Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

— У вас остались родные на той стороне фронта? — спросил Агапоненко.

— Да, у меня родители живут в Москве. Мой отец работает в Министерстве легкой промышленности.

— Ну, и что же было с вами дальше?

— Немцы меня не расстреляли, а послали на курсы шпионов в школу гестапо. Но еще перед направлением в эту школу они предложили работать радистом на моей же радиостанции, в противном случае, если я откажусь, они пообещали расстрелять меня. Мне так хотелось жить, и я дал такое согласие. Немцы заставили меня сообщать по рации нашему командованию ложную информацию. Я очень переживал, что совершаю такое преступление перед Родиной. И однажды мне все же удалось сообщить по радио своему командованию о провале. Немцы не заметили этого, и я продолжал работать на них. Затем питание у рации иссякло, и немцы послали меня на эти курсы в школу гестапо.

— Что же с ним будем делать? — шепотом спросил меня Агапоненко.

— Я думаю, давай пока посадим его в какой-нибудь амбар или баню и поставим строгую охрану. Надо будет сообщить Гудкову и Захаревичу, а пока пусть побудет у нас.

— Комиссар, ты помнишь приказ Гудкова «О засылке в населенные пункты, где находятся партизаны, больших групп немецких диверсантов-шпионов детского возраста и инвалидов»? В нем было записано: «Усилить бдительность и не допускать передвижение посторонних лиц через наши населенные пункты». Вот и к нам пожаловал такой шпион. Да, а еще там было приказано закрыть крышками колодцы с питьевой водой. Ты, Володя, проверь-ка все это и проведи специальную беседу с партизанами.

— Хорошо, я это сделаю. А знаешь, Николай, я считаю нужным вынести в приказе по отряду Мозниченко и его товарищам, задержавшим этого шпиона, благодарность.

— Да, надо будет это сделать.

Через несколько дней, после связи по рации со Штабом партизанского движения, за шпионом Малининым прилетел наш самолет. На нем в сопровождении Игнатовича Николая он был отправлен на Большую землю. На военном аэродроме в городе Вязьма, когда приземлился самолет, его уже ждали две легковые автомашины с офицерами нашей разведки. Малинина забрали и увезли.

Наши подрывники все чаще уходили на задания к железной дороге, но не всегда успешно. Франц Питч очень переживал свою последнюю неудачную операцию по взрыву моста, которую они пытались совершить с группой партизан соседнего отряда. Поэтому сейчас с большим восхищением он слушал рассказы наших подрывников, если при этом операция у них прошла успешно. Особенно он подружился с командиром взвода Михаилом Палашом и подрывником Василием Заикиным. Франц уже несколько раз просил Агапоненко, чтобы ему тоже разрешили пойти на это задание. А Агапоненко все откладывал и не давал разрешения. Не потому, что не доверял ему, а просто жалел: как-никак Францу было 43 года, да и здоровьем он похвастаться не мог. Разве мог он угнаться за молодыми, какими были Палаш и Заикин. Но самое главное, нам очень хотелось во что бы то ни стало сохранить жизнь Францу. Ведь немецких коммунистов в партизанах тогда было очень мало. А мы считали, что после нашей победы будет создана новая, социалистическая Германия, в которой такие люди, как Франц, будут очень нужны.

Но после настойчивых просьб Франца командир отряда все-таки согласился включить его в группу подрывников. Захватив все необходимое для диверсии, и в том числе два 152-миллиметровых снаряда вместо тола, которого у нас уже не было, группа партизан во главе с командиром взвода Палашом отправилась на выполнение задания. Перед их уходом мы с командиром отряда предупредили Палаша, чтобы он внимательнее был к Францу.

Наступила вторая половина ноября, а нашим подрывникам никак не удавалось в этом месяце подобраться к железной дороге и взорвать хотя бы один эшелон противника. Поэтому мы большую надежду возлагали на ушедших товарищей. Прошло несколько томительных дней ожидания. И вот наконец-то в обед на дороге к нашей деревне появились они. Впереди, тяжело передвигая ноги, шел Франц. Хотя все они были сильно утомлены этой дальней дорогой, но Франц, увидев нас, шел на встречу к нам, улыбаясь счастливой улыбкой.

— Франц! Как дела?

— Зер гут! — ответил он.

— Подорвали эшелон?

— Я. Я! — протянув руку к рукопожатию, бодро ответил он нам.

После отдыха вечером все подрывники собрались в нашем штабе.

— Ну, Палаш, рассказывайте, как вам это удалось, как Франц вел себя на этом задании.

— О, Франц молодец! Это такой упорный мужик, что надо! Когда мы тащили снаряды к железной дороге, то Франц никак не хотел, чтобы ему кто-нибудь помогал. Васька Заикин, когда увидел, что Франц весь вспотел, пока тащил этот увесистый снаряд, сказал ему: «Устал, наверное, давай-ка я понесу», а Франц только отмахнулся и пробурчал что-то по-своему. Так и тащил этого «поросенка» до самой дороги.

— В каком месте вы подложили снаряды? — не терпелось Агапоненко.

— На другой день, как мы вышли из деревни, к вечеру мы подошли к опушке леса левее поселка Озерцы. До железной дороги оставалось около километра. Начало темнеть. Нам нужно было еще перейти шоссе Орша — Минск. Мы осмотрелись. Шоссе было безлюдно. Благополучно перешли его и углубились в кустарник. Прошли половину пути, а потом кустарник кончился, и началась открытая местность. Вдалеке от нас, справа на железной дороге, темнела будка обходчика. Из нее вышли какие-то люди, освещавшие себе дорогу двумя желтыми огоньками фонарей. Это были немецкие патрули, они вышли проверять свой участок дороги. Мы заметили то место, где они повернули обратно. «Вот здесь мы и будем закладывать снаряды», — предложил я. Совсем уже стало темно, на небе зажглись звезды, луны не было, да и облачность начала затягивать небо. «Пора», — сказал я Заикину. Мы с ним, захватив завернутые в плащ-палатку снаряды, поползли к железной дороге, а Федор Красаев, Игнатович Василий и Франц остались в кустах для нашего прикрытия.

Палаш задумался и замолчал, как бы вспоминая, что же было дальше. Ему на помощь пришел Красаев:

— А мы втроем в это время лежали в кустах и не спускали глаз с железной дороги. Прошло с полчаса, как уползли к дороге наши товарищи. Они еще не успели заложить снаряды под рельсы, как снова от будки двинулись два огонька. Франц заволновался, схватил свой автомат, прицелился. Я его остановил: «Тихо, Франц! Никс шиссен!»

— Когда мы увидели приближавшихся к нам с фонариками немцев, — перебил его Палаш, — то успели закопать снаряды в гравий между шпалами у стыка рельсов, а полностью закончить минирование не успели. Нам пришлось переползти через рельсы, спуститься в канаву и затаиться. Уже были ясно слышны голоса немцев, что-то рассказывающих друг другу. Но, не дойдя до нас несколько метров, они повернули назад. «Кажется, пронесло», — подумали мы. Когда немцы ушли, мы закончили минирование и все хорошо замаскировали. Потом, когда мы возвращались назад, неожиданно прозвучали два винтовочных выстрела. Это стреляли патрули. Они, видимо, услышали какой-то шум, а может быть, просто так стреляли, на всякий случай. Собравшись в кустах, мы все вместе решили отойти к опушке леса поближе к шоссе.