Собиратели Руси - Дмитрий Иванович Иловаиский

часть Плотницкого и Славянского концов и загородные постройки до самого Антоньева монастыря. Это бедствие сопровождалось самоуправством: разоренные жители кричали о поджогах, хватали подозрительных и одних бросали в огонь, других свергали с моста в Волхов. Но незаметно, чтобы принимались какие-либо меры предосторожности против огня; пожары считались таким же наказанием Божьим за грехи людские, как и другие бедствия, для отвращения которых надобно было прибегать к молитве и покаянию. Точно так же не принималось властями никаких мер на случай голода; хотя Новгородская земля по своему суровому климату и малоплодородной почве часто подвергалась неурожаям, а подвоз из низовых областей затруднялся иногда междоусобными войнами. Так в XV веке, однажды неурожаи продолжались целые десять лет сряду (1436—46 гг.). По словам летописца, хлеб так вздорожал, что две коробьи стоили полтину или более, да и то негде было купить. От голода люди падали и умирали по улицам и на торгу, везде были плач и рыдание. Произошло обычное при таком бедствии явление: много народу разошлось по чужим землям, в Литву и к Немцам; а иные из-за хлеба отдавали себя и свои семьи в рабство иноземным гостям, даже бесерменам и жидам. Кроме ранних осенних и поздних весенних морозов, побивавших озимые и яровые, иногда хлеб пропадал от излишней влаги, т. е. от чрезвычайных дождей и весенних разливов. Сам Новгород также нередко страдал от разлития Волхова. Особенно велико было наводнение в апреле 1421 года; тогда Волховская вода не только снесла все мосты, Великий, Нередицкий и Желотугский, но и разрушила до основания многие хоромы; причем затопила некоторые церкви, так что служба в это время отправлялась на полатях или хорах. Вода обступила или залила около 20 окрестных монастырей, где иноки только на лодках или по мосткам могли ходить в церковь на богослужение. «И в прежние годы бывали в Новгороде большие наводнения, о которых повествуют старые летописцы, но такое едва ли когда случалось», — заметил современник его и очевидец.

Самым страшным физическим бедствием в те времена была, конечно, моровая язва. Так назыв. Черная Смерть 1352 года свирепствовала по всей России, но в особенности опустошила Новгородско-Псковскую землю. В этой земле, кроме того, существовала какая-то особая местная язва, которую летописи называют железой. Вот как они описывают эту болезнь под 1417 годом: «прежде всего человека как будто рогатиной ударит — за лопатку или против сердца, под груди или промеж плеч; он разболится и начнет гореть в огне и харкать кровью (следовательно, поражались легкие); потом выступит пот, за ним дрожь начнет перебирать все суставы; а железа (опухоль) бывает в разных местах, у кого на шее, у кого на стегне, у иного под пазухой, или под скулой, или под лопаткой, или в паху и в других местах; поболеет человек, полежит и умрет». В этом году был особенно сильный мор от железы. Он свирепствовал в Новгороде, Ладоге, Русе, Порхове, Пскове, Торжке, Дмитрове, Твери, по волостям, погостам и монастырям. Умирало столько, что не успевали каждый день погребать (а в древней России умерших обыкновенно погребали в тот же день); в ином дворе осталось один или двое живых, а иные дворы совсем опустели. Набожные люди Обыкновенно желали встретить смерть в «ангельском чину» и спешили постригаться. Против такого страшного бедствия, кроме поста и молитвы, было еще в обычае прибегать к постройке церкви в один день; подобная церковь была, конечно, очень небольшая и называлась «обыденка». К этому средству обратились и теперь. Владыка Симеон со всем собором игумнов и священников и с крестами обошел вокруг всего Новгорода, останавливаясь по разным церквам и монастырям, поя молебны Богу, Богородице и всем святым «о престании гнева Божия». Между тем, граждане, кто на лошадях, кто на руках натаскивали из лесу бревна, и в один день 29 октября поставили церковь во имя св. мученицы Анастасии. Владыка в тот же день освятил ее и совершил в ней литургию. В Торжке также поставили тогда обыденку во имя св. Афанасия{71}.

Несмотря однако на физические бедствия и внутренние смуты, которые нередко посещали Великий Новгород, материальное его благосостояние возрастало. Та значительная доля гражданской свободы, которой пользовались граждане, поддерживала в них промышленный, предприимчивый дух; обширные поземельные владения и прибыльная торговля с иноземцами способствовали накоплению в Новгороде больших капиталов и массы всякого рода произведений промышленности. Накоплявшиеся здесь богатства в свою очередь выражались дорогими каменными постройками и украшениями. В древней Руси жилища даже и богатых граждан еще были деревянные, только простором и количеством теремов, кладовых и служб отличавшиеся от простых людей. Каменное зодчество обращалось почти исключительно на храмы, стены детинца или кремля и крепостные башни. И едва ли какой другой город Руси в эту эпоху мог сравняться с Великим Новгородом в количестве таких построек. Все эти постройки совершались с благословения новгородских владык или их личными хлопотами и иждивением; для чего богатая Софийская казна и большие доходы с архиепископских владений давали обильные средства.

Из всех новгородских владык наибольшей строительной деятельностью отличался преемник Евфимия I Бородатого, Евфимий II, бывший игуменом монастыря на Лисьей горе, когда на него пал жребий при выборе нового владыки. Он управлял Новгородской церковью около тридцати лет (1429–1458) и пользовался чрезвычайным уважением народа, благодаря своему уму, книжному образованию, приветливости и щедрости, с которой расточал свою казну на построение и иконное росписание церквей. Между прочим он соорудил владычные каменные палаты, вместо прежних деревянных, с каменными службами и поварней; а в саду у себя устроил каменную башню с боевыми часами. Украсил он также новой каменной церковью и трапезой Вяжищенскую пустынь (верстах в 12 от города), где когда-то постригся в иноки и провел свою юность.

Евфимий II как новгородский патриот имел большое влияние на политические дела; он был очень предан самобытности Великого Новгорода и также стремился поставить свою церковь в более независимые отношения к Московскому митрополиту. Обстоятельства в то время благоприятствовали этому стремлению; известно, что Москва, кроме княжеских междоусобий, подвергалась замешательствам и в церковной иерархии по смерти митрополита Фотия. Евфимий при жизни Фотия оставался почему-то непосвященным; а потом принял посвящение в Смоленске из рук Киевского митрополита Герасима. Последующий затем митрополит всея Руси, известный грек Исидор, менее всего заботился о подчинении Новгорода московскому верховенству; чем также пользовался Евфимий, Но потом, когда миновали эти обстоятельства и Москва вновь усилилась, Евфимий должен был смириться перед московским митрополитом Ионою и, готовясь к смерти, послал просить у него для себя прощальной грамоты.

Во время двадцатилетнего Московского междоусобья в Новгороде очевидно