Знак Разрушения - Александр Зорич

Кутах, застреленный Урайном на гребне варнагской стены. Множество незнакомцев – дугуны, таркиты, ноторы и, конечно, гервериты. Отказавшие в повиновении или выказавшие малодушие перед лицом врага.

Один герверит показался Элиену чем-то неуловимо знакомым, – и его озарила страшная догадка: это отец Урайна, Парс. Рядом с ним Элиен приметил Фарамму. При виде лица грютского военачальника, искаженного нечеловеческой мукой, Сердце Силы Элиена вспыхнуло багряным огнем.

Но сильнее всего потрясла его встреча с Кавессаром. Да, и он был там. Его панцирь из срезов с конских копыт Элиен узнал и без лика Яростного Тельца, инкрустированного на панцире волчьими клыками.

Все, без исключения все, когда-либо убитые Урайном лично или сокрушенные им через посредство кутах, лишенных собственной воли, были здесь и составляли единое существо. Существу не было названия на языке людей. Только Хуммер умел нарекать подобное. Курган Воинов.

Курган Воинов издал оглушительный стон. Десятки тысяч рук существа погрузились внутрь собственных тел. Во все стороны ударили струйки гнилой крови, до сына Тремгора донесся непереносимый смрад.

Он успел вскочить на ноги, чувствуя приближение смертельной опасности, но не зная еще, что ему предстоит. Руки воинов вернулись на свет; в каждой из них билось живое сердце.

Извращенное колдовство Хуммера породило очередное святотатство. Лишенные сердец один раз волею Урайна, новые тела, призванные из небытия страшным заклинанием, вновь лишили себя сердец – собственноручно.

Курган Воинов потек новым движением, и в Элиена полетели первые сотни сердец. Понимая, что это не сулит ничего хорошего, он отразил многие из них вернувшимся к прежней форме мечом Леворго, но остальные достигли его, и сын Тремгора не смог сдержать крика боли.

Сердца жгли Элиена. Они льнули к его живой плоти, просачивались сквозь кожу Леворго и стремились слиться с ним, подменить его собственное сердце и забиться в его груди, чтобдл обрести новую жизнь. Наваждение Урайна давало им последний шанс. Сармонтазара не видела состязаний страшнее этих.

Элиен чувствовал, что еще немного – и сердца сожрут его, как пиявки пожирают больную лягушку. Сын Тремгора был уже почти полностью погребен под их огромной грудой, которая все продолжала расти. Даже кожа Леворго уступала их буйной воле к жизни.

Но Элиен недаром был Звезднорожденным – его голос был силен. И он воззвал к своим бывшим воинам, чьи души сейчас мучились в Кургане Воинов: к Кавессару и Фарамме, к харренитам и грютам, к таркитам и даллагам. Он заклинал их внять ему и забыть посулы Хуммера, он призывал вспомнить истинное разделение добра и зла, молил остановиться.

Он почувствовал, как ослаб злой жар сердец. Он собрал все силы и выскользнул из недр хищного месива.

Перед ним возвышался Курган Воинов. И в самом его центре сын Тремгора увидел своим новым зрением средоточие изумрудно-зеленого света, повелевающего десятками тысяч плененных человеческих душ. Это был главный враг, без которого измененная материя Лон-Меара никогда не смогла бы собраться воедино и породить эту страшную многолюдную пирамиду. Октанг Урайн.

Элиен, задыхаясь от страшного смрада, на мгновение застыл в нерешительности. Но кожа Леворго сразу же подсказала ему верный ход. Элиен обратил острие змеистого меча против себя самого, нацелился прямо в сердце и вонзил оружие в свою грудь по самую рукоять.

Элиен, сын харренского военачальника Тремгора, нашел свою смерть в Лон-Меаре.

Кутах стремительно приближались. Зеркала были превращены в, бесполезное крошево магией Урайна, и рукотворное солнце больше не препятствовало Воинству Хуммера. Аскутахэ снижался кругами, высматривая свою первую жертву.

Патты спешили укрыться в недрах дворца. Страх подсказывал единственно разумное действие – запереться в просторной Комнате Зеркал.

Но кутах гигантскими прыжками преодолели первую террасу, и вскоре над руинами разнеслись ликующие крики. Самые расторопные кутах уже утолили первый жгучий голод.

Элиен, Звезднорожденный, меченный Багровой Печатью Тайа-Ароан, обрел в Лон-Меаре свое второе рождение. Он знал, что уже никогда не будет прежним, но сейчас не думал об этом.

В Курган Воинов стремительно ввинтилась змея размером с корабельную мачту. Сейчас ей заменял сердце и охранял ее форму меч Леворго.

Сотни рук пытались впиться в него длинными острыми когтями. Но когти соскальзывали, не причиняя вреда крепкой чешуе, и он проникал все дальше в глубь Кургана Воинов.

Урайн ждал. Когда Элиен оказался точно под ним, пришло его время. Короткая фраза на Истинном Наречии – и Курган исчез столь же стремительно, как и возник до этого.

Змея падала вниз, а на нее сверху рушился исполинский скорпион. Он оседлал змею и нанес ей стремительный удар в голову членистым хвостом, на конце которого раздвоенным жалом сверкали два клинка – меч Эллата и Коготь Хуммера.

В последнее мгновение Элиен успел убрать свою плоскую голову ползучего гада влево. Клинки лишь чиркнули по боковому костяному щитку на его морде.

Элиен мощно содрогнулся всем своим сорокалоктевым телом и сбросил Урайна с себя. Но уже в следующее мгновение иззубренные клешни скорпиона сомкнулись у основания его головы – там, где человеку привычно ощущать шею.

Клешни не смогли сокрушить его прочную чешую, которой стала кожа Леворго, но глубоко вгрызлись в нее и не отпускали. Урайну оставалось лишь нанести роковой удар.

Но сын Тремгора опередил его. Последние двадцать локтей его змееобразного тела намертво переплелись с хвостом скорпиона. Раздался сладостный для слуха Звезднорожденного хруст.

Хвост вместе с обоими клинками был выломан. Раненый скорпион, заскрипев, как мельничные жернова, перемалывающие кости, судорожно усилил хватку. Сознание сына Тремгора помутилось, но у него еще оставались силы, чтобы стремительно распрямить тело и зашвырнуть хвост скорпиона туда, где оканчивался Знак Разрушения…

Последний шаг своего пути Тиара Лутайров проделала в полете. Меч Эллата, вывернувшись из безжизненного хвоста, ударился о Круг Чаши в двух локтях за роковым пределом.

Знак Разрушения был дописан, и солнце Лон-Меара возопило.

Круг Чаши затопил яркий всеиспепеляющий свет. Из-под земли донесся гул, который стремительно нарастал.

Спустя несколько секунд уже нельзя было бы расслышать и грохот молота Висморлина, случись Висморлину заколачивать свои алмазные гвозди в Круг Чаши.

По куполу Чаши не пробежало ни одной трещины. Он взорвался весь разом: каждая мельчайшая частица его отделилась от всех прочих частиц, и с куполом было покончено.