их страницах успокаивается глаз…

Как любой одинокий человек, Похлебкин относился к группе повышенного риска. Но некоторые личные качества (уже понятно какие) оказались для него в прямом смысле убийственными.

В криминологии существует такой раздел: виктимология. Наука о жертвах. Некоторые люди в силу особенностей характера и поведения существенно повышают риск совершения в отношении их определенного преступления. Может оказаться значительной так называемая провокационная роль жертвы в механизме совершения преступления. Другими словами, у раззявы чаще украдут; кто возвращается ночью через лес, того скорей ограбят и т. д.

Нелюдимость, замкнутость Похлебкина, почти полный отказ от общения, нежелание пускать посторонних в квартиру наводили на мысль, что ему есть что прятать. А тут еще слухи об огромных деньгах (уже после его смерти говорили о комнате, набитой деньгами).

Бедно одет, покупает из еды кефир да овсянку – копит, кощей, «над златом чахнет». И взламывали дверь за 2–3 года до страшных событий, зашли и осмотрелись: ни телевизора, ни стиральной машины, ни холодильника – книги только! – и вывалились ни с чем. Двери-то после укрепили, даже двойные сделали, с несколькими замками, но – ах, Вильям Васильевич! – чем больше замков, тем слабее дверь…

Слухи потихоньку ползли: деньги и ценности есть, как не быть, да вот где прячет? Кто-то хотел денег, кто-то – редких орденов или что там попадется, для кого-то могли быть важны и рукописи…

С книгами сложней: разбираться надо, да и куда с ними сунешься? Но существуют и особые кражи коллекционеров – не для того, чтобы продать, а чтобы хранить у себя и никому не показывать. В этом случае пропажа нескольких редких книг могла остаться и незамеченной.

Да, эти коллекционеры наперечет, но они не торопятся предъявлять свои раритеты, и к ним не очень-то подступишься.