Собиратели Руси - Дмитрий Иванович Иловаиский

Великий Новгород однако мало воспользовался обстоятельствами для укрепления этой самобытности. Обычные явления подобных народоправлений, т. е. притеснения бедных людей богатыми и знатными и вражда первых к последним или черни к боярам, время от времени вызывали бурные смятения и глубоко нарушали мирное течение жизни. Новгородские летописи изображают несколько таких взрывов; но по обычаю ничего или очень мало говорят об их поводах и последствиях.

В апреле 1418 г. какой-то Степанка, обыватель Торговой стороны, повстречал на улице чем-то его обидевшего Данила Ивановича Божина внука, боярина Софийской стороны; схватил его и закричал: «друзи! пособите мне на сего злодея». Сбежавшиеся люди приняли сторону Степанки и с побоями потащили боярина на народное сборище или «людское сонмище». Тут выскочила из толпы какая-то женщина и стала осыпать боярина ударами, говоря, что и ее он тоже обидел. Избитого до полусмерти Данила народная толпа осудила на казнь и сбросила с Волховского моста. Но один рыболов, по имени Дичков сын, взял боярина в свой челн и тем спас его от смерти. Видя это, народ озлобился на рыболова и разорил его дом. Тем дело могло и кончиться. Но Данило Божии хотел мстить своему врагу; он как-то успел захватить в свои руки Степанку и начал его мучить. Узнав о том, простонародье Торговой стороны созвало вече; потом, вооружась, как на войну, и подняв стяг, пошло на Козмодемьянскую улицу, где был дом Божина, и разграбило его; но, не нашед здесь Степанки, принялось грабить другие боярские дома на этой улице и по соседству. Устрашенные Козьмодемьянцы сами отыскали Степанку и привели к архиепископу с мольбою отослать его возмутившейся черни. Владыка Симеон отправил его с своим боярином и священником. Но это не утешило мятежа; вероятно, жалобы Степанки еще более подожгли чернь; она принялась грабить боярские дома на Чудинцевой улице и на Людгоще, и даже Никольский монастырь, разыскивая там боярские имущества; наконец пошла на Прусскую улицу; но тут встретила вооруженный отпор; после чего побежала на свою сторону и стала созывать еще более народу. Весь город пришел в движение. С обоих сторон вооруженные толпы собрались к Великому мосту. В это время разразилась сильная гроза; но толпы не расходились и готовились к рукопашной схватке. Тогда владыка Симеон собрал часть духовенства, вошел в Софийский алтарь, облекся в архиерейские ризы, велел взять большой крест и образ Богородицы, и всем собором отправился на Волховский мост, протеснившись сквозь толпу. Он остановился посредине моста и начал благословлять крестом на обе стороны; а на Ярославов двор, т. е. на вече, послал юрьевского архимандрита Варлаама преподать благословение посаднику Василию Есиповичу, тысяцкому Кузьме Терентьевичу и всему народу. Архимандрит вместе с властями уговорил людей Торговой стороны разойтись по домам; владыка в то же время убедил разойтись свою сторону..

Вражда меньших людей против больших однако не утихла. Спустя три года, опять видим подобный же мятеж: обитатели двух концов, Славянского и Неревского, восстали на посадника Андрея Ивановича за то, что он отнял землю у какого-то людина, Климентия Артемьина; разграбили двор посадника и других бояр; в происшедшей драке пало двадцать человек с его стороны и два со стороны мятежников. Смута кончилась сменою посадника.

В эту эпоху мы читаем уже горькую жалобу новгородского летописца на недостаток правды в самом Новгороде, на притеснения бедным, особенно жителям волостей. «Поднялись ябедники, стали давать ложную присягу; начались грабежи по селам, волостям и по городу, — говорит он по поводу дороговизны хлеба в 1446 году, — и обратились мы в поругание соседям нашим; по волостям нашим происходили частые поборы и великие наезды; везде слышались крик и рыдания, вопль и проклятия на наших старейшин и наш град за то, что не было у нас милости и суда правого».

В связи с этим недостатком правого суда немалую смуту произвели около того же времени перемены и злоупотребления в денежной системе.

В 1410 году Новгородцы почему-то решили отменить обращение своих старых серебряных денег или кун, а начали употреблять в торговле иноземную монету, именно литовские гроши и немецкие или шведские артуги. Но, спустя девять лет, нашли употребление этой иноземной монеты для себя неудобным, распродали артуги Немцам и стали вновь лить собственные серебряные деньги, т. е. как крупную монету, гривны или рубли, так и разменную или куны. По-видимому, в Новгороде каждый гражданин мог переливать свое серебро в монету, но не сам лично, а принося его городским денежникам «ливцам и весцам», которые получали зато плату, но обязаны были наблюдать при отливке известный вес; для чего при церкви св. Иоанна на Опоках существовали городские денежные весы. Злоупотребления состояли в том, что богачи переливали свое серебро в монету не настоящего веса и за то давали посулы тем властям, которые обязаны были их поверять. Как бы то ни было, только в обращении появилось много легковесной монеты, особенно крупной, которую торговцы стали браковать, т. е. не принимали от покупателей. Потерпели от таких злоупотреблений более всего бедные люди. В народе начались ропот и волнение по этому поводу. В 1447 году посадник Сокира, по-видимому, желая угодить народу или прекратить злоупотребления, подпоил одного денежного ливца и весца, по имени Федора Жеребца, привел его на вече и начал допрашивать: «на кого лил рубли?» Тот оговорил 18 человек. Из них некоторых народ немедленно сбросил с Волховского моста, а которые успели скрыться, утех разграбил дома и даже их имущество, хранившееся по церквам («а прежде того по церквам не ис-кивали», замечает летописец, но едва ли верно). «Неправдивые бояре» под угрозой смерти научали Федора оговаривать и еще многих людей. Протрезвись, он объявил, что со своей братией ливцами лил на всех и на всю землю. Оттого сделалось большое смятение по всему городу. Ябедники и голодная чернь произвели открытый мятеж, и едва кого называл Федор Жеребец, тотчас его убивали, а имущество его грабили и делили между собой, хотя бы оно и хранилось в церкви. Городские власти оказались бессильны против этого мятежа; ясно, что по мере упадка их нравственного авторитета возрастали своеволие и необузданность народной толпы. Посадник Сокира, своим неблагоразумным поступком с Жеребцом сам вызвавший буйство и грабежи черни, с горя разболелся и умер.

Но эти внутренние мятежи и смуты встречаются не так часто в новгородских летописях, как разные физические бедствия, посещавшие Новгород и его области, т. е. пожары, голодные года, наводнения и моровая язва.

Пожарным бедствием особенно отмечен 1442 год. В мае этого года пожары возобновлялись три раза: огонь истребил